худшему.
* * *
Хацунэ заперли в тюрьме при местном ведомстве, пристроенном к основной усадьбе Северного дома. Вообще-то ведомство занималось внутренними делами северных земель. Подробно допрашивать Хацунэ должны были после возвращения ко двору, но пока искали сопровождение и охрану, женщину начал расспрашивать чиновник из Тюо, расследующий это дело.
Когда Нацука присоединился к ним, Хацунэ покорно отвечала на вопросы. Она не пугалась, не оправдывалась. Ее спокойствие выглядело неестественно, и нельзя было сказать, что у нее на сердце.
По ее словам, впервые отец Коумэ связался с обезьянами в Садзаки. Дзихэя беспокоило, что его дочери приходится бедствовать, и он сразу ухватился за сделку с бывшей женой. Но он знал, что дочь не простила мать, поэтому деталей Коумэ так и не рассказал.
Сначала ему сказали, что от него потребуется просто доставить посылку в какой-то дом вдалеке от Тюо. После ужасной трагедии в Садзаки он рыдал и говорил, что речь шла совершенно о другом, но Хацунэ напомнила Дзихэю о дочери и заставила молчать, дав ему денег.
Потом она поручила Дзихэю заниматься колодцем, к которому раньше ходила сама, и тогда же переехала с новым мужем в Симобару. Торговать направо и налево «Черепком отшельника» она тоже заставила Дзихэя, чтобы скрыть свои прежние преступления.
Дзихэй был слабовольным человеком да к тому же не очень сообразительным. Он послушно выполнял все, что говорила Хацунэ, и она знала, что он в любом случае будет ее покрывать, так что не боялась, если его схватят.
Однако головорезы из Подземного города опередили двор. Дзихэй решил, что Суго станет последним делом, и намеревался уехать из Тюо, увезя в северные земли и дочь. Все остальное описано в письме.
В ночь резни в Суго Дзихэй оберегал спящую Коумэ, чтобы обезьяны не тронули ее. Однако там появились молодой господин и Юкия, поэтому он спрятался, а после того как Коумэ увезли, прибежал к Хацунэ с просьбой о помощи. Она некоторое время прятала Дзихэя в Симобаре, выжидая момент, чтобы выдать его следователям. Но тут распространился слух о том, что Коумэ передадут в Подземный город.
– Я не заставляла его писать письмо, его Дзихэй действительно составил сам. Уж такой болван! – Взъерошенная Хацунэ печально улыбнулась. – Но Коумэ кое в чем ошибается.
Коумэ утверждала, что Дзихэй пытался покрывать бывшую жену, потому что все еще любил ее. Но Хацунэ сказала, что все было не так.
– Дзихэй пошел на все, чтобы не вмешивать меня, потому что не хотел, чтобы дочь увидела, как жестока ее родная мать. К тому времени уже все знали, что он связался с обезьянами. Он не хотел, чтобы дочь поняла, что не только ее отец, но и мать были предателями ятагарасу.
– Дзихэй любил только Коумэ, а вовсе не меня, – бросила Хацунэ, словно насмехаясь над собой. – Он любил ее настоящей отцовской любовью. А я ей завидовала.
Голос Хацунэ звучал сдавленно.
– В тринадцать лет меня отдали на поругание негодяям, чтобы расплатиться за долги моего отца. А когда я, рыдая, упрекала его, он сказал мне: «Сама виновата, раз не смогла себя защитить».
Она горько продолжала:
– Смешно, правда? Мой отец был из тех, кому нельзя становиться родителем. Моя мать умерла вскоре после моего рождения, и, если подумать, еще неизвестно, был ли тот человек моим родным отцом. Однако же продавал он меня от имени отца и ничуть об этом не жалел. Мне много раз приходилось расплачиваться собой за его выпивку. Я пыталась убегать, но он всегда догонял. Как я ни старалась, как ни пыталась вести достойную жизнь, я не могла стать приличной девушкой, пока он был рядом. Поэтому, когда отец умер, я в глубине души вздохнула с облегчением. Это я оставила его, пьяного, замерзать зимой под открытым небом. Когда на следующее утро он не проснулся, я подумала, что наконец-то стала свободной. Потом я старательно трудилась, меня полюбил мужчина из дома торговцев водой, я стала его женой. Коумэ сказала, что меня интересуют только деньги, но это не так.
Конечно, она говорила не только о положении жены торговца: первое время Хацунэ, как могла, старалась беречь семью, которую заполучила после долгих страданий. Однако, когда родилась дочь, муж полюбил девочку больше, чем жену. Возможно, это было вполне естественным родительским чувством, но Хацунэ не смогла его простить.
Ее привлекало не столько положение жены богатого человека, сколько присутствие рядом мужчины, который любил бы ее больше всех остальных. Но этой любви легко и просто лишила ее дочь.
– Девчонка говорила, что никогда не считала меня матерью. Так вот и я никогда не считала ее своей дочерью. Она была словно вторая я, которая смогла стать счастливой, которой повезло. А она все жаловалась, балованная счастливая девчонка. Я завидовала ей, жалела ее и ненавидела так, что готова была задушить. Пожалуй, я бросила ее, пока не дошло до убийства, потому что по-своему ее любила. Я не помнила, чтобы меня кто-то любил, поэтому не знала, как полюбить самой, даже если бы и хотела.
А муж, окруживший своей любовью дочь вместо жены, Хацунэ представлялся предателем.
– А если бы с новым мужем у вас родился ребенок и муж полюбил бы его, что бы ты сделала?
– А что тут сделаешь? Ушла бы. Для меня нет смысла быть вместе с человеком, для которого я не единственная. – Когда Хацунэ отвечала на вопрос чиновника, в ее лице появилась печаль. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Я сама стала человеком, которому нельзя быть родителем. Если бы муж хоть раз проявил заботу обо мне, возможно, я смогла бы полюбить дочь. Если бы муж обожал меня больше дочери, возможно, я смогла бы стать ей матерью. Но я не знаю этого наверняка.
Другие люди, слушая Хацунэ, осудили бы ее непостоянство. Они бы пожалели брошенных мужа и дочь и сказали, что, в каких бы ужасных условиях ни приходилось расти Хацунэ, это не могло стать причиной предать народ ятагарасу. Она это понимала.
– Но по-другому быть не могло. Я хотела во что бы то ни стало защитить мою жизнь с нынешним мужем, который меня любил. Поэтому я просто делала то, что необходимо для этого. А как еще я должна была поступить? Других способов нет.
До сих пор Нацука молча слушал женщину, которая совершенно не испытывала стыда. Вдруг впервые тихо задал ей вопрос:
– То есть ты совсем не раскаиваешься в том, что сделала?
Несмотря на предложения чиновника сесть, Нацука так и остался стоять у
