Имперцы встали парами по обе стороны двери, взяли «на караул».
— Что? — возмутился я, намереваясь смеяться гадам в лицо. — А где фанфары? И барабаны?
Я предположил, что сейчас встречусь со своим тюремщиком. Так оно и оказалось. В камеру вошла Шепот.
Ее появление поразило меня еще больше, чем торжественный вход великана-телохранителя. Предполагалось, что она удерживает западную границу равнины… если только… и думать немыслимо! Но червь сомнения все же глодал мою душу. Новостей я не слыхивал долго.
— Где бумаги? — осведомилась она безо всяких предисловий.
По моей физиономии расползлась улыбка. Я преуспел. Остальных еще не поймали… Но возбуждение быстро схлынуло. За Шепот вошли еще несколько имперцев. На носилках они несли Ворона. И грубо свалили его на койку напротив моей.
Гостей тут принимают знатно. Очень шикарная клетка. Есть даже где ноги размять.
Я восстановил ухмылку.
— Ну не надо сразу такие вопросы задавать. А то мамочка рассердится. Помнишь, что случилось в последний раз?
Шепот всегда была очень спокойна. Даже ведя войска повстанцев, она никогда не проявляла своих чувств.
— Твоя смерть может оказаться очень неприятной, — напомнила она мне.
— Мертвым все равно.
Ее бесцветные губы медленно изогнулись в улыбке. Шепот и так-то была не слишком симпатична, и гнусная улыбочка ее отнюдь не украшала.
Мысль ее я уловил. В глубине моего рассудка что-то верещало и билось, как обезьяна на костре. Я сопротивлялся голосу ужаса. Вот теперь самое время действовать как настоящему члену Черного Отряда. Тянуть время. Пусть остальные уйдут подальше.
Похоже, Шепот читала мои мысли.
— Далеко они не уйдут, — сообщила она, все так же улыбаясь. — От колдовства они могут спрятаться, а вот от гончих — вряд ли.
Сердце мое ушло в пятки.
Курьер появился точно по волшебству. Он сообщил что-то Шепот, та кивнула и повернулась ко мне:
— Сейчас я пойду их ловить. А ты в мое отсутствие припомни Хромого. Когда я получу от тебя все, что хочу, я ведь могу тебя и ему отдать. — И снова эта улыбка.
— Да уж, дамой ты никогда не была, — ответил я — правда, дрожащим голосом и в ее удаляющуюся спину. За хозяйкой последовал и ее зверинец.
Я проверил состояние Ворона. Без изменений.
Я лег на койку, закрыл глаза, попытался очистить рассудок от мыслей. Один раз, когда мне требовалось связаться с Госпожой, этот прием уже сработал.
Где она? Я знал, что недалеко, — прошлой ночью я ощутил ее присутствие. Но сейчас? Что за игру она затеяла?
Она сказала, что не уделяет этому внимания… но есть внимание, а есть внимание.
Глава 38
Крепость в Сделке
Бамм!! Опять эта дверь. На сей раз я услыхал, как человек-гора топочет по коридору, и не обратил внимания. Спросил только: «Тебя стучаться не учили, громила?»
Никакого ответа. В комнату вошла Шепот.
— Вставай, лекарь.
Я схохмил бы, но что-то в ее голосе превратило прохладу камеры в мороз.
Шепот выглядела ужасно. Не то чтобы она сильно изменилась внешне. Но что-то внутри ее стало мертвым, холодным… испуганным.
— Что это за тварь? — потребовала она ответа.
— Что за тварь? — ошарашенно переспросил я.
— С которой вы путешествовали. Говори.
Я молчал, не имея ни малейшего представления, о чем она толкует.
— Мы нагнали их. Вернее, мои люди. Я успела только пересчитать их трупы. Что за тварь раздирает двадцать гончих и сотню рыцарей за несколько минут и исчезает без следа?
Боги. Гоблин с Одноглазым превзошли сами себя.
Я все еще молчал.
— Вы пришли с Курганья. Где над чем-то колдовали. Что-то вызвали из могилы. — Кажется, она разговаривала сама с собой. — Сейчас мы это выясним. И выясним, насколько ты на самом деле несгибаем, солдат. — Она повернулась к великану: — Взять его.
Я очень старался вести себя препоганейшим образом. Пай-заключенным я прикинулся ровно настолько, чтобы усыпить бдительность великана. Потом я наступил ему на ногу, проехавшись ребром подошвы по голени. Потом вывернулся и пнул великана в пах.
Старею я, не та уже реакция. А великан оказался намного проворнее, чем положено при его весе. Он отшатнулся, поймал меня за ногу и швырнул через комнату. Двое имперцев подошли, подняли меня и поволокли. Я с удовлетворением заметил, что великан хромает.
Я пытался вытворить еще несколько грязных трюков — просто чтобы за меня не сразу взялись. Били несильно. Меня привели в комнату, где Шепот обычно практиковалась в ведовстве, и привязали к деревянному креслу с высокой спинкой. Ничего особенно пыточного я не заметил, отчего ожидание стало совершенно непереносимым.
Из меня уже выжали два-три высококачественных вопля и хотели приняться за меня всерьез, когда идиллия оказалась нарушена. Имперцы стащили меня со стула, торопливо поволокли в камеру. Мне было так плохо, что я этому не удивился…
…Пока в коридоре у самых дверей камеры мы не натолкнулись на Госпожу.
Значит, так. Моя весточка попала по назначению. А я-то думал, что ответ мне примерещился от большого желания. Но вот она — Госпожа.
Имперцы сбежали. Неужели она так пугает собственных людей?
Шепот осталась.
Все, что они хотели сказать друг другу, осталось непроизнесенным. Шепот подняла меня на ноги, втолкнула в камеру. Лицо ее оставалось каменным, но глаза полыхали.
— Черт. Опять меня одолели, — прохрипел я и рухнул на койку.
Когда дверь захлопнулась, был день. Когда я проснулся, наступила ночь. Надо мной стояла Госпожа в прекраснейшем из своих обличий.
— Я предупреждала тебя, — сказала она.
— Ага, — Я попытался встать. Все тело болело — как от пыток, так и от перенапряжения перед поимкой.
— Лежи. Я не пришла бы, не требуй этого мои собственные интересы.
— Иначе я бы и не позвал.
— Снова ты оказываешь мне услугу.
— Только в интересах самосохранения.
— Ты, как это у вас говорится, попал в костер со сковородки. Шепот потеряла сегодня немало людей. Как?
— Не знаю. Гоблин и Одноглазый… — Я заткнулся. Чертово головокружение. Чертов ее участливый голос. Я и так слишком много сказал.
— Это были не они. У них сил не хватит призвать нечто подобное. Я-то видела тела.
— Тогда и я не знаю.
— Я верю тебе. Но… Я видала такие раны прежде. Я покажу тебе до того, как мы отправимся в Башню. — Можно подумать, я сомневался. — И когда будешь смотреть — помни, что последний раз люди умирали так в те времена, когда миром правил мой супруг.
Ничего не стыкуется. Но меня беспокоило не это, а мое собственное будущее.
