Узор с кольца? Да. Или очень похожий на него. Значит, в одной из этих клеток непременно должен отыскаться и тот, что оставил умерший полевой агент, отправляясь на задание?
Ксаррон, словно прочитав мои мысли, указал рукой в сторону северо-западной части карты:
— Верхнее течение реки под названием Тэйн. Он должен был быть там.
Точно. В клетке, охватывающей большую часть реки и прилегающей территории, размещался кругляшок с нужным нам оттиском. Теперь мы знаем, откуда пришёл полевой агент. Но на какой миле пути он превратился в убийцу?
— Значит, он самовольно покинул назначенный ему участок наблюдения?
— Да. До следующего отчёта было не меньше полугода, да и то вряд ли парня стали бы вызывать, места там тихие, можно сказать, сонные, и если что происходит, то не чаще раза в сто лет.
— А он давно служил именно там?
— Года три.
— И всё это время не было никаких тревожных донесений?
Ксаррон скрестил руки на груди.
— Нет. К чему ты клонишь?
— Я был в Элл-Тэйне. Несколько дней назад. Ты разве не знал?
Изумрудные глаза напряжённо сощурились.
— Ни я, ни кто другой из драконов не может угадать, в каком месте мира ты находишься, пока не произойдёт разрушение Прядей.
Всё верно. Я вышел из Потока через естественные врата и первый раз воспользовался своей силой только в Виллериме, когда собирался защищаться от покушения. Но в сведениях, срисованных Боргом с белокожего тела сестры Королевского мага, должно было упоминаться название. Не могло не упоминаться. Хотя...
— Ты читал отчёт?
— О приключениях одной незадачливой парочки? — съязвил кузен. — Мельком. Меня больше интересовали выводы, сделанные на его основе.
— В отчёте должно было быть слово «Элл-Тэйн».
— Возможно, оно там было. — Рыжие пряди раздражённо качнулись. — Но мне куда более волнительными показались твои личные отношения с герцогом.
— Какие ещё отношения?
Я не притворялся дурачком, хотя Ксо, разумеется, счёл моё недоумение наигранным. Мне понадобилось несколько вдохов, чтобы вспомнить содержание всей беседы в доме Магайона, а когда память прояснилась, пришлось виновато улыбнуться:
— Так получилось. — И добавить уже начинающее приедаться: — Бывает.
— Я знаю. Но постарайся умерить щедрость, рассыпая на своём пути драгоценности вроде вызова на дуэль.
— Боишься, что проиграю?
— Боюсь, что выиграешь, — с непроницаемым лицом ответил кузен.
— Тебе будет жаль погибшего?
— Мне будет жаль собственных усилий, потраченных на создание равновесия, и без твоих проделок шаткого, во внутренних делах королевства. А герцог или ещё кто-то... Жизнь человека ценна не его значимостью, талантом, влиянием или чем-то, вызывающим зависть и уважение окружающих, а тем, что он, как живое существо, находится на своём месте, высоко или низко — неважно.
Ксо старается избежать углубления в структуры мироздания в двух случаях: если его собеседник малосведущ в разбираемом вопросе и если, наоборот, знает куда больше наследника Дома Крадущихся. Причём это пресловутое «больше» не измеряется в милях, фунтах или бочках, тогда достаточно лишь того, чтобы оно включало в себя взгляд с другой стороны. Например, с Изнанки.
Нити Гобелена, одновременно являющиеся и драконьей плотью, почти вечны, но лишь при условии сохранения в неприкосновенности текущей по ним Силы, а подлунный мир населён тысячами и тысячами существ, каждое из которых вольно или невольно черпает... Что и откуда сможет. Из земли под своими ногами, из воздуха, наполняющего грудь, из воды, звенящей в каменных и песчаных руслах. Правда, черпать можно по-разному. Можно возделывать поля, заботясь об их плодородии, а можно выесть посевами весь слой земли до скальных пород. Брать Силу из Прядей никому не возбраняется, но разве берущие задумываются о возврате долгов? Они даже ничего не оставляют в залог.
Разумеется, кузен не жаждет переселения народов или войн в пределах своей плоти. Его можно понять. Понять и допустить, что он хотя бы наполовину искренен в своей тревоге.
— Я не хочу никого убивать.
— Ты мало чего хочешь, это верно. Но прислушивается ли мир к твоим желаниям?
Ни в коем разе. Остаётся лишь надеяться, что миру или Эне, его глашатаю, не придёт в голову устраивать кровопролитие по поводу и без.
— Иногда такое своеволие приносит пользу. Как в случае с городом.
— Ах да... И что же в нём было чудесного?
— По требованию случая я провёл в Элл-Тэйне некоторое время и стал свидетелем весьма занимательных событий.
— Слушаю.
В мастерстве изображать искренний и неподдельный интерес Ксаррон превосходил всех моих знакомых людей и нелюдей. Особенно когда бывал заинтригован по-настоящему.
— Примерно раз в два-три месяца, точного периода мне не удалось узнать, на город по реке спускается туман, обладающий весьма странными свойствами. Вдыхая его, люди начинают вести себя совсем иначе, потому что... Начинают думать по-другому.
— Как именно?
Я вспомнил свои ощущения от молочно-белой пелены и невольно поёжился.
— В голове всегда много разных мыслей, но какие-то из них яснее, какие-то расплывчатее. Так вот, туман словно запускает свою лапу в сознание, наугад вытягивает одну из мыслей и придаёт ей силу. Очень много силы. Проще говоря, человек становится почти рабом одного-единственного желания или измерения и стремится его осуществить во чтобы то ни стало.
— Тебе об этом рассказали очевидцы? — невинным тоном уточнил кузен.
— Да. Отчасти. Но я бы не поверил или не придал бы значения тем рассказам, если бы...
— С тобой произошло то же самое, верно?
— Верно.
— Значит, туман действует не только на людей.
Логичный вывод, хотя сомнения и остаются.
— Моя плоть подобна человеческой.
— А сознание?
Сознание. А ведь он прав, фрэллов кузен. Моё сознание имеет существенные отличия от человеческого, взять, к примеру, хотя бы Мантию... Нет, её брать нельзя, потому что она не чувствовала влияния тумана. Почему?
Мантия плотно соединена с моим сознанием, но при этом не является его частью. Она наблюдает за происходящим в мире, пользуясь исключительно результатами моих ощущений и впечатлений, переплавленных в мысли, явные или неявные. Я же получаю сведения извне напрямую, посредством плоти и почти беззащитен перед враждебным внешним воздействием, пока его признаки не станут доступны Мантии и она не предпримет какие-то действия. Пустота связана со мной только через плоть, а потому не подчиняется моей подруге. Что же получается?
Моё сознание действует отлично от человеческого лишь в том случае, если плоть передаёт сведения о внешнем мире. Если же она молчит, или шепчет, или даже говорит вполголоса, Мантия оказывается любопытным, но бесполезным довеском. М-да. А ведь я мог бы стать неуязвимым... Если бы целиком и полностью сосредоточился на осмысливании того, что доступно органам чувств. Если бы превратился в безвольную куклу, верно и преданно служащую интересам Мантии.
