— Иллюзия, — констатировал я.
— Думаешь, стал бы я рисковать появлением во плоти перед тем, кто пообещал меня убить? — древний вельможа рассмеялся. — Пусть ты мне не ровня, но действовать лучше с гарантией.
Молодец, подстраховался.
— Зачем все это? — спросил я. — Зачем тащить меня сюда? Почему я здесь один, где мои спутницы?
Мне даже оглядываться не было необходимо, чтобы подметить очевидное: ни Лилит, ни Корделии поблизости не было. В противном случае, я бы уже не раз услышал пару-тройку сотен едких замечаний в этом чудном месте.
— С ними все в порядке, — почему-то его слова вызывали доверие. — У нас есть немного времени, чтобы поговорить. Они прибудут чуть позже. В целости и сохранности.
А место, и в самом деле, чудное.
Я стоял недалеко от края высокогорного плато, напрочь лишенного растительности. Позади меня вверх уходила скала, которая имела еще один выступ-плато на высоте метров сорока от того места, где я находился. Выше — только отвесные скалы, чьи верхушки терялись в низкой облачности.
Окрестные пейзажи уже мною осмотрены и ничего примечательного в них я не заметил.
— Я попросил своего друга отправить тебя первым, — продолжая смотреть на горизонт, произнес Аггел.
— Харон — твой друг? — уточнил я.
— Да.
Эти новости меня не радуют. Мало того, что сам Аггел чертовски мутный тип, так еще и дружбу водит со стражем Девятого круга ада. А, скорее всего, и не только с ним.
— Я хочу знать что происходит.
— Похвальный интерес, — усмехнулся Аггел. — Мне тоже это было интересно. Но, поверь, ответы тебе не понравятся. Хотя, думаю, некоторые ты и сам уже получил в Дуар Мар’Туне. Собственно. Для того тебя туда и направили.
— Кое-что из услышанного мне очень не нравится, — в груди снова начал разжигаться пожар ненависти. — Например то, как ты поступил с Лилит до того, как она стала демонессой. Да и после, твои действия отнюдь не назовешь рыцарскими.
— Сильный берет то, что ему принадлежит, — равнодушно произнес Аггел. — Я был ее хозяином, она — прекрасной крестьянской девкой. Пусть и из зажиточной семьи.
— Ты был хорошо знаком с ее семьей, — припомнил я.
Интересные, конечно, нравы. В его голосе нет ни капли сострадания или раскаяния. Он сделал то, что ему захотелось. Где-то женщины хиджабы носят, где-то неверного супруга камнями закидывают.
Ну, а где-то феодал трахает крестьянок так, тогда и в тех количествах, в каких ему заблагорассудится.
Прав ли он? С его точки зрения да.
С моей — нет.
Вот только мы в принципе смотрим на ситуацию с разных высот культурного восприятия того, что произошло. Доказывать ему что-то — как слепому разговаривать с глухим. Вроде бы коммуникация происходит, но есть нюанс.
— Да, ее отец делал чудное вино, — согласился Аггел. — Лучшее в моих землях. Собственно, после того, как я помог ему стать богом, оно стало и вовсе амброзией.
— Помог стать богом? — напрягся я. — Как это?
— Его звали Бахус, Бог Виноделия, — при этих словах мне стало не по себе. — Аминасифаль убила его за то, что он отправил своего Паладина помочь тебе.
— Ты отправил его ко мне на помощь!
— Я лишь попросил своего друга сделать это, — кажется, Аггелу и вовсе нет ни до чего дела. Так равнодушно говорить о том, что ты попросил вмешаться другого бога в свою (и не только свою) игру, что привело его к гибели… А они точно друзья? Или я просто меряю богов мерками людей? Кажется, кто-то из великих говорил: что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку.
И речь шла не о планете.
— Тебе совсем его не жаль? — уточнил я.
— Жаль? — Аггел дернул бровью так, будто мной было произнесено что-то для него новое. — Хм… Я скорбел…
Ну, хоть что-то.
— … Но и он знал, на что шел. Его жертва — во имя высшего блага.
— Слышал про геноциды, которые начинались так же, — хмыкнул я. — Итак, хватит уже всех этих разговоров вокруг да около. Здесь что-то происходит. И мне хочется знать что именно.
— Кое до чего ты уже и сам догадался. Ответы, они как хлебные крошки, раскиданы по пути, — туманно ответил Бог-Изгой.
— К черту метафоры, — отверг я очередную попытку построить разговор ради самого разговора. — Ты сделал так, чтобы мы встретились.
— Нам нужно поговорить.
— Тебе нужно, — подчеркнул я. — Моя жизнь была прекрасной и беззаботной до тех пор, пока кто-то очень хитро замудренный, не решил, что пора добавить в нее магию, древних склок и побольше луж крови. Все это подстроено. Тобой, Гекатой, Бахусом… Честно? Мне плевать кем. Я хочу знать — зачем.
— Это слишком объемный вопрос, чтобы так сразу на него ответить.
О, черт возьми, как же достало все это увиливание из стороны в сторону!
— Тогда — к черту вас всех, — произнес я, повернувшись, чтобы уйти. — Все происходящее выходит из-под контроля и откровенно перестает нравиться. Множество моих новых знакомых погибло за то, о чем ты, как один, а, возможно, что и вовсе главный, организаторов, даже не хочешь рассказать.
Аггел промолчал.
Я же, тихонько позвякивая доспехами (н-да, кто бы мог подумать, что чешуя дракона, это особый вид металла, да?), начал осматриваться, в поисках выхода из этого чертова места.
И вот что-то я ничего подходящего не нахожу — ни пути на плато наверх, где, вероятнее всего, есть телепортационная платформа или что-то подобное, ни с текущего плато — вниз.
Понятное дело, раз Аггел каким-то образом себя проецирует сюда, то он точно не карабкался по горам. Но это плато выглядит слишком ухоженным, чтобы списать на то, что оно создано руками разумных.
Значит здесь явно кто-то похозяйничал. И вряд ли он делал это для того, чтобы не иметь возможности банально спуститься с горы. Нужно только найти…
— Ты не думал, почему Практики — это камень преткновения? — раздался голос Аггела у меня за спиной. Как раз в тот момент, когда я обдумывал почему на такой высоте нет ветра, который бы сносил человека с плато.
— Потому что Практики до меня служили демонам, а, значит, априори считаются злом, — ответил я. — Аурхем же мир победившего добра и все такое.
— Кто победил — тот и добро, — пояснил Аггел. — История пишется победителями. И проигравшие в ней — априори плохие пари. Но Практики — это другое.
Да кто бы сомневался.
— Что преобладает в тебе, когда ты хочешь убить меня? — Бог-Изгой оторвался от видов с горы и посмотрел на меня. Ощущение такое, будто под пресс попал. Но не физически, скорее духовно. — Твое собственное желание? Обещание Эллибероут? Или желание отомстить за Лилит?
— Всего понемногу.
— Так не бывает, — покачал головой Аггел. — Ты уже видел ее Голод?
От воспоминаний о том, во что превратилась белокурая красавица, меня передернуло.
— Значит видел, — на лице Аггеля не дрогнул ни один мускул. — Значит все правильно. Как и должно быть.
— «Правильно» — это то, что она меня сожрать должна была? — скривился я. — Как по мне, так это ничерта не правильно.
— Голод, это не просто неутолимое желание поглотить пищу или магию, — тоном «Сколько раз тебе, дураку, объяснять?» повторил уже слышимое мною Аггел. — Это знак того, что все было не зря… Глеб? Куда ты пошел?
— Я? — оборачиваться даже не было желания. Гораздо больше интересно, нет ли в скалистой стене потайных ходов. — Намерен свалить отсюда. Отсюда и подальше от всех этих высокопарных россказней. А ты и остальные, кто забивают мою голову всяким информационным мусором, можете пойти в задницу. Достаточно уже наслушался пропаганды, чтобы она успела надоесть.
— Ты не проявляешь уважения к тому, насколько важно происходящее, — по голосу Бога-Изгоя ясно, что он крайне недоволен.
Да и шут с ним.
Так, а вот этот камешек, кажется, каким-то искусственным. Может, муляж? Эх, как бы я был рад увидеть вместо булыжника скрытый рычаг или кнопку. Да даже простое заклинание… Но нет. Это просто, мать его, окаменевшее яйцо существа, способного отложить зародыш детеныша, размером с половину моей головы.
