— А как было со мной? Я же не несу в себе ни единой нити, я прохожу сквозь них. Но это означает, что мне не создать новый мир.
Ксаррон задумчиво куснул губу.
— Ты дракон, но твоё предназначение состоит в чём-то другом. Пусть кто-то называет тебя проклятием и карой нашего рода, но мне всё видится немного иначе. Кто знает, может быть, Разрушители необходимы, чтобы Купель не иссякала?
Чтобы удерживать драконов от бесконечного размножения, а при особой надобности развеять прахом пару-тройку зарвавшихся наглецов, обеспечивая строительный материал для следующих поколений.
И ради этого я убил свою мать?
Ради того, чтобы кто-то другой мог появиться на свет?
Ради... жизни.
Боги, вас самих следовало бы проклясть. Самым страшным проклятием, когда-либо существовавшим в мире. Но если задавить в себе ярость, хотя бы на несколько минут, если утихомирить ненависть и посмотреть с другой стороны...
Появление Разрушителя было не карой, а бесценным даром. Пока он живёт, драконы могут черпать из Купели и расширять существующий мир, когда уйдёт — жить в равновесии, и так без конца и без края. Боги наказали своих первенцев, но дали им возможность выжить. Да, ценой жестоких ограничений, но они, как ушат холодной воды, заставили задуматься над совершёнными ошибками, и если исправить содеянное уже невозможно, то в силах Повелителей Небес не повторять старые глупости. Драконы узнали и хорошо изучили лик Зла, теперь есть надежда, что и лик Добра не останется в неизведанной тени.
Разумно. Действенно. Без лишних хлопот. Ни злиться, ни даже рассердиться не получается. Кукла на ниточках, которую то вынут из сундука, то снова спрячут в пыльной темноте, но сами кукловоды — рабы её нелепого танца над бездной времени.
И всё же почему...
— Почему меня не лишили возможности влюбляться?
Ксаррон удивлённо расширил глаза:
— Потому что так сделать попросту невозможно, и не только с тобой, а с любым живым существом. Это свойство, само по себе рождающееся на стыке плоти и сознания и неспособное подчиняться. Вообще неспособное, понимаешь?
— Оно опасно.
— А любовь смертоноснее всех прочих чувств, уж можешь мне поверить!
— Я не должен любить.
— Это твоё право. Неотъемлемое. Хочешь — люби. Не хочешь — не люби.
— Я серьёзно, Ксо!
— Я тоже. — Он устало подпёр голову рукой. — Либо это случается, либо нет, но избежать любви нарочно никому ещё не удавалось.
— Ты сказал, что я сделал Шеррит предложение.
— Верно.
— Но как у меня могло получиться, если я и сам не понимаю, что творил?
Кузен улыбнулся уголками рта:
— Попробую объяснить, как всё это происходит. На собственном опыте, разумеется, но не думаю, что суть процесса существенно разнится в зависимости от участников. Когда встречаются драконы, предназначенные друг другу, их обоих охватывают схожие чувства, среди которых преобладает уверенность. Вот мой муж. Вот моя жена. Сомнений в таких случаях не бывает, а раз сомнений нет... Как правило, более церемонные натуры оставляют признание до традиционной встречи, свидетелем который ты был. Более нетерпеливые приступают к делу немедленно. Мужчина предлагает, женщина... Ну, скажем, соглашается. Впрочем, в редких случаях бывает и наоборот, это не имеет особого значения. Главное, что представляет из себя предложение как таковое. Помнишь элроновское?
Разве можно забыть? Горы, степи, леса, коврами расстелённые на сотни миль, сверкающие нити рек и глаза озёр, неприступная синева неба... Целый мир.
— Помню.
— Каждый из нас предлагает избраннице не много и не мало, а всего лишь себя. Свой мир. Кстати, она может и отказать, если поймёт, что не способна сплести собственные Нити с предложенными. Так тоже бывает, к сожалению. И это самая страшная трагедия, которая может случиться. Но тебе повезло.
— Разве?
Ксо наклонился над столом, несмотря на раздражённую попытку Киана удержать рыжие пряди, и заговорщицки прошептал:
— Она не отказала.
— Потому что пришла?
— Да, потому что пришла.
— Но что я мог ей предложить? Вернее... Что я предложил? Ты видел?
— Свой мир, что же ещё? И я... — Кузен виновато пожал плечами. — Не видел. Первое признание в любви — таинство только для двоих. Но если она согласилась, значит, готова принять тебя.
Куда принять? Как? Малейшее моё прикосновение ранит её, не говоря уже о составляющей плоть дракона магии, исчезающей бесследно! Разве мы можем быть вместе?
Но Ксаррон уже не смотрел в мои глаза, продолжая с мечтательной грустью:
— Шеррит пришла, чтобы помолвка состоялась. И... она таки состоялась.
— Помолвка?!
Она пришла, и она... Осталась. Она постаралась принять мой мир, такой пустой, такой неопределённый, такой... Огромный. Ей было страшно смотреть в пасть Пустоты, но и отступить было некуда.
Я не могу простить её. Не могу простить попытку убийства по одной странной причине, естественной и необъяснимой одновременно. Невозможно простить за то, в чём не можешь винить. Ведь нет никакого смысла ненавидеть свою правую руку только потому, что она — не левая.
— Я не думал, что мы...
— А ты вообще о чём-нибудь думал, когда крушил трактир? Кстати, мне пришлось немало потрудиться, разбирая хаос порванных тобой Нитей. Хорошо ещё, что Виллерим находится в моих владениях и нет нужды просить у кого-то понимания и помощи, иначе...
И как я мог забыть? «Три пчелы», втянутые в воронку беснующейся Пустоты. Трактир должен был рухнуть. Он и рухнул бы, если бы Ксаррон припозднился хоть на минуту.
— Прости, я не понимал, что творю.
— Даже если бы и понимал, не мог бы поступить иначе! — Кузен щёлкнул меня по носу. — Только впредь для демонстрации своих чувств выбирай более пустынные места, хорошо? Потому что барханы легко восстановить в первозданном виде, а подбирать возраст штукатурки гораздо сложнее.
Тратить время и вытягивать из собственной плоти новые Нити, чтобы починить сломанное... Не слишком ли велика честь для обыкновенного питейного заведения?
— Мог бы просто дать трактирщику денег. Например, столько, чтобы можно было снести старое питейное заведение и соорудить новое. Казна Академии не обеднела бы, верно?
Кузен нахмурился, правда, через мгновение, словно вспомнив, что наши с ним кладовые знаний пополняются из совершенно разных источников, рассеянно кивнул:
— Не обеднела бы. Но ожидание в течение месяца или двух, пока домостроители справлялись бы со своим делом, нанесло бы ущерб не только и не столько Академии, а всему Западному Шему.
— Каким образом?
— Трактир служит местом встречи с полевыми агентами. Или ты думаешь, настоящий гройг обосновался бы на материке без уважительной причины?
