Но если он сможет перекинуться – Ночью! – значит, лечить тоже сможет! Остановить проникшую в крепость болезнь… Но тогда – тогда придется признать, что он черный шаман!
Пукы застонал.
– Эк на паренька навалилось-то! – вдруг жалостливо вздохнул дух войны и погладил Пукы по голове когтистой десницей.
– Некогда ждать, пока повзрослеет, – сквозь зубы буркнул Кэлэни. – К тому же еще неизвестно, что из него без нас вырастет.
– Напрасно ты воевать не хочешь, – задумчиво сказал Пукы Хонт. – Это в мирное время всякие сложности, проблемы душевные, выбор. А на войне все просто – здесь свои, там чужие, чужих надо бить, своих спасать…
– Пукы! Пукы, где ты? Куда ты подевался? – из-за стражницкой послышался скрип снега под торбозами и негромкий зов.
– Это Нямка, – раздосадованно пробормотал Пукы. – Проснулась небось, меня не увидела и искать пошла. И чего ей на месте не лежалось?
Хонт, сильно работая крыльями, взмыл чуть повыше. Подтверждающе кивнул:
– Она самая. И, похоже, ее надо спасать. Хоть и не война, – хладнокровно заявил он и на вопросительный взгляд Пукы пояснил: – Куль-то как раз в ту сторону уплыл.
До Пукы дошло. Лицо его изменилось, он заорал:
– Уходи оттуда, Нямка! Уходи, быстро! – и ринулся в сторону стражницкой.
Стражи у ворот опять переглянулись, один покачал головой:
– Воеводу, что ли, позвать? Не нравится мне этот ненормальный, как бы не выкинул чего… – и приподнялся, отдавая копье напарнику.
Свиток 25
Повествующий о злобном духе болезни и его изгнании
Пукы добежал до угла стражницкой.
– Стой! – вцепившийся в него Кэлэни дернул мальчишку назад. – Куль не должен тебя видеть – иначе сразу в ней спрячется!
Распластавшись по стене стражницкой, Пукы выглянул из-за угла – и понял, что опоздал. То исчезая в Ночных тенях, то появляясь в падающих от жаровни бликах Голубого огня, серый куль медленно плыл вокруг испуганно замершей Нямь. Девочка не могла его видеть, но текущая в ее жилах кровь мис-не позволяла ей чувствовать неладное. Она вертела головой, ощущая враждебное присутствие, но не в силах была определить, откуда оно исходит. И пугалась все больше.
– Давай вдоль стены, – напряженно шепнул в ухо Кэлэни. – Надо подобраться поближе! Сгребешь его и держи, пока не сдастся! Понял?
– Сгрести и держать, – дрожащим голосом шепнул в ответ Пукы. – Ничего сложного! Ничего!
Кэлэни явно хотел съязвить, но потом промолчал и лишь ободряюще похлопал Пукы по спине. Пукы решительно выдохнул… Стараясь держаться поглубже в тени, выскользнул из-за стражницкой и, прижимаясь к стенам домов, неслышным шагом двинулся к кулю.
Дух не спешил. Он словно наслаждался видом своей беспомощной добычи. А ужас Нямки достиг предела.
– Кто здесь? – дрожащим голоском спросила девочка, вертясь на месте в попытках разглядеть невидимого врага. – Я вас слышу… вижу… чувствую! Не прячьтесь! Выйдите! Ну пожалуйста! Вы меня пугаете! Я… я маме расскажу! А у меня мама знаете, кто? У меня мама – мис-не…
Нямь испуганно всхлипнула, губы ее задрожали, из глаз одна за другой покатились слезинки. От этого куль совсем ошалел. Он прекратил вращаться и завис перед лицом девочки, будто впитывая в себя ее нарастающий страх. По его серой фигуре шли волны, словно дух приплясывал от наслаждения. Пукы ускорил шаг. Он был совсем близко. Вылетел на середину улицы – за спиной у духа. Свет жаровни озарил его лицо…
Глаза Нямь расширились – она увидела мальчишку. Радостно вскрикнула:
– Это ты? Ты меня напугал! – и шагнула к Пукы, сама налетев на плавающего перед ней духа болезни.
Серый туман окутал Нямь. Дух повернул голову, поглядел на мальчишку. Его выглянувшая из-под капюшона парки жуткая морда, похожая на прогнившую рыбину, исказилась страхом и одновременно торжеством… и дух втянулся в тело девочки.
Тонкий, вибрирующий крик вырвался из горла Нямь. Ее выгнуло дугой, голова запрокинулась, от лица мгновенно отхлынула краска, сделав его белым-белым. Пукы едва успел подхватить рухнувшее ему на руки тельце. Удержать не смог – Нямь билась, как попавшая в силки лиса. Она упала на покрытую снежным настом землю, извиваясь в судорогах, таких сильных, что затылок касался пяток. Пукы упал рядом с ней на колени, обхватил обеими руками. Чьи-то еще руки – тонкие и нежные, но одновременно сильные – легли рядом на плечи девочки. Мис-не крепко обняла дочь. Ее густые кудри окутали мечущуюся девочку, дохнул запах хвои, воды, спокойствия леса… И Нямь начала затихать под руками матери. Успокоилась совсем, глубоко вздохнула, словно прогоняя наваждение, приподнялась, улыбнулась… и закашлялась. Сухой лающий кашель сотрясал худенькое тело. Она прижала ладони ко рту – и сквозь пальцы на снег закапала кровь. А по лицу и рукам девочки начали медленно расползаться сине-черные пятна.
– Черная немочь, – страшным голосом прошептал кто-то сзади.
Пукы обернулся. Стражник, с которым Пукы разговаривал у ворот, стоял совсем рядом. Позади него, плечом к плечу, замерли воевода и Белый шаман. Все трое, не отрывая глаз, смотрели на пятна на лице девочки, и выражение у всех троих тоже было одинаковое. Отвращение. Бессильная, беспомощная ярость. Но больше всего – страх. Кромешный ужас перед врагом, с которым нельзя сражаться, нельзя насадить на копье, нельзя даже увидеть! Ужас, от которого сильные мужчины теряют голову, превращаясь или в жалких слюнтяев, или в чудовищ, каких и в подземном мире не найдешь.
– Это все они! Обозники! – потрясая крепко стиснутыми кулаками, выкрикнул стражник, и лицо его в этот момент было страшнее гнилой морды куля. – Они виноваты! Не нужно было их пускать! Одни беды от них! – он вдруг схватился обеими руками за живот. – Я заболел! В животе жжет! Будто черви внутри ползают!
Пукы поглядел на крикуна с возмущением. Он ясно видел, что куль не успел коснуться никого, кроме Нямь!
– Руки мыть не пробовал? – сквозь зубы процедил он, поднимаясь. – Такое древнее шаманство – мыть руки перед едой! Очень помогает!
– Что-то я такого шаманства не знаю, – пробормотал Белый.
Пукы вдруг с ужасом сообразил, что он ведь тоже о мытье рук перед едой от Белых никогда не слышал. Неужели это – из позабытых знаний нижнего мира, из памяти Черного Донгара?
Словно прочитав его мысли, стражник вдруг снова завопил:
– Это все их мальчишка! Это он Самсай-ойку у костра призывал – все слышали! Да он сам – куль! А может… – стражник вдруг аж задохнулся от своей догадки, – может, он – черный шаман!
Для Пукы его слова были как ледяная глыба, со всего маху рухнувшая на голову. Мальчишка попятился, зацепился за лежащую на руках у матери Нямь и упал на снежный наст.
