Кабан бросился вперёд. Глаза налились кровью, из пасти шла пена; испустив яростный вопль, он ринулся на поджидавшего его Гариона. Снег вихрем летел из-под твёрдых копыт, как водяная пыль от взрезающего волны носа корабля.
Блестящие кристаллики, казалось, зависали в воздухе, сверкая в единственном солнечном луче, которому удалось проникнуть сквозь сплетенье ветвей.
Сотрясение от столкновения зверя с копьём на миг оглушило Гариона, но оказалось, что мальчик целился хорошо: широкий наконечник пронзил грудь, и белая пена, капавшая с клыков кабана, стала ярко-красной. Гариона отбросило назад, ноги заскользили, и неожиданно древко переломилось, как сухая веточка: кабан подмял его под себя.
Первый режущий удар клыков пришёлся в живот; он ощутил, как воздух со свистом выходит из лёгких; во второй раз клыки зацепили бедро, именно в тот момент, когда мальчик, задыхаясь, попытался вывернуться и откатиться с тропинки. Кольчуга пока защищала тело, но сила ударов оглушала. Неожиданно зверь, поддёв мальчика, швырнул его в воздух; Гарион врезался головой в дерево.
Из глаз посыпались искры, он почти потерял сознание, но внезапно откуда-то появился Бэйрек, с рёвом пробирающийся через сугробы. Глаза мальчика, застланные обморочной дымкой, непонимающе уставились на нечто невероятное, не могущее быть на самом деле. К нему мчался именно Бэйрек. в этом не могло быть сомнения, но одновременно он был кем-то ещё, будто в одежду Бэйрека забрался огромный уродливый медведь.
Непонятным образом эти две фигуры, бегущие по глубокому снегу, сливались друг с другом, а движения их были абсолютно одинаковыми. Словно бы занимая одно пространство, они и мыслили как одно существо. Стальные ручищи стиснули извивающееся, смертельно раненное чудовище в неумолимых объятиях. Алая кровь брызнула фонтаном из пасти кабана, и лохматое человекоподобное создание, казавшееся Бэйреком, но в то же время кем-то ещё, подняло издыхающее животное и с невероятной жестокостью ударило о землю. Звероподобное существо подняло ужасное лицо-морду и издано сотрясающий всё вокруг рёв торжества, но тут свет в глазах Гариона померк, и он почувствовал, что скользит всё глубже в серую пропасть забытья.
Неизвестно сколько времени прошло, но очнулся он уже в санях. Силк прикладывал к его затылку платок со снегом, лошади летели по безбрежным белым просторам к Вэл Олорну.
— Вижу, ты всё же решил жить, — улыбнулся Силк.
— Где Бэйрек? — невнятно пробормотал Гарион.
— Едет за нами, в других санях, — ответил Силк, оглядываясь.
— С ним… всё в порядке?
— Кому под силу справиться с Бэйреком?
— Я… хотел сказать… он похож на себя?
— На кого же ещё? — пожал плечами Силк. — Нет, мальчик, лежи спокойно. Это дикое животное, по-моему, переломало тебе рёбра.
Положив руки на грудь Гариона, он осторожно толкнул его назад.
— А кабан? — слабо запротестовал Гарион. — Где он?
— Его несут охотники. Вернёшься во дворец как победитель. Однако, с моей точки зрения, ты должен задуматься о пользе разумной осторожности. Эти твои инстинкты до добра не доведут и могут значительно укоротить твою жизнь Но Гарион успел снова потерять сознание.
Вскоре они очутились во дворце, и Бэйрек внёс его в комнату; рядом тут же появилась тётя Пол, побледневшая при виде крови.
— Это не его, — поспешил заверить Бэйрек. — Мальчик проткнул кабана, и тот залил его кровью, пока они боролись. Думаю, с парнем всё в порядке, разве что небольшая шишка на голове.
— Неси его, — коротко велела тётя Пол и пошла вперёд, показывая дорогу в комнату Гариона.
Позже, когда голова и грудь были перевязаны, а мысли путались и клонило в сон от мерзкого на вкус зелья, Гарион тихо лежал в постели, слушая, как тётя Пол, наконец добравшаяся до Бэйрека, обрушила на беднягу свой гнев:
— Ты, здоровый недоумок! Видишь, к чему привела твоя глупость?
— Мальчик очень храбр, — ответил Бэйрек непривычно тихим, полным мрачной меланхолии голосом.
— Храбрость меня не интересует, — оборвала было тётя Пол, но тут же остановилась. — Что с тобой? — встрепенулась она и неожиданно, протянув руки, сжала ладонями голову великана, взглянула в его глаза; руки медленно скользнули вниз.
— Ох, это случилось в конце концов… правда? — тихо спросила она.
— Ничего не поделаешь, Полгара, — жалко пробормотал Бэйрек.
— Всё будет хорошо. — Она нежно погладила склонённую голову.
— Мне никогда уже не будет хорошо.
— Иди спать, — вздохнула она, — утром всё кажется не в таком мрачном свете.
Гигант повернулся и молча вышел. Гарион знал, что они говорили об увиденном им в лесу, когда Бэйрек мчался на подмогу, и хотел расспросить обо всём тётю Пол, но горькое питьё погрузило мальчика в глубокий сон без сновидений раньше, чем он успел подобрать нужные слова.
На следующий день у Гариона болело всё, что только могло болеть: он не представлял, как встанет с постели, однако посетители шли потоком, и это заставляло мальчика забывать о синяках и ушибах. Особенно лестными оказались визиты олорнских королей, разодетых в великолепные мантии; все в один голос превозносили его мужество.
Потом появились королевы и принялись охать над мальчиком, нежно утешать и гладить по голове. Всё вместе — похвалы, ласковые слова и сознание, что он впервые в жизни находится в центре внимания, — наполняло сердце Гариона восторгом. Последним гостем в этот день оказался господин Волк, пришедший, когда по снежным улицам Вэл Олорна уже крались вечерние сумерки. На старике были его обычная туника и длинный плащ с поднятым капюшоном, словно он только что пришёл с мороза.
— Видели моего кабана, господин Волк? — гордо спросил Гарион.
— Превосходное животное, — ответил тот без особого энтузиазма, — но неужели никто не предупредил тебя, что нужно отбежать в сторону после того, как проткнёшь зверя копьём?
— Я не успел подумать об этом, — признался Гарион, — но… не показался бы подобный поступок трусостью?
— Неужели ты был настолько озабочен тем, что может подумать о тебе свинья?!
— Ну… — запнулся Гарион, — нет, конечно.
— Ты выказываешь поразительное отсутствие здравого смысла для столь молодого человека, — заметил Волк. — Обычно годы и годы требуются, чтобы достичь той безрассудной отваги, которую ты проявил всего за одну ночь.
И, повернувшись к сидевшей тут же тёте Пол, спросил:
— Полгара, ты уверена, что в жилах Гариона не течёт ни капли арендийской крови? Ведёт он себя последнее время как истинный аренд. То переправляется через Великий Мейлстром с храбростью малыша, оседлавшего лошадку-качалку, то пытается сломать клыки дикого кабана о собственные рёбра. Уверена, что не уронила его в детстве? Не ушибла ли головку младенца?
