— Каким образом?
— Трактир служит местом встречи с полевыми агентами. Или ты думаешь, настоящий гройг обосновался бы на материке без уважительной причины?
— Мало ли что бывает на свете?
— И мало, и много бывает. Но против своей природы живое существо преступает лишь при крайней надобности, — наставительно подытожил Ксо.
— Скажи честно: ты предложил, а он не смог отказаться, да?
Тонкие губы растянулись в мечтательной улыбке:
— Кто же из гройгов откажется послужить во славу Драконьих Домов?
Это точно. Гройги — народ, выросший под чутким оком Старой Гани и по собственной воле живущий почитанием одного из драконов, пусть и являющегося таковым больше на словах, нежели на деле. А что ещё важнее, островитяне не приучены соперничать друг с другом доблестью, проявленной на поле боя или в мирном труде, а стало быть, о поручении, данном одним из Повелителей Небес, станет известно только с драконьего дозволения или же никогда. Собственно, благодаря упомянутому свойству характера гройги много предпочтительнее даже тех же эльфов, неспособных удержать язык за зубами, если речь заходит о подвигах и славе. Впрочем, что взять с детей?
— Я очень много напортил?
— Серединка на половинку. Ничего непоправимого по крайней мере не случилось.
— Могу чем-то загладить свою вину?
— Лучше забудь, потому что от твоих действий вреда бывает больше, чем пользы. Хотя... — Ксаррон осторожно помял виски кончиками пальцев. — Нам всё же стоит кое о чём поговорить. Правда, не здесь.
Киан оскорблённо сделал вид, что вовсе не слушает разговор, происходящий за кухонным столом, но кузен только махнул рукой:
— Можешь обижаться сколько влезет, мы всё равно пойдём наверх, потому что без наглядного пособия не обойдёмся, а просто так таскать его по дому несколько затруднительно.
Когда первый из трёх лестничных пролётов остался позади, я воспользовался любезностью Ксо, плавно сменившего тему беседы, и спросил, стараясь ещё дальше отодвинуть собственные переживания:
— Как себя чувствует герцог?
— А как может себя чувствовать старый усталый человек, да ещё переживший, мягко говоря, не самые спокойные дни своей жизни? — усмехнулся Ксо. — Не слишком счастливо.
— Я не об этом. Его полностью удалось избавить от приворота?
— Если ты имеешь в виду ворчанку в его крови и плоти, то да. Пара дней особого стола, опять же всякие травки-муравки... Знакомый тебе лекарь хорошо знает своё дело.
Гизариус? Не сомневаюсь. Но тем не менее отрадно слышать. Значит, зелье можно выгнать из тела, не нанося вреда. А как обошлись с разумом?
— Приворот перестал действовать сразу же?
Ксаррон остановился и обернулся, внимательно изучая выражение моего лица.
— Нет. И думаю, ты знаешь почему.
Конечно, знаю. Кровь можно очистить от малейших следов яда. Быстро или медленно — зависит уже от мастерства лекаря и жизненных сил пострадавшего. Однако чтобы биение сердца вернулось к прежнему ритму, тоже необходим некоторый промежуток времени, и мне почему-то кажется, что он способен растянуться до целой вечности, ведь узники не всегда стремятся вырваться из оков.
— Но сейчас всё уже позади?
— Мы питаем на это надежду, — сухо ответил кузен и продолжил восхождение на второй этаж.
Вот так. Никакой уверенности, одна лишь надежда. Если даже Крадущийся поминает имя всеми обожаемой, но неуловимой дамы, на деле всё серьёзнее, чем могло показаться сначала.
— Но герцог ведёт себя как прежде?
— По свидетельству близких к нему людей? Да.
Уже хорошо. Не думаю, что Магайон стал бы лукавить, притворство не в его характере. Он не скрывал свою влюблённость, значит, скорее всего, не стал бы скрывать и то, что чувство осталось неизменным.
— А женщина?
— Что женщина?
Я не мог видеть лица Ксо, но по тону голоса чувствовалось, что кузен не рад заданному вопросу.
— Как поступили с ней?
— Почему ты спрашиваешь обо всех, кроме главного преступника?
Ах да, названый братец Меллы... Вот как раз его судьба волнует меня менее всех прочих.
— А должен?
— Скажем, ты мог бы поинтересоваться целями, которые он преследовал, а я бы ответил, что нам не удалось ничего выяснить по причине... Догадаешься сам?
Если милорд Ректор начинает ехидничать, значит, оправдались самые печальные предположения.
— Он умер?
— Какая поразительная проницательность! — Ксаррон свернул с лестничной площадки в галерею второго этажа.
— Сам убил себя?
— На теле не было следов насилия.
— Яд?
— Ничего похожего. Сердце просто остановилось.
— Такое бывает. От страха, к примеру.
— Бывает, — согласился кузен. — Но уж очень не вовремя. У парня хватило смелости заявиться в столицу и прибрать к рукам одного из влиятельнейших аристократов королевства, а тут вдруг испугался? Он ведь даже не предпринял попытки убежать, когда стража пришла в дом герцога. И не стал сопротивляться при аресте, словно...
— Словно знал, что ему всё равно не придётся говорить.
— Именно.
Ксо распахнул широкие створки и переступил через порог большого и очень странного помещения. В каком-нибудь другом богатом доме я бы решил, что оно предназначено для танцев — любимого времяпровождения придворных красавиц, юных и не очень, но в доме ректора Академии совершенно пустой зал вызывал закономерные вопросы. Ни стульев, ни столиков, ни шкафов, даже стены и те пустые. Кроме одной, почти на всём своём протяжении закрытой ковром, на котором чьи-то умелые руки выткали удивительной точности карту Западного Шема.
— Ты ведь что-то знаешь, а, Джер?
По крайней мере думаю, что знаю. Но и мнимой уверенности иногда бывает достаточно, верно?
— Зачем мы пришли сюда?
Кузен изящно встряхнул кистью и, словно шулер из-под манжеты, скинул в ладонь невесть откуда взявшееся, но уже хорошо знакомое мне кольцо.
— За ним. Можно сказать, оно привело нас сюда.
— Кольцо полевого агента?
— Да. Посмотри на узор повнимательнее. Видишь сплетение линий?
— Что в нём особенного?
— Оно не повторяется более ни на одном кольце, потому что...
Ксаррон щёлкнул пальцами, и ковёр, собираясь упругими складками, медленно пополз вверх, открывая взгляду...
Ту же самую карту, только нанесённую на штукатурку стены. Но в отличие от тканого изображения рисованное было расчерчено клетками разного размера, в каждой из которых на фоне лесов, полей, рек или гор виднелись разноцветные кругляшки. Подойдя к стене почти вплотную и всмотревшись в ближайший ко мне восковой комочек, я увидел на белой поверхности чёткий оттиск.