– А там мэнквы! – подхватил второй.
– А кто доходит до центральных районов…
– А там кордоны пограничные! Храмовая стража, – снова подхватил второй. – И поворачивай, стойбищный, обратно!
– Но так же все погибнут! – Пукы все никак не мог понять.
– Зачем – все? – покачал головой старжник. – Кто в городах, за стенами, или в крепостях, на собранных припасах отсидится. Стойбища, конечно, мэнквы за Ночь подъедят. Потом друг друга жрать начнут – тут-то им и конец придет. Решится проблема без всякого для Храма беспокойства. А стойбища новые появятся – Сивир пустой не бывает.
Пукы хотел спорить, хотел кричать, что стражники лгут, что Храм не мог бросить своих детей, даже если они живут в далеких стойбищах, и… промолчал. Многих чэк-най пожег, а других-то обозов и впрямь – не видно.
Нет, прочь, бежать отсюда, из этого страшного места, где то, что всегда было правильным, оборачивается ложью, где даже ты сам оказываешься вдруг кем-то другим… Бежать, исчезнуть, забиться в какую-нибудь щель, пусть даже этой щелью станет черный чум…
– Мне очень надо наружу, – умоляюще пробормотал мальчишка.
Стражникам он явно надоел.
– Если так сильно надо – мэнквам в зубы, – приноси разрешение от воеводы, тогда выйдешь! – и один из них замахнулся копьем, отгоняя мальчишку прочь.
– Этого так впустили, – проныл Пукы, завистливо глядя на степенно шествующего мимо стражи человека в длинной, до земли серой малице и глубоко надвинутом на лицо капюшоне. – Или скажете, у него разрешение есть?
– У кого? – стражник растерянно завертел головой. В это самое мгновение человек в серой малице неспешно проскользнул мимо него, не ускоряя плавного шага, словно и не боялся, что находящийся на расстоянии вытянутой руки воин его заметит. – Нет тут никого! Опять мерещится тебе, парень! Иди отсюда, пока цел! – Он снова замахнулся копьем. Древко зацепило неторопливо шествующего серого – и прошло насквозь.
Пукы отпрыгнул еще дальше – и проводил скользящее через площадь существо взглядом. Его словно жаром окатило – существо вовсе не шло! Оно плыло в локте над землей, будто его гнал легкий ветерок. И ворота! Они-то оставались закрытыми! Никто не мог войти в закрытые ворота, кроме…
– Это что – тоже дух? – дрожащим голосом спросил он.
– Скорее в-всего, – неопределенно буркнул промолчавший весь разговор со стражниками Кэлэни.
– А какой? – жадно спросил Пукы, не отрывая взгляд от удаляющейся фигуры.
– Откуда я знаю? – раздраженно буркнул в ответ Кэлэни.
– Ну так выясни! – сам не понимая, откуда взялся повелительный тон, рявкнул Пукы.
Кэлэни внимательно поглядел на мальчишку:
– Шаманом так он быть не хочет! А покомандовать бедным старым Кэлэни так он не отказывается! – И, снявшись в места, полетел незнакомому духу вслед.
Догнал, описал круг и вернулся.
– Куль, – хмуро буркнул он.
– Куль-отыр? – ахнул Пукы.
– Ты что, и правда – недоумок? – воззрился на него Кэлэни. – Или как с самой Калтащ познакомился, так нос выше гор Сумэру задрал? Вот тебе лично Куль-отыр, повелитель всей Сивир-нижней, здесь возьмет и явится? Может, еще и Нуми-Торуму в эту затрюханную крепость ради тебя спуститься?
– Ну вы же двое явились, – сам удивляясь собственной дерзости, бухнул Пукы.
Хонт поглядел на него укоризненно и пояснил:
– Куль мелкий, обыкновенный, из хозяйства Самсайки, наверное, дух какой-нибудь болезни.
– Чего он тут делает? – спросил Пукы.
Кэлэни поднял глаза к небесам и, кажется, жалуясь кому-то, кто там, наверху, мог его услышать, убежденно сказал:
– Все-таки он действительно – недоумок. Я д-даже не знаю, что хуже: самоуверенный – как в прошлый раз, или дурной – как теперь.
– Не придирайся к мальчику, Кэлэни, – теперь уже за Пукы вступился Хонт. – Он просто еще не в состоянии соотнести свои новые возможности и свою прошлую жизнь. Его совсем другому учили…
– А ты его не з-защищай! – взбеленился Кэлэни. – Как он тебе лопатой навернул, так сразу в любимчики п-попал?
– Вы мне ответите или так и будете ругаться? – спросил Пукы; куль тем временем уже успел неторопливо пересечь площадь и скрыться за стражницкой караулкой.
– Ну что тебе отвечать, вот что? – продолжал бушевать Кэлэни. – Не знаешь, зачем болезни приходят? Или что каждую Ночь в стойбищах п-половина народу вымирает? Впервые слышишь, д-да? Или д-думаешь, крепость от т-твоего пауля отличается? Стены от к-кулей не защита!
– А чего ж теперь делать-то? – растерянно спросил Пукы, невольно делая шаг вслед ускользнувшему кулю.
– Тебе – ничего, – отрезал Кэлэни. – Некоторые шаманами быть не желают – это, видите ли, не соответствует их жизненным принципам…
– Чему? – Пукы почувствовал, что у него голова кругом идет.
– Ничему! – рявкнул Кэлэни. – У Калтащ-эквы ты побывать успел! И мазью своей она тебя натерла! Теперь тебе никакая болезнь не страшна, любой куль тебя десятой тропой обойдет!
Мазь Калтащ-эквы? Про нее в отличие от загадочных «принципов» он как раз все понимал! Действительно, натирала его Калтащ в их последнюю встречу, было дело. Но… Ведь он же не просил! Он даже не знал, что теперь защищен от всех болезней!
– Так что делай что хочешь! – продолжал орать Кэлэни. – Можешь спокойно оставаться – будешь б-больным водичку подавать и мертвых хоронить. А тебя опять все хвалить станут, как за спасение обоза. – Кэлэни скривился.
Пукы ощутил, как внутри него все горит и корчится. Значит, Кэлэни тоже – как Самсай? Считает, что Пукы мог сделать больше – и не сделал? Думает, похвалы ему нужны? Слова Самсая Пукы еще мог пропустить мимо ушей – нижний дух все-таки, чего его слушать! Но Кэлэни… Заика стал за последнее время единственной близкой душой… В смысле духом.
– Или сматывайся – если тебе, жалостливому, тяжело на м-мертвых смотреть! – Кэлэни все не мог остановиться. – Тебе же не впервой уходить – а те, кто останется, пусть справляются со своими бедами как хотят!
– Как же я смотаюсь? – ошалевший от этого взрыва Пукы уцепился за более-менее понятную фразу. – Ворота же…
– Ой, проблема! – всплеснул прозрачными руками Кэлэни. – Перекинься вороном и улетай!
Пукы застыл. Самые разные мысли и чувства тянули его в разные стороны. А ведь и верно. Чего он к стражникам-то приставал – зачем ему ворота? Достаточно натянуть на себя вороньи перья – наверняка у Белого найдутся! – и он оставит крепость позади. Крепость с заваленными трупами улочками. Крепость, где заболевших сжигают на Голубом огне – в надежде остановить заразу. Но юркий куль в неприметной серой парке шастает от дома к дому – а белый шаман лишь может следить за ним полными отчаяния глазами. Пукы перекинется, улетит и не станет на это все смотреть.
