— Орут, лечебный настой разливают, — пробурчал владелец глаз.
Парень полез под кровать, на которой лежал Ирвинг — собирать осколки чашки.
Ирвинг огляделся. Они находились в довольно большой комнате. Стены были выкрашены белой шаровой краской, что придавало ей какой-то медицинский вид. Палата госпиталя ООН, в котором довелось лежать Ирвингу после того, как он попал на «лестницу в небо», выглядела так же. В два широких окна, открытых по случаю теплой погоды, беспрепятственно вливалось солнце. Обстановка была скорее аскетичной чем роскошной — широкая низкая кровать Ирвинга да соломенный тюфяк в углу, на котором, очевидно коротал ночи ухаживающий за больным медбрат. На небольшом столике у изголовья стоял поднос и темный кувшин. С тем самым лекарственным настоем, догадался Ирвинг. Так же он заметил стул, на котором висела какая-то одежда.
— Где я? — спросил Ирвинг.
Паренек выбрался из-под кровати, сложил осколки на поднос. Задумчиво глянул на стремительно высыхающее пятно на полу и ответил:
— Это Хутынский монастырь.
Ирвинг помнил, что зачем-то хотел добраться именно сюда. Он обрадовался, что достиг цели. Теперь Ирвинг смог внимательнее рассмотреть парня, которого сначала принял за медбрата. Скорее всего, это был послушник или молодой монах. Ему было лет восемнадцать на вид. Круглое лицо его светилось прямо-таки детским добродушием. Он был невысокого роста, худенький, насколько позволяла судить безразмерная коричневая ряса. Волосы его, от природы светлые, выгорели на солнце до бело-соломенного цвета.
— Как тебя зовут?
— Пётр, — ответил парень.
— Как давно я здесь? — спросил Ирвинг.
— Я не могу вам сказать без разрешения батюшки, — скромно потупившись, отвечал Пётр.
— Так позови его, — предложил Ирвинг.
— Вы бы пока оделись, — сказал Пётр. — Эта одежда — для вас.
Послушник удалился. Ирвинг с грустной завистью посмотрел ему вслед. Он был года на четыре старше этого парня. Но в этих коротких четырех годах уместилась целая жизнь. Как бы он хотел Ирвинг смыть с себя всю грязь и цинизм, и вернуть себе такую же невинность тела и духа!
Увы, это было невозможно.
Ирвинг выбрался из постели. Выяснилось, что из одежды на нем одни голубые трусы. Подойдя к стулу, он снял висевшую там одежду. Черные джинсы и кожаные мокасины принадлежали ему, а вот свитер с эмблемой любимой рок-группы хозяева заменили на мягкий коричневый анорак. Ирвинг сунул руку в карман джинсов. Как он и думал, сигареты у него тоже забрали. Руку Ирвинга кольнуло что-то острое и холодное. Он вытащил вещицу. Это оказалась застежка от старинной книги.
Воспоминание стояло рядом, как назойливый родственник на похоронах, который явился только за тем, чтобы послушать завещание. Ирвинг отгонял его, как неправдоподобно жестокий сон. Но оно отчетливо проявилось.
… Жуткие нечеловеческие рожи гнусно ухмылялись из давно лишенных стекол оконных проемов университета. Жадно-голодные глаза следили за двумя идущими по дороге путниками.
— Кто это? — спросила Даша.
Растрепанную книжку она взяла с собой и теперь шла, плотно прижимая ее к груди обеими руками, словно щит.
— Там никого нет, — ответил Ирвинг.
Один из монстров, обиженный таким заявлением, хватил шипастым хвостом по штукатурке. По зданию прошел стон.
— Что же это у вас, как чего не хватишься — ничего нету, — раздался гнусавый голос откуда-то сверху.
Кто-то мерзко хихикнул.
— Он жжется, он жжется, — зашелестело в ветвях деревца, что выросло на крыше развалины.
— Я знаю, кто это, — сказала Даша. — Это книжные черви.
— Великоваты они для червей, — пробормотал Ирвинг.
В этот момент он жгуче жалел, что у него нет с собой бластера или хотя бы ножа. Но чудовища хоть и подступали совсем близко к дороге, пока не атаковали.
— Да и не похоже, чтобы они питались бумагой, — добавил Ирвинг.
Он смерил взглядом увесистое, округлое, как самовар, брюхо желтоглазого чудовища.
— С бумаги так не разносит, — заключил Ирвинг.
— Они едят не бумагу, — терпеливо сказала Даша. — Они питаются идеями, заключенными в книгах. Это — духи книг. В этом крыле находилась университетская библиотека.
Ирвинг совсем уже собрался отобрать у нее книгу и бросить монстрам, чтобы отвлечь их внимание и удрать, пока они будут драться между собой за странички комикса. Парень остановился на полпути.
— Духи книг? — сказал Ирвинг. — Откуда ты знаешь?
— Мне дядя Карл рассказал, — ответила Даша. — У него есть книга, в которой тоже живет дух. Он мне его показывал.
Страшное подозрение кольнуло Ирвинга.
— Ты ее читала? Касалась ее? — почти закричал он.
— Да, — ответила Даша. — Дух книги со мной говорил. Он такой веселый, его зовут…
— Замолчи, — сказал Ирвинг и сильно дернул ее за руку. — Шевели ногами.
Дальше он помнил плохо. Когда они подошли к кладбищу, высокий парень в десантной форме окликнул их и попросил прикурить. Ирвинг остановился и полез в карман, чтобы потянуть время. В следующий миг он заметил, что у парня нет тени. Свет луны беспрепятственно проходил через него. Пятнистым он казался из-за черно-белой березки, перед которой стоял.
… Кривые когтистые лапы высовываются из-под земли. На руке мальчика в пионерской форме сидит голубь, подобно охотничьему соколу. Зеленые проплешины эрозии на бронзовой кепке и руке кажутся язвами прокаженного, нечеловеческие насмешливые глаза, и этот кошмарный смех…
А ведь они ему что-то говорили, эти черви книг и могил. Звали за собой, кажется.
Ирвинг тряхнул головой. На подносе, помимо кувшина, обнаружились аппетитно дымящиеся тарелки, а так же деревянная ложка с выжженной на ней симпатичной лисичкой. Надо было поесть. Но у Ирвинга встал ком в горле. Он придвинул стул, устроился на нем, взял ложку в руки и принялся ее рассматривать. Лисичка стояла на задних лапах. Пушистый хвост кокетливо выбивался из-под юбки. В лапках она держала корзинку, из которой торчали шляпки грибов. От бесхитростного обаяния картинки у Ирвинга полегчало на душе. Он запустил ложку в суп и принялся есть. Ирвинг не чувствовал вкуса пищи, хотя понимал, что это должна быть добротная и сытная монастырская еда. Опустошив тарелки, он машинально аккуратно составил их одна в одну и выглянул в окно. Массивный священник в малиновом стихаре, сопровождаемый Петром, двигались через двор от собора к длинному серому зданию, имевшему форму буквы «Г».
— Я отец Анатолий, — несколькими минутами позднее представился священнослужитель. — Пётр, ты нам пока не нужен.
