– Хорошая ты, Агафон, нечисть, хоть и бесполезная.
– Вот что ты меня обижаешь? – зашуршал полевик – аж мурашки пошли по коже. – Я хоть раз на ваши вопросы неправильно ответил?
– Не знаю, не задавала, – вывернулась я.
– Ну так задай!
Хорошо, вопрос так вопрос. Долго думать не понадобилось.
– Агафон, скажи мне, есть кто из ваших на фабрике?
– Да никого. Раньше Переплут сидел, а сейчас если только коргоруши и встречаются. Да тебе-то какое дело? Все равно ты в нас не понимаешь и даже где-то не веришь.
– Ерем верит, а мне этого достаточно. И что, вредные эти коргоруши?
– Да не вреднее домовых, – отчего-то недовольно прохрипел полевик. – Спать уже пора, иди.
– Ну последний вопрос. А тот старик с рябиной на шляпе, он кто?
Агафон засмеялся надо мной обидно, как над дурочкой:
– Рябинник, ясно кто, – а затем исчез и, сколько я ни требовала более подробного объяснения, обратно не появлялся. Теперь оставалось только ждать утра, чтобы спросить у Ерема.
– Рябинники – ведуны, магии почти не знают, но, как говорят в народе, ходят по самой кромке этого мира, а оттого со всеми духами общаются запросто. Дух умершего рябинника превращается в птицу и будет оберегать место, где он жил, до тех пор, пока другой не придет ему на смену, – старательно выговаривая слова, прочитал мне Оська со страницы, указанной Еремом в книге. – И зачем ему вредить на фабрике?
– Может, это фабрика природе вредит? – предположила я.
Ерем многозначительно хмыкнул.
– Я понимаю, что ты горой за своего знакомца, но неплохо было бы выражаться более красноречиво, – даже моего тренированного терпения не всегда хватало на младшенького. – И если твой Фрол так уж невинен, то зачем играет в прятки-догонялки на территории фабрики?
– Поймай и узнаешь.
Конечно, все гениальное просто.
В вечер праздника Темной ночи дом фабриканта был подвергнут жестокой оккупации со стороны моей семьи. Не устоял никто и ничто: даже знающая себе цену Зельда предпочла благоразумно удалиться в контору, когда при встрече Оська с возгласом «Лошадка!» кровожадно потер ладошки. Господин Жерон периодически стеснительно поводил плечами под пристальным взглядом Михея, с псевдопрофессиональным интересом изучавшего надетый на партнера фабриканта лечебный корсет. Лилия и Сара поминутно хихикали, словно помешанные, и краснели, бросая взгляды на Ласа. Ерем всецело завладел вниманием леди Филиппы, а сама леди Филиппа вниманием Ефима: братец не сводил томного взгляда с ее белых плеч и темных волос, в которые была воткнута невесть откуда взявшаяся на пороге зимы роза. Мне во всей этой сцене досталась наискучнейшая роль вынужденной слушательницы религиозных сентенций Ивара, поэтому, когда все перешли за стол, я поспешила завязать более светскую беседу:
– Господин Жерон, как ваша спина? На входе мы столкнулись с доктором. Кажется, он был в прекрасном настроении, но, зная сэра Мэверина, я не могу с уверенностью сказать, что это от того, что вы идете на поправку, а не от того, что выздоровление затягивается и он обеспечен гарантированным заработком на месяц вперед.
– Леди Николетта, где ваша проницательность?! – в притворном разочаровании воскликнул партнер фабриканта. – Вы оказались неправы и в том, и в другом случае, да к тому же еще и очень несправедливы к господину доктору. Вовсе не состояние моего здоровья заставляет сэра Мэверина продолжать свои визиты.
Мой собеседник кинул многозначительный взгляд на леди Филиппу, что та, конечно же, не упустила из виду:
– Если бы эти визиты не имели отношения к вашему здоровью, вряд ли бы вы оплачивали их с такой покорностью.
Но господин Жерон не имел привычки легко сдаваться, по крайней мере, в словесных баталиях.
– Ха-ха, дорогая Филиппа, где же ваша благодарность за то, что я на редкость вовремя повредил себе спину. Иначе доктору было бы не так просто найти дорогу в ваш дом. В случае чего, не забудьте сказать тост за меня и мой радикулит на свадьбе.
– Жерон, вы, наверно, переусердствовали с микстурами. От некоторых из них приключаются удивительные галлюцинации. Я не собираюсь замуж в третий раз, запомните мои слова.
– Зачем мне их запоминать, если ваш цветущий вид говорит об обратном? Неужели вы распустили свои дивные волосы, только чтобы порадовать больного старика? А уж экзекуции над последней цветущей розой в вашем миленьком зимнем саду я точно не достоин.
– Ну, если вы так настаиваете…, я распустила волосы только потому, что не хватило времени убрать их в прическу. Мне пришлось почти целый час заниматься примирением работниц фасовочного цеха! Они сказали, что вы, дорогой мой выздоравливающий, отказались разговаривать с ними, сославшись на боли в спине.
– Ну, Филиппа, помилуйте, я же не золотарь, чтобы копаться в их мелочных дрязгах, – немного извиняющимся за скабрезность тоном ответил господин Жерон.
– Золотарь? – заинтересованно поднял голову Михей. – Наверно, прибыльная профессия?
Взрослые почувствовали себя неловко, а две девицы-подружки, переглянувшись, захихикали в кулачки. Оська подвинулся к Михею и стал что-то быстро нашептывать ему на ухо – судя по меняющемуся выражению лица последнего, нечто крайне расширяющее лексический запас.
Лас очень вовремя задал вопрос, как хозяева собираются проводить праздник Темной ночи, и я, предоставив братьям далее самим выходить из неловкой ситуации, сказала, что вынуждена отлучиться на секунду, и вышла из столовой.
Существует поверие, что праздник Темной ночи – время, когда нечисть выходит пошалить. А потому находчивые селяне считают, что в эту ночь можно пошалить и самим, например, во дворе у соседа, а поутру спихнуть все на леших и домовых. К счастью, на поместья лордов в большинстве своем подобные игры не распространяются, если, конечно, владельцы жили в мире со своими работниками весь предыдущий год. Думаю, и на фабрику тоже никто не посягнет, так что в гости леди Филиппа нас пригласила не из-за страха перед заигравшимися селянами.
Пока вся честная компания занималась поглощение гуся (которого господин Жерон с завидным упорством величал «нашим лебедем»), я прошмыгнула по коридору в контору – лучшего времени, чтобы никто не мешал шататься по фабрике, найти было просто невозможно. Рябиннику вполне могла прийти в голову такая же мысль. Так что, если он еще не отказался от своих прогулок по территории предприятия, у нас с ним есть шанс столкнуться. Ну а нет, так подышу фабричным воздухом – благо господин Клаус все же наладил вентиляцию.
Проходя через здание конторы, я не смогла побороть искушение и заглянула в кабинет фабриканта (подумаешь, подняться на второй этаж – почти по пути). Знаю, господин Клаус не одобрил бы такого поведения, но сама к себе я была гораздо снисходительнее, чем он. За что и поплатилась первыми седыми волосами, когда открыла заветную дверь: за рабочим столом кто-то сидел, и глаза незнакомца горели темным нечеловеческим огнем.
