— Не хочу возвращаться в Москву одна. Может, мы вместе туда вернемся?
Александр отрицательно покрутил головой:
— Мне придется остаться еще на какое-то время. Работа еще не закончена, сама понимаешь.
— Понимаю, — тяжело вздохнула девушка, садясь в поезд, отправляющийся с Киева до Москвы.
…Летом восемьдесят седьмого они вновь встретились.
— Как дела?
В этот раз лето снова выдалось жарким.
— Сегодня будут судить виновников аварии…
Они услышали тяжелый вздох за своими спинами и, обернувшись, заметили опечаленного академика Легасова.
— Валера! Что ты тут делаешь? Ты должен быть в больнице!
— Мне необходимо поприсутствовать на суде. А из больницы я сбежал.
— Боже… — Мила ужаснулась, осматривая приятеля своего мужа с ног до головы: тот еле-еле передвигался, выглядел бледным, разговаривал охрипшим голосом, но официальный костюм сидел на нем как на здоровом, полного сил, человеке.
— Ты с ума сошел? Инга же с ума сойдет, если об этом узнает!
Легасов испытывающе взглянул на Александра:
— Я пришел сюда не ради себя, а ради своей дочери.
— Алины?.. — нахмурился Боровой.
— Стоп… Алина все еще здесь? — у Милы от изумления расширились глаза.
— А где же ей еще быть?
— Ты же отец! Почему ты ее не забрал?
— А как бы я посмотрел Маргарите в глаза?!
Мила встала между двумя мужчинами:
— Ладно, у каждого своя правда, не будем из-за этого ссориться…
— Вы не знаете всей правды, — Валерий снял очки и протер их полами пиджака, — и я сомневаюсь, что вы в нее вообще поверите…
— Ты говорил об этом и в прошлый раз!..
Мила посмотрела на собравшихся возле Дома Культуры людей:
— Послушайте, у нас еще есть время до начала суда. Пойдемте-ка в местное кафе, там и поговорим.
Александр прикурил сигарету и протянул ее академику, сидя в небольшом заведении. Столики стояли пустыми, между рядами прохаживалась молоденькая официантка, а в другой части заведения местные смотрели порнушку — сравнительно недавно открылись видеосалоны по всей стране, где крутили не только голливудские фильмы, но и “клубничку”.
— Рассказывай.
— Я уже рассказывал об этом Губареву.
— Его сегодня не будет.
— Моя дочь попала в детский дом из-за своей мамы. Она нашла себе нового кавалера, а девочку сдала в детдом. Я понимаю, ничего такого в этом нет, если бы не ее родной отец, который поступил подло и с ней, и со всей страной. Как мне сказали позже, Алина провела в детдоме год, а потом ее забрал один человек.
Валерий сделал паузу, выдыхая табачный дым и сбрасывая пепел в латунную пепельницу.
— Человек этот очень влиятельный и одновременно очень старый, по нынешним меркам. Он пришел к нам после нашего грандиозного выступления. Ты его наверняка помнишь. — Боровой отрицательно покрутил головой. — Он пришел к нам в институт и заявил, что хочешь сотрудничать. У него была идея-фикс: провести ряд опытов над человеческим организмом, дабы узнать, сколько он способен выдержать радиоактивных веществ.
Ему больше ста лет, его отец был что-то вроде подданного при царе, а когда тот погиб, его отправили в урановые рудники. Он пробыл там больше тридцати лет, пока большевики не освободили его. После он пытался построить свою жизнь, что-то пошло не так, и, в общем-то, именно это и стало причиной для подобной идеи. Как я узнал позже, ему не нужны никакие исследования, он жаждет отомстить за сломанную жизнь. Опыты он хотел ставить не на себе, а на маленьких детях. У него самого острая стадия лейкоза, и я не понимаю, как ему удалось прожить столько лет…
— И кто же это? Что за “чудо-человек”?
Легасов обернулся, посмотрел по сторонам и произнес:
— Он уже здесь.
Александр удивленно приподнял бровь.
Мила, проследив за взглядом академика, приметила высокого темноволосого мужчину. Стройный, с отличным вкусом и стилем, блестящие от света кофейной лампы золотые наручные часы. Строгий костюм отливает чистотой. Он курил сигарету с фильтром (в Советском союзе курили сигареты без фильтра) и сбрасывал пепел в стеклянную пепельницу, полуразвалившись на стуле.
— И как его зовут?
— Долгожитель.
— Серьезно?
— Ага. Настоящего имени никто не знает.
— А вы искали в архивах? — Александр снова прикурил.
— Нет его там.
— Хм… Странно…
— Он знает, что я собираюсь на суде все рассказать, поэтому он явился сюда. Он один, но у него есть связи и нужные люди, чтобы укоротить мою жизнь…
— Ладно. Допустим. А причем здесь Алина?
— Я тебе рассказывал, как она попала в реактор?
— Ты говорил только, что она все это время была в реакторе.
— В течение года ей внутривенно ставили слаборадиоактивный уран двести тридцать восемь. В малых дозах он не причиняет сильного вреда, но ему свойственно накапливаться, когда его вводят в кровь. Капля за каплей, по венам течет уже облученная кровь, разрушает организм, все кожные ткани, и буквально через полгода человек умирает. Моя девочка продержалась год. Все ее тело покрыли ужасные ожоги и язвы, они гнили, кожа отмирала, и мне пришлось сделать все возможное, чтобы не было дальнейшего заражения. Раны стояли открытыми, они даже перевязки не делали.
— Получается, от полученных ран она скончалась, и они решили избавиться от тела, сбросив в реактор, так, что ли?
— Все верно.
— Но Алина все еще жива!..
— Я не понимаю, как так вышло.
…— Я, я, Ваша честь, виноват в произошедшем! — уже на судебном заседании, которое проходило в чернобыльском Доме Культуры, заявил академик, стараясь ровно держаться на ногах. — Моя дочь оказалась там, в реакторе, по моей вине! — сидящие в зале люди удивленно охнули. — Один из присутствующих здесь заморил ее до смерти, а потом бросил умирать в Чернобыльской атомной станции!
Один из присутствующих резко встал и вышел, громко хлопнув дверью.
…Сказанное Легасовым на суде произвело большой фурор: человек, что ушел посреди заседания, привлек многочисленное внимание присутствующих на заседании милиционеров, привезших виновников в местный Дом Культуры. Его попытались отыскать, но странный незнакомец исчез, растворился, словно тень.
А Легасов окончательно захворал и попытался покончить с собой.
…Мила заметила небольшой клочок бумаги, одиноко лежавший на столе. Она подошла поближе и подняла оборванный лист из блокнота, на котором неровным почерком был написан адрес. На обратной стороне — “лаб.”
“Неужели именно об этом он рассказывал моему мужу?”
“Нужно проверить этот адрес…”
Квартира к тому времени уже опустела. Девушка пребывала в гордом одиночестве, перебирая вещи академика, мысленно пытаясь понять, что сподвигло знаменитого ученого наложить на себя руки. Старые фотографии, где он влюбленно обнимает свою дорогую жену; потрепанные тетради с записями; книги, учебники, одежда; но ни одного намека на причину произошедшего.
Лаборатория на другом конце страны
Они встречались уже давно. С того момента, когда ее впервые поймали, надели свинцовые браслеты и, пока сознание путешествовало где-то там, за понятием принятого, перевезли на обычной медицинской карете в столицу. Оттуда — в совершенно другой город, название которого она не знала.
Здесь всегда шел дождь. На решетчатое окошко падали крупные капли дождя. Комната освещалась большой, висящей на толстой проволоке, электрической лампочкой — крупная, грушевидная, яркая и одновременно заманивающая: ее свет никогда не потухал, поэтому отголоски мрака, хищно облизываясь, тянули к ней свои лапы, и с визгом отпрянули, когда на тонких запястьях появились очередные браслеты.
Он заметил ее сразу. Взгляд темно-карих глаз буравил обнаженную спину, длинные темные волосы, свисающие с плеч тяжелыми прядями, карамельного цвета соски и ноги. Стройные ноги. Сама она не была высокой красотой, модельная внешность которой привлекала бы состоятельных мужчин. Простая девчонка с пронзительным взглядом синих глаз, с алыми губами, слегка бледноватой кожей и тонкими бровями.
