Ознакомительная версия.
Единственная река, протекающая по Камишеру, брала свое начало где-то в Дебрях — где, никто не знал — и мела замечательную для тех место особенность: по ней никакая гадость в княжество не проникала. Камишерцы почитали ее священной и, упаси их человеческий Бог, никакую дрянь в нее сроду не бросали.
— Скот-то в ней купать можно? — иронично спросил Шак Саньку, не представляя, как жить возле реки, да бояться в нее плюнуть.
— А скот, он — чистый, — безмятежно отозвался кот.
Действительно, какая грязь может происходить от животных? По настоящему нагадит только человек. Или, — приходилось это признать, — аллари.
Тпр-ру! Шак второй раз чуть не улетел с облучка. Впереди в предрассветном тумане замаячил камень, стоявший у очередной развилки. Но срочно остановиться пришлось не по этому. На дороге, которая поворачивала к внутренней границе, расположился медведь. В тумане его громадная туша казалась еще массивнее. На черной морде красными угольками горели глаза. Медведь смотрел прямо в глаза Шаку.
— Что там? — спросил, подкативший Эд.
— Привет от хранителя границы.
Дайрен спешился, подошел. Медведь на дороге недовольно заурчал. В телеге завозилась Солька. Если проснется, не миновать новых слез. Судя по всему, косолапый имел приказ, только не пропускать. А раз так, нечего топтаться и думать, поворачивай, куда велено.
— Драться будем? — без всякого азарта предложил собака.
— А смысл?
— И последствия, к тому же. Одного мы с тобой как-нибудь уложим. Но тогда на нас вывалит целая свора.
— Сворами собаки бегают, — поправил Шак. — Медведи — семьями, господин ученый.
— А лошади — косяками.
— Лошади — табунами. Это рыбы — косяками.
— Утро, усталость, плохое настроение. Прости, брат, я все перепутал. Поворачиваем на восток? Пелинор, помнится, очень неодобрительно отзывался о своем тамошнем соседе. Стало быть, к нему он нас сейчас и загоняет. Чтобы, значит, чужими руками…
— А Саньке скажет: заблудились.
— Если тот спросит.
— Мы приехали? — подала из телеги сонный голос Фасолька.
— Спи, росиночка, — весело отозвался Эд. — Я тебя люблю. Мы отправляемся на пикник.
— Почему? — Солька подняла над бортиком, растрепанную, всю в закрытых бутончиках голову. — Ой! — Она увидела зверя и потянулась к волосам.
— Не стоит, — остановил ее Эд. — Пока все решается миром. Дальше твои цветочки еще могут пригодиться. Побереги.
Чмокнул красавицу в нос и одним прыжком взлетел на свой облучок. За его спиной каменюкой спала Цыпа.
Понадобились! Шак гнал во весь дух. Телегу подбрасывало на ухабах.
Давайте, мои родные! Ну, еще чуток. Оторвемся, я вас напою, оботру, накормлю овсом. Овса полные мешки. Давайте!
За спиной охнула Солька. Шак быстро обернулся. За телегой уже завивалась зеленая стена. Солькины цветочки на какое-то время должны были задержать преследователей.
Они заехали в деревню, пополнить запас овса. К чему отказывать себе в малом, решил Шак. Впереди были полные непонятки.
Всю дорогу, на каждой развилке, их ждал Пелиноров свойственник. Шак перестал уже останавливаться. Заметил впереди громоздкую бурую тушу — бери влево. Других направлений князюшка им не оставил.
Деревня встретила мирно. Накормили, напоили, овса продали и предупредили, что дальше к востоку лежит свежая плешь.
— Большая? — поинтересовался Шак у крестьянина.
— Да, не.
— Дорога в обход есть?
— Была, — поскреб в затылке мужик. — Как тебе сказать. Если по самому краю — может и проскочишь. Правее-то — трясина.
— А если свернуть на север и обойти плешь слева?
— Тама трудненько тебе придется. Тама одна тропочка-то и есть. Но по ней… места, слышь, плохие. А мало подальше — рубеж. Сквозь него не пройти.
Что там, слева, особенно плохого, от него так и не добились. Мужик крутил коричневыми шишковатыми пальцами кончик борозды, пекал, мекал, но толком объяснить не смог. Удалось выяснить одно: не все, кто уходил по той тропочке, возвращались назад. Известно — межевой лес. То ли само по себе там непотребство угнездилось. То ли соседушка подгадил. А в обход южной трясины вообще надо было сворачивать на предыдущей развилке. Мужик посокрушался, дескать, возвращаться теперь, вам.
Ага, возвращаться, хмыкнул Шак. Как же! Там нас уже не один медведь дожидается — всем семейством сидят, скучают.
— Пелинор упорен и последователен, — констатировал ситуацию Эд. — Смотри, он только медведей против нас послал. Люди — ни сном, ни духом.
— Интересно, почему?
— А Санька?
— Подумай, Эдди, стоит ли такой огород городить ради одного несчастного кота?
— Не кот он! — зло ощерился Дайрен.
— А я думал, что только я один догадался, — усмехнулся Шак и пошел запрягать.
Какой прок, докапываться до истины? Вперед загадывать — тем более. Успокойся Эд-бар. Нам бы сегодняшний день пережить. Неужели не чувствуешь? На нас идет охота. Чуешь, ведь, от того и дергаешься. Спрячь клыки, девочек не пугай. Авось, проскочим.
У Шака с самого утра сосало под ложечкой. Он целый день хлебал воду. В глотку больше ничего не лезло. Солька заволновалась. Вчера грибов поел, — успокоил ее Апостол. Бывает. Но та нет-нет зыркала в его сторону. Давно все же она с ними катается, знает, что на пустом месте аппетит у Апостола не отшибет.
* * *
Конь и трое людей уже с полгода ватагой ходили от города к городу. Резко поумневший после первого представления, Шак теперь покладисто следовал советам Игора. Играть полоумного? Всегда, пожалуйста. Представиться Законному колдуну арлекином? Представился, наврал, что все документы украли цыгане, а так же увели коней и прочий скарб.
Колдун попался ленивый, толстый и глупый. Он рачьими глазами пялился на высоченного молодого коня и недвусмысленно мусолил палец о палец. Только дурак не поймет. Кое-какие деньги к тому времени у них завелись. Потому Шак, понимающе кивнул, и вопросительно свернул голову на сторону: дескать, сколько? Колдун выкинул вверх пятерню. Конь — три пальца, причем так, чтобы было понятно: они легко могут сложиться в кукиш. Разобравшись с местными порядками и выяснив, где, кто, кому, кем — чего, Шак пришел к выводу, что в глухом углу, в котором прозябал колдунишка, большой шум тому поднимать не с руки.
Арлекины уже три дня в городке отработали. Людям они понравились. Так что, объяви он их ни с того ни с сего преступниками, может огрести кучу неприятностей от населения. Но и отдавать, запрошенную сумму, безропотно, не стоило. От излишней покладистости у посланца Клира только подозрений прибавится.
Сошлись они на четырех. Шак выложил марки на стол, на что колдун вынул из ларчика чистую гербовую бумагу и записал в нее Шака хозяином театра, а людей его рабами.
На остаток денег арлекины купили лошадь и повозку. Игор начал обзаводиться бутафорией. Представления стали длиннее и интереснее. Денег народ на редкое развлечение не жалел. Шак оделся в привычную кожаную безрукавку, такие же штаны и сапоги цыганской работы. Игор купил себе парик и теперь редко пугал народ пестрой лысиной. Ири начал стремительно толстеть. Его уговаривали, ругали, стращали, что прогонят. Толку никакого. Когда Шак запретил его кормить, Ири заплакал.
Он вырос на кухне. Всем маленьким рабам на шею вешали змейку, которая следила, чтобы ребенок не стянул лишнего куска. Так и жил с вечным страхом и вечным голодом. Потом — каторга. Потом побег и скитания. Немудрено, что когда появилась возможность, есть вволю, его понесло как на дрожжах.
Тогда Шак распорядился не пускать Ири в телегу. Лошадь топала себе по дороге, остальные ехали себе и в ус не дули, только бедный толстяк семенил пешком. Шак думал, он, намаявшись, сбежит. Но тот всегда нагонял товарищей.
В то утро у коня засосало под ложечкой. Он за собой такое знал и сразу насторожился. Казалось бы, чего дергаться? Но чутья со счетов не сбросишь, хоть и земли вокруг мирные да насквозь сонные. Устав приглядываться и принюхиваться, Шак, кинув поводья Игору, пересел в кошеву.
Ири давно отстал. Сун что-то как всегда мастерил, Игор напевал про восемнадцать берез. Почему восемнадцать?.. вон их тут сколько… Соломенная подстилка мягко пружинила, ровно стучали копыта, солнце скользило за толстым слоем теплых летних облаков… на ресницах осела блеклая радуга… Шака укачало.
Проснулся он, когда телега стояла. Конь выглянул из-за бортика, но ничего страшного не увидел. Оба его товарища топтались под деревом у могильного холмика.
Почему могильного? А на какой еще, люди приносят цветы? И крест. Ну и что? Это их людское дело, какую закорюку ставить над своим покойником. У змей вон вся страна — одно сплошное кладбище. У коней — общий склеп. У некоторых людей — тоже.
Они по примеру аллари чаще предкам поклоняются, но есть такие, которые — Богу. Бог, он какой? — спрашивал конь. Добрый, — отвечали люди. Встречались и крестопоклонники.
Ознакомительная версия.
