— Нет, больше ничего…
— Живопись? Танцы? Музыку? Может, путешествия?
— Нет, — повторил генерал, — я целиком принадлежу своей службе.
Алеа кивнула:
— Понятно. Жаль, потому что, когда вы больше не будете нужны, вам нечего будет делать…
— Я всегда буду нужен…
— Разве? Сейчас, например, кому вы можете быть полезны?
Генерал вздохнул:
— К чему вы клоните? Хотите, чтобы, пока есть время, я занялся живописью?
Алеа улыбнулась:
— Об этом я не думала, но это неплохая идея… А пока вы все-таки можете оказать услугу…
Генерал засмеялся:
— И вам понадобился весь этот разговор, все эти уловки, чтобы заставить меня ответить? Помилуйте, барышня, вы же говорите с генералом, а не с мальчишкой!
Алеа кивнула. Она поняла, что настаивать бесполезно. Встала, взяла табурет и вышла из камеры.
— До свидания, генерал, — сказала, запирая решетку. — Я иду наверх, туда, где история будет вершиться без вас.
Она помахала ему рукой и отвернулась. Прошла коридор, сунула табурет под стол и отдала ключи страже.
— Подождите! — крикнул генерал с того конца коридора.
Алеа улыбнулась. Голос Данкрэ эхом прокатился по старым каменным стенам. В нем чувствовалось все смятение генерала. Его страх, злоба и отчаяние.
— Конечно, Ал'Роэг нападет! — крикнул Данкрэ, чтобы задержать Алею. — Он постарается сделать это как можно скорее, пока Галатия не собралась с силами. Он наверняка уже выступил в поход.
Генерал говорил торопливо, голосом, полным отчаяния. Значит, он не такой уж кремень, каким казался. Вцепившись руками в решетку, он кричал, не зная, слышит ли его Алеа, здесь ли она еще.
— Ну что, — продолжал Данкрэ, цинично усмехаясь, — вам нужны еще более точные сведения? Готов биться об заклад, что Рутер будет командовать конницей, а Аслей возьмет на себя пехоту.
Алеа стояла неподвижно и молчала, продолжая улыбаться. Она решила еще немного подождать. Генерал в своем отчаянии еще многое сможет рассказать.
— Алеа! Вы здесь? — кричал генерал. — Вам этого мало? Что еще вы хотите услышать от меня? Что Мерианд Мор, граф Темной Земли, тоже присоединится? Да, это так. Хоть и не по своей воле, дурень несчастный. Да уж, Ал'Роэг провел его, как мальчишку! Алеа! Вы слышите меня?
Алеа подмигнула изумленным стражникам и вернулась обратно. Она шла молча, зная, что Данкрэ прислушивается к звуку ее шагов. На полпути она остановилась. Нельзя, чтобы он ее видел. Пусть его тревога продлится подольше.
Девушка присела спиной к решетке за две камеры до карцера генерала.
— Допустим, — спокойно сказала она. — Харкур и Темная Земля нападут. Но в какое именно место они нанесут удар?
— Это будет Провиденция, конечно! Алеа! Подумайте! Куда им еще идти?
— Куда угодно, чтобы принудить Галатию разделить войска.
Генерал издал горький, хриплый стон. Алеа услышала скрип. Видимо, Данкрэ, прислонившись к стене, медленно опустился наземь.
— Нет, — проговорил он устало, — графу нужен большой, решающий бой. Потому что он наверняка знает — это его последняя надежда. Он знает, что Галатия в конце концов оправится и что вы, Алеа, обретете силу. Нет, Алеа, битва состоится в Провиденции, и это будет великая битва.
Алеа вздохнула. Она знала, что генерал вряд ли ошибается.
— А Бизань? — спросила она.
— Бизань? Если дочь графа захватила власть, то наверняка потому, что ей надоело бездействие отца, верно?
— Или она просто жаждет власти…
— Нет. Надо накопить известную долю ненависти, чтобы решиться на убийство собственного отца…
Алеа была ошеломлена. Это соображение навело ее на мрачные мысли.
— Вы думаете, она вступит в войну? — спросила она.
— Не знаю. Возможно. Если она сочтет, что должна придать себе больше веса в глазах Галатии. Харкур наверняка задает себе тот же вопрос. И то же самое они хотят знать про вас.
Алеа промолчала.
— Вы пойдете туда? — спросил генерал. В ответ тишина.
— Послушайте, Алеа, я вам все рассказал… Ответьте мне! Вы туда пойдете?
Девушка встала и подошла к камере генерала. Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Если я пойду туда, Данкрэ, есть ли хоть маленькая надежда помешать этой войне?
Генерал колебался. Он смотрел на девушку с горечью. Но это уже был другой человек. Он кое-что понял. Понял, что борьба бесполезна. И понял, что, возможно, он ошибался. А если он ошибался, то единственное, что он еще может, — это исправить свои ошибки.
Ему пришлось признать еще одну вещь. Эта девушка была самым удивительным существом, которое он когда-либо встречал. Самым волнующим и искренним.
Почему же не дать ей надежду? Рискуя потерять все, он решил довериться ей.
— Нет, Алеа. Вы не сможете помешать этой войне. Уже слишком поздно. Ни одна из сторон вас не поддержит. И никто не послушает. А если послушает один, другой тут же воспользуется этим, чтобы уничтожить противника. Эта война состоится, Алеа.
— Тогда какой смысл? — воскликнула Алеа. — Зачем мне подвергать своих людей опасности, если это никого не спасет?
Она закрыла глаза.
— И в то же время, — снова заговорила она, — именно там все решится, не так ли?
Генерал кивнул.
— Что бы вы сделали на моем месте? — спросила Алеа.
Генерал в изумлении поглядел на нее:
— Вы спрашиваете у человека, которого только что победили, что бы он сделал на вашем месте? — Данкрэ в недоумении воздел руки к потолку. — Вам совершенно ни к чему так щадить меня!
— По-другому я не могу. И я доверяю вашему суждению. Знаете, генерал, ведь мой замысел против вас не сработал.
— Ваш замысел?
— Наводнение…
Генерал с улыбкой кивнул.
— Итак — продолжала Алеа. — Что бы вы сделали на моем, месте?
И Данкрэ дал ответ. Он ответил искренне. И Алеа знала, что была права, прощая его.
Граф Мерианд Мор сумел собрать восемь тысяч человек, чтобы отправиться в Атармайю, где, как он знал, через несколько дней его будет ждать Ферен Ал'Роэг.
Солдаты были настроены сурово. Они снова шли на войну, которая наверняка станет самой кровопролитной из всех. И возможно, последней. Хорошо бы, если последней. Слишком много темноземельцев погибло. Слишком много мужей не вернулось в далекие деревеньки Темной Земли. Однажды войны должны прекратиться. Надо начать все восстанавливать. Ради руин не стоит сражаться.
Однако Мерианд был рад отправиться в Атармайю. Не то чтобы он любил войну больше солдат, а просто надеялся таким образом избавиться от епископа Эдитуса. С каждым днем Мерианд думал о нем все хуже. Главное, что не давало ему покоя, на какие особые права тот может расчитывать. Это не он вел солдат в бой. Не он терял близких, и не он видел, как погибали семьи за свою страну. Да у него и не было родины, он ничем не дорожил. Одной только верой в Бога, как он говорил. Но разве этого достаточно, чтобы бросать вызов правителям королевств? Разве этого достаточно, чтобы понукать другими? Достаточно, чтобы диктовать другим, как себя вести и как жить?
