Она встала и вышла в ночь. Сента спал, но Ангел сидел под звездами около маленькой пещеры, прислушиваясь к отдаленным звукам битвы на перевале. Неподалеку пристроился маленький мальчик. Мириэль улыбнулась. Эти двое, разделенные двадцатью футами пространства, сидели в одинаковых позах, поджав под себя ноги. Ангел точил меч о брусок, а мальчик в подражание ему водил палочкой по камню.
— Ты, я вижу, завел себе друга, — сказала Мириэль. Ангел пробурчал в ответ что-то неразборчивое. Она села рядом с ним. — Кто это?
— Откуда мне знать? Он не разговаривает, только знаками изъясняется.
Мириэль прибегла к своему Дару.
— Он совершенно глухой. Сирота.
— Мне это не к чему знать. — Ангел убрал меч в ножны, а оборвыш сунул палочку за пояс. Мириэль погладила гладиатора по щеке.
— Ты добрый человек, Ангел. И не способен ненавидеть по-настоящему. Он удержал ее руку.
— Не трогала бы ты меня. Твой мужчина вон там, в пещере. Молодой, красивый, без единого шрамика — аж смотреть противно.
— Я сама выберу себе мужчину, когда настанет время. Я ведь не знатная дворянка — мой брак не должен мирить два враждующих рода, и приданого у меня нет. Я выйду за того, кто мне по сердцу, кого я буду уважать.
— Ты ничего не сказала о любви.
— О ней много разного говорят, Ангел, но я не знаю, что это такое. Я люблю отца, люблю тебя, люблю сестру и мать. Слово одно, а чувства разные. Быть может, ты имеешь в виду похоть?
— Отчасти. И ничего плохого в этом нет, хотя многие думают по-другому. Но любовь — это нечто большее. Была у меня одна черненькая — в постели она пробуждала во мне такую страсть, как ни одна из моих жен. И все-таки я с ней не остался. Я не любил ее, вот в чем дело. Обожал, но не любил.
— Ну вот, опять это слово!
— Да — а как же быть? Как иначе описать ту, кто нам и друг, и любовница, и сестра, а порой даже и мать? Ту, кто вызывает в нас страсть, восхищение и уважение? Человека, который останется рядом, даже если весь мир ополчится против тебя? Вот кого ты ищешь, Мириэль. — Он отпустил ее руку и отвел глаза. Она придвинулась поближе.
— А ты, Ангел? Мог бы ты стать мне другом, любовником, братом и отцом?
Он обратил к ней свое обезображенное лицо.
— Мог бы. — Она почувствовала, что он колеблется, потом он взял ее руку и с улыбкой поцеловал. — Ты моложе, чем мои сапоги, Мириэль. Сейчас тебе кажется, что это не имеет значения, но ты заблуждаешься. Тебе нужен мужчина, который будет расти рядом с тобой, а не дряхлеть. — Он перевел дух. — Хотя мне очень нелегко сознаться в этом.
— Ты совсем не так уж стар, — укоризненно сказала она.
— А разве Сента тебе не нравится? Она отвела взгляд.
— Он волнует меня… и в то же время пугает.
— Это хорошо. Так и должно быть. Я, как старое кресло, — удобен, но такой девушке, как ты, нужно нечто большее. Дай ему шанс. В нем много хорошего.
— Почему ты так к нему привязан?
— Когда-то я знавал его мать, — усмехнулся Ангел. — Давно, еще до его рождения.
— Ты думаешь, что он?..
— Не знаю, но это возможно. На ее мужа он уж точно не похож. Но это должно остаться между нами, понимаешь?
— И все-таки ты сразился бы с ним там, у хижины?
Он кивнул с серьезным лицом.
— Он все равно одержал бы верх. Он превосходный боец — лучше всех, кого я знаю.
Мириэль внезапно рассмеялась.
— С чего это ты? — спросил он.
— Он не собирался тебя убивать. Я прочла это в его мыслях. Он хотел ранить тебя или обезоружить.
— Это могло стать для пего роковой ошибкой.
Она заглянула ему в глаза, и ее улыбка померкла.
— Неужто ты убил бы собственного сына?
— Что поделаешь? Я воин, Мириэль, и когда мечи сходятся, для чувств не остается места. Жизнь или смерть — больше ничего. — Он взглянул на маленького надира, который уснул прямо на камне, положив голову на тонкие ручонки и подтянув колени к животу. Ангел молча встал, укрыл мальчика своим плащом и вернулся к Мириэль. — Что замышляет твой старик?
— Этого я не знаю, но завтра мы уходим отсюда — к какой-то старой крепости в горах.
— Хорошая новость. Здесь мы долго не протянем. Ложилась бы ты спать.
— Не могу. Он скоро потребует меня.
— Для чего?
— Для противоборства с ожившими мертвецами.
Кеса-хан сидел у огня, и его дряхлое тело дрожало от ночного ветра, колебавшего пламя. Сейчас он не думал об усталости — смертельной усталости, гнетущей его. Все так сложно, так много нитей судьбы надо свести воедино. Почему все сбывается теперь, а не тогда, когда он был молод и полон сил? Теперь он стар, изможден и стоит на краю могилы. Боги в лучшем случае капризны.
Ум его полон замыслов, и успех каждого из них зависит от другого. “Ничего, — сказал он себе. — Путь, будь он хоть в тысячу лиг, начинается с первого шага, вот и сосредоточься на нем”.
Демоны явятся и приведут с собой души умерших. Как их всех побороть? Дренайка сильна, сильнее, чем сама думает, но одна она не сулит верной победы. Шаман закрыл глаза и мысленно призвал Мириэль к себе. Урочный час близился.
Кеса-хан потянулся к сосуду с серым порошком, но отдернул руку. Нынче он и так уже принял слишком много — впрочем, боги всегда помогают отчаянным. Он обмакнул палец в порошок и поднес ко рту. Сердце заколотилось, и он почувствовал, как сила вливается в его члены. Огонь вспыхнул желтым, золотом и пурпуром, а по стенам побежали теневые танцовщицы.
Дренайка вошла в пещеру. “Ну и страшна же, — подумал шаман. — Длинная и тощая”. Даже в дни своей юности он не счел бы ее соблазнительной. За ней шел дренайский воин с иссеченным шрамами лицом.
— Здесь не место тем, кто не имеет Дара, — сказал шаман, уставив на него свои темные глаза.
— Я ему так и сказала, — ответила Мириэль, садясь напротив Кеса-хана, — но он все равно пришел.
— Она сказала, что сюда придут демоны и ожившие мертвецы, — вмешался Ангел. — Возможно ли убить их мечом?
— Нет, — ответил шаман.
— А голыми руками?
— Нет.
— Как же Мириэль будет бороться с ними?
— С помощью своего мужества и своего Дара.
— Тогда я останусь с ней. В моем мужестве еще никто не сомневался.
— Ты нужен здесь, чтобы сражаться на стене с живыми людьми. Было бы сущим безумием позволить тебе войти в Пустоту. Ты пропадешь там ни за что.
— Не тебе распоряжаться моей жизнью, — загремел Ангел. — Я здесь из-за нее. Если она умрет, я уйду. Судьба твоих вшивых варваров меня не волнует. Понятно? Если ей грозит опасность, я иду вместе с ней.
Кеса-хан, полуприкрыв глаза, смотрел на высокого дреная. “Как же я их ненавижу, — думал он. — Их надменный тон, их снисходительность”. Шаман встретился взглядом со светлыми глазами Ангела и дал ему ощутить свою ненависть. Тот улыбнулся и медленно кивнул. Шаман встал.
