Богдан молчал. Я тоже, понимая, что не время нам вмешиваться. Пусть старые обиды проявятся в полной мере и исчерпают себя взаимные претензии. Серёжа молчал также, да ему и не было резона что-то выяснять, его путь лежал мимо; лишь косвенно, в одной точке, пересекаясь с путём Школы.
Официант принёс поднос с соками и на некоторое время над столом воцарилось полная тишина, звенящая, суровая. Две стороны всё ещё не насытились упрёками, нетерпеливо ждали. Официант мгновенно взмок, ощутивший вдруг невероятные токи, пронзающие пространство, суетливо освободил поднос и, спотыкаясь, кинулся прочь.
— Так вот, если говорить о сути, я не был в курсе происходящего, — пожал плечами Стефан.
— Да, это я! Я сама всё придумала и осуществила, с помощью Богдана, — гордо вздёрнула подбородок Алия-Лили, — но я не могла иначе, ведь речь шла о спасении Школы…
— Мы ничем не угрожали Школе! — возмутилась Виолетта, сверля Учителя через стол рассерженным взглядом, — Воль, ну скажи им, мы ведь просто хотели узнать больше о том месте, которому посвятили целиком и самоотверженно самих себя, столько вложили сил, рискуя жизнью… Мы отдали Школе не меньше, чем вы, Учителя. И мы заслуживаем знать правду!
— Какую правду вы хотите знать? — вздохнул Стефан, глядя почему-то не на неё, а на меня, — история возникновения Школы преподаётся ученикам в обязательном порядке…
— Стефан, мы оба прекрасно знаем, что преподаётся отнюдь не то, что является на самом деле историей той реальности, — покачал головой Волька, — красивая сказка для учеников, призванная воспламенять дух и усиливать самопожертвование, героизм и внутреннюю гордость каждого за принадлежность к «избранным», якобы, кольцом.
Но в анналах Школы хранится другая, более полная версия возникновения и предназначения школы, не так ли? Или и та тоже подложна?
— Стефан, ты не обязан! — воскликнула Алия — слишком много чести — раскрывать мальчишке душу.
— Лили… мы сами были мальчишкой и девчонкой, помнишь? — голос Учителя вдруг сменился, стал тёплым и задумчивым.
— Нам через многое пришлось пойти, — старушка кивнула, тряхнув невесомыми кудряшками, глаза затуманились, — тем дороже то, что мы имеем сейчас.
— Да. Но времена меняются, милая, — Стефан прикоснулся к её руке, — и жизнь вместе с ними… Однажды наступает тот момент, когда, вероятно, истина действительно должна стать достоянием не только нашей памяти.
Вокруг них вдруг воцарилась такая особенная энергетика, которую не хотелось нарушать. Словно облако, дымка, лёгкое сияние окутали Учителя и заведующую. Я поняла, что ребята сейчас мучительно гадают о том, что же их связывает, а сама смотрела…
— Я ведь всё помню, как сейчас, — продолжил Стефан с молчаливого согласия Алии, глядя вдаль, сквозь пространство, в прошлое, — тот день, когда узнал от отца о Школе, мне тогда было всего лишь десять…
— «Стефек! — папа улыбался до ушей, — пойдём-ка со мной, прогуляемся к реке, мамка сама управится, верно, родная?
— Идите-идите, — кивнула весело мама, довольная переменой в отцовском настроении. Очень уж с утра был угрюм и неразговорчив, погружённый в свои мысли, задумчив и даже тревожен.
Мама отряхнула руки от муки, вышла следом за ним в сени.
— Не задерживайтесь, пока горячее… — попросила она.
— Не волнуйся, — тряхнул головой папа, — туда и обратно… Стефек, захвати мастерок.
Стефан удивлённо глянул на отца, но послушался, выудив инструмент из ящика под вешалкой. У матери в глазах тоже отразился вопрос, но она промолчала, помедлила секунду — и ушла обратно в кухню.
Отец выглянул осторожно наружу, словно таился от кого-то. Потом расправил плечи и махнул.
— Идём, сына!
Свернув за околицей, не встретив никого из оккупантов по пути, извилистой тропкой начали спускаться к реке.
— Стефек… — отец понизил голос и притянул сына к себе поближе, теперь они шли, разговаривая вполголоса, — мы не просто так гуляем. Ты уже совсем большой стал, мне нужно кое-что рассказать тебе и показать. Мальчик мой, запоминай дорогу, это важно…
У Стефана мурашки побежали по коже. Отец впервые говорил с ним в таком заговорщическом тоне. Он весь посерьёзнел, улыбку как стёрло с лица. Теперь глубокие морщины бороздили щёки и лоб, отец стал таким же, как утром: озабоченным и встревоженным. Крепко сжимая руку сына, пан Ковальски заметно нервничал, оглядываясь по сторонам. Говорил быстро и сбивчиво, непонятно.
— Я тебе никогда ничего не рассказывал о том, чем мы занимаемся с паном Гельмицем. Ты был ещё мал. Но сейчас самое время посвятить тебя в наше дело, раскрыть секрет. Завтра может быть уже поздно… Да и сегодня-то… Нам очень повезло.
Отец говорил быстро, прерывисто, на лбу выступил пот. Он вёл Стефана куда-то целенаправленно, вдоль камышей, постоянно петляя: то сворачивая в сторону, то делая резкие зигзаги, словно приглядываясь к ему одному заметным знакам. Стефан молчал, понимая, что лишь это сейчас от него и требуется. А отец бормотал что-то бессвязное, непонятное, обещая на месте пояснить подробнее.
Пройдя с полкилометра вдоль по течению, пан Януш Ковальски, отпустив руку мальчика, резко свернул от реки и стал углубляться в лес, сын едва поспевал следом. Деревья мелькали, дыхание срывалось от быстрой ходьбы, Стефан начал задыхаться. Он уже не стремился запомнить дорогу, да и не в силах был.
И вдруг отец остановился, как вкопанный. Едва не налетев, сын рухнул на корточки, переводя дух. А потом удивился молчанию и проследил отцовский взгляд.
Тот, побелев, смотрел прямо перед собой и вниз. И тут только маленький Стефан разглядел под небольшом обрывом заваленное кучей валежника, зияющее, если хорошенько приглядеться, чёрное пятно. Отец молча полез прямо по бурелому вниз, знаком поманив сына следом.
Спустившись ниже уровня корней лесных деревьев, пан Януш не спешил к дыре, похожей на нору. Он уселся прямо на землю, хрустя сухими ветками, вытащил из кармана папиросу, не спеша помял, чиркнул спичкой, затянулся. Стефан смотрел на отца, как загипнотизированный.
— Послушай, сын… — начал тот, — пришло время открыть тебе самую важную тайну, дело всей моей жизни. Чует сердце, скоро начнётся заварушка… Если что-то случится, ты продолжишь это, дай слово, прямо сейчас!
Он снова судорожно затянулся, пристально глядя на Стефана, от волнения подрагивали руки, пепел падал на землю, приковывая взгляд мальчика.
— Мы с паном Гельмицем, с Егором, давно уже занимаемся разработками… которые необходимы гитлеровцам, больше всяких мирских благ. Вот здесь, — качнул он головой в сторону норы, — в тайнике, наши записи… У Егора дочь, Лили, он не может открыть ей секрет, не уверен, что она справится. А в тебя я верю. Ты сможешь продолжить… Тебе столько же сейчас, сколько было нам тогда… Стефек, слушай внимательно и запоминай!..
