– Ха-ха-ха, будь я хотя бы на десять лет моложе, вы бы пожалели о своих словах! – делец лихо развернул меня в очередном па, в спине у него что-то отчетливо хрустнуло, но гордец ценой титанических усилий превратил гримасу боли в выражение мужественного восторга на своем лице и закончил танец только через минуту под предлогом того, что, должно быть, уже утомил меня. – Не сочтите за наглость, что вмешиваюсь в ваши дела, – он усадил меня на свободный пуф и, наотрез отказавшись сесть рядом, тайком разминал себе спину, – но если вы испытываете какую-то симпатию к Клаусу, то выказывайте ее более осторожно. Вряд ли он способен правильно оценить и принять характер, подобный вашему.
– Почему? – я была неприятно удивлена не только неуместностью подобного разговора между двумя едва знакомыми людьми, но и излишней осведомленностью собеседника.
– Все дело в его старшей сестре.
– Леди Филиппе?
– Именно. Вам знакома история их семьи?
– Нет, – я покачала головой, чувствуя, что беседа становится все более и более доверительной, затрагивая те сферы, которые, возможно, от меня хотели бы скрыть.
– Их отец владел красильной фабрикой в Земске. После своей смерти он, оставил своим детям лишь развалившееся дело и мать, прикованную к кровати болезнью. Клаусу тогда было не многим больше, чем вам, он продал все, за что еще можно было выручить деньги, и основал новое предприятие, связанное с марью. В то время сырье, уже подвергшееся первоначальной обработке, поставляли из-за границы, поэтому работать можно было в городе. Дело потихоньку развивалось и, скорее всего, пошло бы на лад, если бы не утвержденный через несколько лет запрет на ввоз в Греладу полуфабрикатов растительного происхождения. У семьи не оказалось денег на реорганизацию производства. Вот тогда-то Филиппа и вышла замуж за человека богатого, но почти вдвое старшее ее годами. С ее стороны это был чистый расчет: она не желала видеть больную мать и младшую сестру в нужде, и не хотела знать, что Клаус будет винить в этом себя. Надо сказать, что ее муж был прекрасно об этом осведомлен, что, впрочем, не помешало им вопреки такому началу стать счастливыми. Откуда я все это знаю? Первый муж Филиппы был моим братом. Он вложил деньги в перестройку маревой фабрики и налаживание новых поставок. После его смерти партнером в бизнесе стал я. Ну а Клаус, как мне кажется, до сих пор не может простить сестре этого брака или, вернее, того, как она пожертвовала собой ради семьи. Второй раз Филиппа вышла замуж уже по любви, за знатного человека, но ушла от него меньше, чем через год, узнав об измене. Вот такая вот насмешливая судьба.
Господин Жерон поправил ус, на время забыв о своей спине, а затем веселым тоном, будто весь предыдущий рассказ мне только приснился, осведомился:
– Надоел я вам своими россказнями? Знаете что: познакомьте меня с вашей куколкой-подругой, и я обещаю больше не надоедать.
– Простите, пожалуйста, а вы уверены, что можете позволить себе еще один танец? – я попыталась как можно вежливее спросить, не развалится ли собеседник после первого же па.
Но какое там! Глаз мужчины горел, боли в спине были забыты, а выбранная партнерша молода и прекрасна. Так что мне пришлось вести его к Алисии с нижайшей просьбой о хотя бы одном танце, в чем я глубоко раскаялась минут через десять, когда двое слуг и доктор буквально на руках вынесли из зала господина Жерона, сраженного коварным ударом радикулита.
Рядом со мной приземлилась раскрасневшаяся леди Филиппа с мерцающими от удовольствия глазами, делавшими ее молодой и привлекательной:
– Я, кажется, уже лет сто так не танцевала! – рассмеялась она, пытаясь справиться со своим дыханием.
– А вы разве не поедете приглядеть за господином Жероном? – удивилась я.
– Да ну его, старого дурака, – отмахнулась женщина. – Уже даже не интересно: каждый его бал кончается приступом радикулита. Нет бы как почтенный человек сидеть за картами, так он предпочитает скакать с молоденькими девицами по паркету, а у самого уже дочка на выданье. Правда, сегодня он чересчур рано сдался: обычно выдерживает до середины вечера.
Я мысленно отвесила поклон Алисии и ее стремлению поразить Ласа своим умением танцевать.
– Не беспокойтесь, с ним поехал доктор, – сказала леди Филиппа, и только тут мне стала ясна истинная причина ее недовольства партнером фабриканта. – Я, конечно, в докторах совсем не разбираюсь, но сэр Мэверин внушает мне доверие.
Мне тоже, особенно когда не спит в вазе с пуншем.
– А как дела на фабрике? Мелкие неприятности не прекратились?
– Какое там! – она обреченно махнула на меня рукой. – Я уже почти поверила в вашу версию о злых духах. Даже священника приглашала.
– И что?
– А ничего: не пошел он к нам. Сказал, что лешим делом занимаемся, поэтому всех своих леших заслужили.
– А у меня один из братьев послушник, на священника учится, – я решила издалека забросить удочку.
Наживка была заглочена моментально. Вместе с удочкой.
– Николетта, дорогая, – леди Филиппа схватила меня за обе руки. – Может, вы согласитесь всей семьей прийти к нам в гости на праздник Темной ночи? А то я уже и не знаю, чего опасаться!
– Вы уверены, что выдержите шестерых моих братьев? – я подумала, что они вполне могут нанести урона фабрике больше, чем вся нечисть в округе, вместе взятая.
– Ну, если уж я выдержала одного своего, то шестеро чужих мне нипочем, – браво сказала моя собеседница, не вполне понимая, что ее ждет.
По возвращении с бала я застала перед своей дверью лунатящего Ерема в ночной рубашке. Снова эта напасть! Оставалось только молиться за то, чтобы он не начал колдовать во сне.
Уже навострившись, я подняла мальчишку на руки, мельком отметив, что Ерем растет, и, пожалуй, еще через полгодика мне будет уже не по силам проделать этот трюк.
– К мамке его надо, к мамке, – сочувственно прохрипел из угла полевик Агафон. – Соскучился малец, вот и колобродит. Бессовестное у вас семейство, хоть и прикипел я к вам.
Дожили: уже нечисть обвиняет нас в недостатке совести и человечности!
Хотя, может, и за дело. В ближайшее время маменьку ждать не приходилось: ее «месяц при дворе» грозился растянуться минимум на полгода. Беспечную родительницу, казалось, нисколько не заботило, что младшие дети начнут без нее тосковать.
– Я бы его и отправила, да только кто повезет?
– Да хоть я отвезу, – неожиданно проскрипел Агафон.
Я тихонько – чтобы не разбудить Ерема – рассмеялась:
– Хорошая ты, Агафон, нечисть, хоть и бесполезная.
– Вот что ты меня обижаешь? – зашуршал полевик – аж мурашки пошли по коже. – Я хоть раз на ваши вопросы неправильно ответил?
