Я расслабилась и пошла следить за своими подопечными, одним глазом наблюдая за их променадом, а вторым поглядывая на поделки, которые еще не видела в этом мире. Смотреть было на что, и я с радостью обнаружила более простую, чем моя, одежду, хорошие веревки и железные ведра, кисти из щетины. Купила несколько свистулек из дерева для Мэри, сшитую из веревок куклу, и только когда положила ее в свою сумку, поняла, что ни одной куклы я у девочки не видела. Почему я не думала об этом раньше?
– Тупая дура, Полка, ты просто машина для планов, - ругала я бывшую хозяйку своего тела и маму малышки. – И сама сейчас не лучше, столько времени прошло, а ты вовсе и не задумалась об игрушках. Таскала свои страхи, переживала о деньгах, даже начала думать, что и без Филиппа обойдешься, а он ведь их отец, и любили они его больше, нежели Полку.
Потом я вспомнила, что моя жизнь в прошлом тоже была лишена спонтанных радостей. Планы, которые нужно выполнить, цели, которых надо достичь. И все. Вся моя жизнь. Оттого и не было у меня семьи. Невозможно жить по расписанному графику в нарисованной избушке из вещей в строгом скандинавском стиле. Там даже летом холодом веет от «теплых» пледов. И от моего сердца таким же холодом тянуло. Уверена.
Покупала все, что могло понадобиться и моментально нагружала ношей своих помощников. После того, как у каждого в руках оказалось по два ведра, успокоилась вовсе – ставить их на землю было нельзя, ведь проныр здесь хватало, кроме их самих.
Хорошие одеяла, и даже более дешевые, чем в городе, подушки с пухом, несколько домотканых полотнищ, чтобы поменять белье под Филиппом. А потом я увидела еще кое-что очень интересное! На самом краю рынка сидела старушка, перед ней стояли развернутые мешочки с сухой травой, но самое главное – на ее руке висели разноцветные полотенца. Темно-синее, красное и зеленое. Цвета были достаточно густыми. И продавала она явно не полотенца.
– А что это за травка у вас, кора? – обратилась я к сухонькой бабушке лет восьмидесяти.
– Это не травка, милая, да и не кора я никакая. Безродная я, - довольно бойко заговорила она в ответ, только вот я заметила, как ей понравилось, что ее назвали корой.
– А что же?
– Квашеные цветы, милая. Ими можно ткань выкрасить. Она недорогая, и везде ее за глаза, а я продаю, потому что больше ничего и не могу. Собираю, квашу, сушу, и сижу здесь весь день. Больше из жалости хлеба дают.
– А сколько раз вот это полотенце крашено? – указала я на синий.
– Раза два. А если сразу оставить в горячем дня на три, то и один можно. Главное – не кипятить, а то больно темный будет, такой, что и цвет не понятен станет. То ли черный, то ли серый грязный.
– На ведро сколько такой травы надо? – спросила я, прикинув объемы своих ванн. Да, я хотела разноцветные доски. Белая краска, больше похожая на белила, здесь была, а вот синей и зеленой в интерьере не видела никогда!
– Куда тебе ведро? В тазике завари, и делов, - удивленно переспросила старушка.
– Надо мне ведро полное. Так сколько на него сыпать твоей «квашеной травы»?
– Поди весь мешочек и надо, милая, - с надеждой продать ответила та. Я понимала, что ей хотелось продать все, но я ее не винила в этом. Сама всегда у метро покупала букетики у бабулек, чеснок и зеленый лук, хоть и понимала, что не домашнее, на том же рынке куплено, с которого иду. Больше им никак не заработать.
– Давай эти три мешка разного цвета. Коли хорошей краска окажется, приду еще. Мне много надо будет, - ответила я и подала ей мелочи три кругляша.
– Куда же ты столько, и одного много, милая, - заполошилась она, видимо, стало стыдно.
– Бери, главное, расскажи все премудрости: в какую воду класть, прежде чем греть, или в кипяток, сколько полагается держать, как потом стирать, не полиняет ли.
Она делилась всеми секретами, и особо дала понять, что ежели не хочу, чтобы руки еще сильнее стали грязными, надо работать палкой. Я сжала руки в кулаки, пряча свои черные ногти, которые все никак не могла отмыть, потому что доски красила теперь ежедневно.
– А потом масла на тряпки налей. Подержи час, и золы сыпь.
– Это зачем?
– Закрепнет краска, и масло отойдет, - прищурив глаз, старуха, видимо, выдавала какую-то страшную тайну, но я красить тряпки не собиралась. Мне нужно было сделать колер для белил и дерева. Со временем наш «дорогой сорт» из коры и шишек приестся, а за это время мои пробы с этими травками могут дать более интересный цвет.
Я поблагодарила старуху и, забрав три мешка размером чуть меньше наволочки, потопала к моим, уставшим от ведер и утрамбованного в них груза в виде кистей и ткани. Вылазкой я была довольна более чем.
Клод выбрал лошадку с именем Тауара, но я мигом перекрестила ее на наш стиль, и она стала Тамарой. Вместе с продавцом тележек Клод впряг ее в новенькую коляску, где сзади,и правда, был короб достаточный, чтобы готовые наши доски привозить к заказчикам и собирать.
Душа пела на обратной дороге, Клод, довольный покупкой, управлял нашей новой помощницей, коляска пахла свежим деревом. Мои уставшие от красивых пиджаков мальчишки сидели, понурив головы. Думаю, на их взгляд вылазка была бесполезной. Краем уха я услышала что-то вроде «даже куска мыла домой не привезем, стыд».
Дома, пока обустраивали место в сарае для нашей Томочки, я напоила лекарствами Филиппа, обтерла его, поменяли с Гарри всю его постель и нанесла мазь. Раны можно было больше не мазать, потому что раны начали затягиваться. Он худел на глазах. Шрам возле нижней губы навсегда сделает ее более пухлой и будет тянуть на левую сторону, но бородка должна скрыть это.
Сейчас, без растительности на лице, которую тщательно выбрили ребята Норы в первый день, он выглядел незнакомо. Фиолетовые синяки стали желтыми, и даже разлившиеся на боках, похожие на грозовое облако гематомы стали более прозрачными. Тело шло на поправку, боролось, а вот его разум, видимо, сопротивлялся жизни. Он считал, что Мэри мертва, и смысла жить у него нет. И Полка. То есть, я.
– Фил, прошу тебя, услышь меня хоть на секунду. Мы живы, здоровы, и ждем, когда ты снова будешь с нами. Я силюсь вспомнить что-то еще из нашего прошлого, но даже если у меня не получится, я обещаю полюбить тебя если не так же, как Полка, то не меньше точно, - я говорила тихо, то и дело оглядываясь на открытую дверь.
В комнатушке теперь было даже слишком тепло. Трубы из моей красильни, идущие через эту комнату, грели ее даже очень. Но скоро будет зима, и тогда трубы эти будут спасением.
Нора уехала без меня рано утром. Как сказал Гарри, она просила передать, что теперь нет смысла что-либо начинать сначала. Они планируют попасть на корабль и уплыть в королевство Саттовер. Там проще будет затеряться, разделившись на группы, изображая семьи. Большая часть этих детей была в розысках, и здесь им грозила бы смерть в случае любой поимки за воровство. А добыть себе хлеб другим путем они просто не могли.
Я хотела было броситься искать коляску и догнать их, отговорить ее, оставить здесь, чтобы открыть еще одну мастерскую, дать всем работу, но в последнюю секунду присела и поняла – Нора все это делает для того, чтобы Мэри была в безопасности. Чтобы у них оставался шанс, если Филипп придет в себя.
Краски бабушки оказались прекрасной заменой колеру. Цвета при смешивании с белыми белилами получались нежными, будто краску добавляли в сметану. Синий стал «черничным йогуртом», красный – малиновым, а зеленый – нежным лаймовым. Но это были заделы на будущее, и я верила, что мне в руки попадется дом, стены которого после моей кисти будут не белыми.
Краска при смешивании получалась и шоколадной, и фиолетовой. Яркие цвета пока были не нужны, да и дерево не особо впитывало светлые оттенки. Но «шоколад» я решила использовать уже сейчас. Для всего «гарнитура» он был темноват, а вот для отделки обрамлений – в самый раз. Было даже немного жаль, что кухня Дэйзи уже в масле, и нельзя привнести этот цвет в нее, но я обратила внимание на пол. Узенькие доски, которые уже сильно затерлись, и в проходных местах изменили цвет, вполне можно было подновить.
