У меня были ключи от дома Эльзы — точно так же, как у неё имелись ключи от моей квартиры. Мы обменялись не просто ради удобства: это один из местных обычаев, своеобразный аналог принятого кое-где в Метрополии венчания. Я отпер дверь и вошел. Тяжкий удар обрушился мне на затылок, но я всё же не потерял сознания — краем глаза успел заметить некое движение, и тело среагировало… К сожалению, недостаточно быстро. Я рухнул на пол. Сверху тотчас навалились, вцепились в руки, заворачивая их за спину. Чей-то тяжелый сапог с маху ударил в висок. В глазах помутилось.
— Я ведь говорил — ты горько пожалеешь, что родился на свет! — немыслимый в этом месте голос Тремора эхом отдавался в ушах. — Говорил или нет, а, бледнокожий?! Ну-ка, смотри сюда!
Меня схватили за волосы, задрали голову. Гнусный убийца ухмылялся из-за плеча бледной Эльзы, придерживая пленницу за шею.
— Отпусти её! — прохрипел я.
— Запомни: я всегда плачу по счетам!
В его руке тускло блеснула сталь. Это был традиционный фрогский нож — с длинной толстой рукоятью и узким, словно половинка ножниц, лезвием. Я понял, что сейчас произойдет, и заорал, в бешенстве пытаясь вырваться из цепких рук. Град ударов обрушился на меня, но уже проваливаясь в небытие, я всё же увидел, как он, почти без замаха, ударил Эльзу чуть выше ключицы — всадил клинок по самую рукоять и тут же выдернул…
…Я не один год занимался фехтованием в школе боевых искусств Тыгуа, и неплохо знал анатомию. Это был смертельный укол. Тугая струйка крови брызнула из рассеченной артерии…
…Сознание вернулось, а вместе с ним вернулась и боль. Я стиснул зубы и попытался встать. Со второй попытки удалось подняться на четвереньки. Тремор и его команда исчезли. Эльза сидела, прислоняясь к стене, и зажимала рану — а кровь била сквозь пальцы, пятнала длинное серое платье, расплывалась безобразными кляксами по паркету… Она подняла испуганные глаза. Этот взгляд обжег меня, словно каленым железом.
Не помню, как я поднял её на руки и как оказался на улице. Я шагнул на середину проезжей части, загораживая путь несущемуся диномобилю. Его повело юзом, фонтан снега из-под колес окатил нас. Возмущенно взревел клаксон.
— Что вы творите! Сумасшедший! — завизжал водитель, распахнув дверцу.
— Она ранена. Ей нужна помощь, — я не узнавал собственный голос: он звучал хрипло, словно карканье.
— Что это? Кровь?! — болван округлившимися глазами смотрел на нас. — Вы же мне всю обивку перепачкаете!
Я бережно уложил Эльзу на снег и шагнул к водителю. Он попытался было захлопнуть дверцу, но недостаточно быстро. Я рывком выдернул его с сиденья и зашвырнул в сугроб.
…Мне ни разу в жизни не доводилось управлять дино, я лишь видел, как это делают другие. В тот день я только чудом никого не сшиб и не врезался во что-нибудь. Эльза привалилась к моему плечу. Я бросил на неё быстрый взгляд. Лицо моей возлюбленной было бледным, словно алебастр; огромные глаза смотрели жалобно и печально. На ресницах дрожали слезы.
— Эд… Кажется, я всё… Прости…
— Нет! Держись! Пожалуйста! — я вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев. Больница, немедленно нужна больница… Проклятье, все, которые я знал — слишком далеко, она не дотянет…
И тут меня словно током ударило. Я резко выкрутил баранку, едва не перевернув дино. Под капотом зашипели искры, в ноздри ударил резкий запах озона. Но это было неважно, всё было неважно, лишь бы успеть… Промчавшись по узкой улочке, я резко затормозил возле массивных, окованных железными полосами ворот. «Тихая гавань» — гласила изогнутая дугой вывеска. Дверного молотка не было; в этом месте не полагалось шуметь — но я рванул шнур звонка так, что едва не выдрал его с корнем.
— Эй, эй, эй, кто здесь такой нетерпеливый… — в одной из створок распахнулась маленькая дверца. На улицу вышли человек и фрог. Строгие, темные, безукоризненно сидящие костюмы, крахмальные сорочки, галстуки…
— Ба, кого я ви… Да ты весь в крови! Что у тебя приключилось, Эд? И кто эта женщина?
Говорившего звали Сержио Канальо; он был моим соплеменником, а ещё — племянником и правой рукой дона Маскарпоне. Но я почти не обратил на него внимания: мой взгляд был прикован ко второму. Юный фрог — в последнюю нашу встречу он выглядел мальчишкой-оборванцем; теперь же его было не узнать. Лишь глаза остались прежними: слегка настороженный и очень внимательный взгляд…
— Кваки, спаси её. Она ранена, — я хотел добавить «смертельно», но язык не повернулся выговорить это.
Юноша мотнул головой, приглашая следовать за ним, и скрылся в воротах. Я шагнул следом. Сержио тут же вывалил на меня кучу вопросов, но я промолчал. Его слова ничего не значили. Значение будет иметь лишь сказанное Кваки. Мы прошли длинным, гулким, едва освещенным коридором. Редкие лампы горели бледным зеленовато-голубым пламенем. Такой огонь получается, если в светильное масло добавить щепоть пыльцы мау-курру, «дерева мертвецов». «Тихая гавань» была кладбищем, хоть и не совсем обычным; а традиции в подобных местах блюдутся свято. Возле дверей Кваки остановился и требовательно протянул руки. Я хотел было нести Эльзу сам, но он отрицательно покачал головой, коротко бросил «жди здесь» — и исчез в темном проёме.
Я подчинился. Этот юноша, пожалуй, мог считаться моим другом — хотя связывающие нас отношения были куда более странными, чем обычно подразумевается под словом «дружба». Кваки — колдун, причем весьма искусный, несмотря на молодость; а в нашем мире это весьма уважаемая профессия. Колдунам подвластны такие силы, которые даже завзятый материалист затруднится определить иначе, как сверхъестественные. В своё время Кваки вытащил меня с того света, в самом буквальном смысле… И теперь он был единственной моей надеждой.
Я ждал, привалившись к стене и слепо глядя в пространство. Сержио, наконец, прекратил расспросы — лишь хмурился, покусывая смоляной ус и тревожно меня разглядывая. Казалось, прошла целая вечность.
— Её уже не спасти, — голос Кваки прозвучал беспощадно громко. — Иди, попрощайся, Эдуар. У вас есть несколько минут — это всё, что в моих силах…
— Нет, — прошептал я. — Только не это. Она — свет моей жизни. Я сделаю всё, что ты скажешь. Отдам всё, что у меня есть. Буду работать на вас остаток своей жизни. Только помоги… — В ушах моих звенели колокола, стены плыли, колени сделались ватными.
— Не могу, Эд. Она… — Он запнулся. — Она уже мертва. Осталось две или три минуты, не больше. Не теряй их даром.
— Оставь её здесь, со мной. Умоляю!
— Ты сам не понимаешь, о чем просишь, — нахмурился он.
