Мне вдруг стало неуютно.
Как-то не вовремя вспомнилось, что когда-то по молодости и глупости я охотилась за подобными диковинками. Испытывала жгучее любопытство к загадочной магии остроухих красавчиков. Однажды даже хотела стянуть у одного ушастого путешественника (встретить которого, вообще-то, было большой редкостью на таком удалении от Приграничья) тугой кошелек, но Рум вовремя отговорил — упомянул что-то об охранных заклятиях и посоветовал никогда с ними не связываться, потому как был вовсе не уверен, что мой амулет осилит такую мощную защиту. Потом еще припомнился давний разговор с Вортоном, утверждавшим, что сайеши — это привилегия исключительно самих эльфов, причем не самых последних, а самых что ни на есть высших (то есть, знатных, из ой, каких Высоких Домов). Что они никогда не отдадут один из самых своих охраняемых секретов в руки людей. Более того, за попытку выведать эту тайну многие из смельчаков лишились разумов, а иные — и буйных голов: бессмертные не прощали дерзости. А уже если и случалось им когда-то одарить кого-то из короткоживущих такой неслыханной милостью, то не меньше, чем за спасение жизни всей королевской (или кто там у них правит) семьи. Или за тушение вселенского пожара, грозящего вымиранием их драгоценному Лесу. Не иначе. Говорят, у нашего Велиссия среди несметных сокровищ есть такая вот штучка, но он отдал за нее сумму, равную годовому доходу всех злачных заведений столицы. Да и то, судя по слухам, она защищала лишь от случайного удара, нанесенного вскользь, и не позволяла владельцу теряться на фоне обстановки, как знаменитой ящерице-химере, умеющей даже на видном месте прикинуться самой что ни на есть исконной частью совершеннейшей пустоты.
Иными словами, протягивающий настоящий, безумно дорогой и поистине бесценный дар эльф был подобен зрелищу вернувшихся в наш мир легендарных Крылатых, вдруг собравшихся на центральной площади Ларессы и вкушающих земной пищи на пару с нашим Величеством и всей его придворной шушерой. Или явившемуся пред королевские очи Двуединому, спустившемуся с небес, чтобы самолично поприветствовать одного из своих младших детей, коих наплодилось за прошедшие тысячелетия — пруд пруди. То есть, совершенно невозможным!
От последней мысли я, наконец, пришла в чувство и с нескрываемым подозрением уставилась на тревожно дернувшегося эльфа. После чего внимательно его изучила, нехорошо прищурилась и сухо осведомилась:
— Беллри, ты здоров?
— Да, го… Трис, — неслышно уронил эльф, зачем-то опуская глаза.
— Ага. Ясно. Тогда, значит, плащик на самом деле отравлен? Или смазан какой-нибудь дрянью изнутри? Хорошо помня про вашу ко мне «любовь», могу предположить, что тут дело нечисто.
Остроухий «благодетель» пугливо вздрогнул и чуть не шарахнулся прочь.
— Что?!
— Ишь ты, — удивилась я его прыти. — Видать, и в самом деле что-то не так! Яжек, как считаешь: до чего надо было довести эльфа, чтобы он от злобы решился на такую подлость — подсовывать мне магическую дрянь, чтобы потом от души посмеяться над тем, что от меня останется, едва я ее надену.
— Чего?! — оторопел юноша.
— Того. Ты разве не знаешь, как их вещицы всегда защищены магически? А то и зачарованы, чтобы, кроме ушастых, их никто не смог даже в руки взять? Цапнешь такую сдуру и будешь потом всю жизнь на паперти стоять! Только тапочки от тебя и останутся, как говорил один мой старый друг.
— Правда?! — ужаснулся Яжек и ошарашено воззрился на Беллри, у которого от волнения лицо сперва побелело, потом посерело, а затем стало стремительно покрываться красными пятнами. — Беллри, ты что…?!
— Нет! Нет, ты не так поняла! — воскликнул эльф. — Это подарок! Дар! У него еще нет хозяина! Защитное заклятия совершенно неактивно, но как только ты наденешь, сайеши станет признавать лишь одного владельца! Он абсолютно чист и примет тебя, как истинную а-э-э… как хозяйку, госпожу! Я не хотел причинять вреда! Только помочь и защитить! Клянусь, это так!! Он твой по праву!!!
Мне снова стало неуютно, но на этот раз — от неподдельного отчаяния в красивом голосе, вдруг начавшем походить на мелодичный перезвон лесных колокольчиков. У эльфа было такое несчастное выражение лица, что казалось, у него вот-вот сердце разорвется от несправедливого обвинения. Да и не врут ушастые никогда — это всем известно. Раз сказал, что искренне предлагает, значит, так и есть. Вот только зачем? Почему отдает такое сокровище, если еще пару дней тому меня на дух не переносил? Мерзавкой, человеческой дрянью кликал? Удавить был готов за наглость, а сейчас чуть не умоляет? Что произошло? Откуда такое почтение во взгляде?
Я заметно нахмурилась.
— Тебе что, Ширра велел его отдать?
Беллри непонимающе посмотрел.
— При чем тут он?
— При том, что вы с приятелем на него чуть не молитесь. Говори: это он велел отдать сайеши?
— Нет, — покачал головой эльф.
— Тогда я уже ничего не понимаю, — пробормотала я, неверяще оглядываясь по сторонам и выискивая взглядом мохнатого обманщика, но того, как нарочно, уже и след простыл. — Если не он, то чего вы вдруг всполошились? Вы ж к людям хуже, чем к нежити… ой, и не нравится мне все это…
— Пожалуйста, возьми, — тихо повторил Беллри, настойчиво протягивая подарок.
— Не надо. Как-нибудь обойдусь.
— Бери, Трис, — поддакнул Яжек, а Зого озадаченно покосился, явно не беря в толк, чего я так заупрямилась. — Второго такого не свете нет. Если сайеши признает тебя хозяйкой, никакая кольчуга не понадобится! Никакая магия будет не страшна, хотя я о таком прежде не слышал! А уж если на упыря нарвешься, испепелит его на месте! Он тебе до конца жизни будет служить!
— Это-то меня и пугает.
— Трис, да ты чего?! — окончательно изумился юноша. — Эльфы же — не люди! Если уж что-то предлагают, то от чистого сердца!
— А эти, может, слишком долго среди вас толклись, — непримиримо насупилась я, надеясь, что ушастый смертельно обидится и избавит меня от необходимости разрываться между жадностью и осторожностью. Сайеши ведь действительно — огромная редкость. То, что его предлагают добровольно — еще большее чудо, а уж непонятное смирение Беллри просто подозрительно! Даже глазами не сверкнул, хотя я чуть не впрямую гадость сказала! Не дернулся и не возмутился, хотя видит Двуединый — было на что! Но нет: лишь обреченно вздохнул и стал совсем несчастным.
— Трис, пожалуйста…
Однако я слишком хорошо помнила, как он со мной обошелся. Еще долго буду помнить его взгляд и колючие слова, не забуду пренебрежения и откровенного презрения, которым меня окатили эти двое бессмертных. А потому принимать от них даже ТАКИЕ подарки… нет, не рискну, пожалуй.
