– Какой дурак повесил это на цепь? Можно повредить силовые линии… Так… Здесь написано: «Заперто… законсервировано, собрано и закрыто, срока давности нет».
– «Законсервировано»?!
– Ну, общий смысл такой. Обработано для хранения, заархивировано, если хотите. Это… Ух ты, много читал про такое, никогда не приходилось держать в руках. Это, господа, один из так называемых исполнителей желаний, они попадались людям во все времена. Принцип действия простой: воля простака-желающего плюс извращенный юмор исполнителя. Обезьянья лапа… Золотой шар… Цветок с радужными листьями…
– Монетка желаний.
– Вот-вот… Но монетка – это просто забава, детская игра.
– Где Королева Тумана могла добыть эту вещь?
– Королева Тумана? – Алхимик встрепенулся. – А при чем здесь она?
– Это она подбросила Эдне монетку.
– Вот как, – пробормотал он, и лихорадочный румянец на его щеках поблек. – Эта вещь – из владений Королевы… Проще простого… Чего, вы говорили, пожелала Эдна?
– Забыть Оберона.
– Ох, – алхимик покачал головой. – Забыла?
– Нет. Вместо этого…
– Понимаю… – Он рассеянно взвесил монетку на ладони. – Маг дороги, я начинаю беспокоиться.
– Только сейчас? – не выдержала я.
– Вы меня неверно поняли, – он преданно заглянул мне в глаза. – Много лет я сижу здесь тихо-тихо. Пишу детские книжки. Гонорары небольшие, но я ведь живу скромно…
– Мне-то что? Живите как хотите.
Он замотал головой:
– Слишком большое внимание к моей скромной персоне. Слишком много влиятельных господ, магов, ходят ко мне… Кстати, вы не говорили некроманту, что я его предал?
– Я ничего не говорила некроманту. – Я сжала зубы, чувствуя, как напрягся рядом Гарольд. Проклятый алхимик: проверяет он меня, что ли?! Или он Гарольда так проверяет, или… поди узнай, чего он хочет, скользкая душа!
– Но он все равно узнает, – шепотом пожаловался алхимик. – Граница между нашими мирами сделалась такая тонкая… Если господин некромант явится, чтобы отомстить… Что делать бедному ученому?
Я вспомнила равнину, запруженную Саранчой, осажденные скалы и мертвецов-арбалетчиков.
– У господина некроманта сейчас хватает забот и без вас. Не тряситесь!
– Вам легко говорить… А Королева Тумана?
– Думаете, она сюда дотянется? Руки коротки!
– Коротки, – алхимик прерывисто вздохнул. – Она мне снится, господа, в последнее время очень часто… Ежели она смогла дотянуться до короля в его Королевстве… То до меня, скромного изгнанника?!
– Королевство гибнет, – я через силу поднялась с дивана, – а вы ноете. Трясетесь за собственную шкуру!
– Моя шкура мне очень дорога, – он проникновенно хлопнул короткими ресницами. – Вы молоды. Вам этого не понять!
– Вы жалкий трус, – вдруг сказал Гарольд.
– Да, – алхимик поклонился. – А вы, должно быть, Гарольд. Я был знаком с вашей матушкой… Когда она была еще ребенком. Это были славные времена…
– Кто вы такой?!
– Жалкий трус, как вы уже знаете. Только… после всего, что случилось, я храню верность королю. А вы его забыли, насколько я понимаю. Вы, маг дороги, забыли своего короля… Вы беспамятная овца, вот вы кто. Но, разумеется, вправе презирать такого жалкого…
– Гарольд! – рявкнула я.
Его руки уже потянулись к горлу алхимика. Тот отпрыгнул в дальний угол и побледнел сильнее – видно, понял, что перестарался. Мой окрик заставил Гарольда вздрогнуть – и остановиться.
– Король защищал меня, – плаксивым голосом начал алхимик. – Я изгнанник… но честный изгнанник! Я сполна расплатился за прежние грехи… Теперь, когда нет короля, – кто оградит меня от Туманной Королевы? От некроманта, если тот пожелает использовать мои знания во зло? Кто…
– Тихо! – рявкнула я.
И – удивительно! – они меня послушались. Оба. Я стояла посреди комнаты, держа наперевес бесполезный легкий посох; в ушах у меня тонко звенело, а перед глазами метались искорки. Алхимик снова разглядывал монетку, Гарольд отошел и сел на диван. У него подергивалось веко.
– Мы здесь не затем, чтобы болтать. А чтобы вернуть Оберона! Этот исполнитель – можно его заставить отменить желание?
– Нет, – алхимик скорбно поджал губы. – Это основа магии – обратного хода нет… Что пожелал – за то и отвечаешь…
– Вы сказали, там написано…
– Да. «Заперто, закрыто». После исполнения желания предмет переродился. Теперь это сейф. Если бы Эдна пожелала никогда не знать страха – в сейфе хранился бы ее страх. Если бы Эдна пожелала разбогатеть – в сейфе оказалась бы ее бедность…
– Она пожелала забыть Оберона!
Алхимик покачал головой:
– Прошу прощения, но Оберона… его величество нельзя запаковать в столь тесную тюрьму. Где моя лупа?
Он потянул на себя ящик стола, и тот выпал, рассыпав по паркету бумаги, фотографии, пуговицы и скрепки. Не обращая ни на что внимания, алхимик выхватил из общей кучи лупу и, сощурив глаз, уставился на монету.
– Это имя, – сказал он вдруг севшим голосом. – Это имя… Да. Одно. Имя короля! – провозгласил писатель, благоговейно глядя на монетку. – Вот что она здесь спрятала. Забвенье прокатилось по многим мирам, и в Королевстве, где волшебный мир очень развит, сила забвения оказалась сильнее всего…
– Как открыть сейф? – быстро спросила я.
Алхимик внимательно поглядел на меня. Потом на Гарольда. Вдруг улыбнулся – как-то очень сладко:
– А это вам, господа маги, виднее. Я ведь всего лишь ученый. Насколько мне известно, отпереть сейф нельзя, взломать тоже, но можно призвать то, что находится внутри, другим магическим способом… Решайте сами!
* * *
В караульной башне горел костер – ни одно поленце не успело прогореть за наше отсутствие. Уйма мигнул круглыми желтыми глазами:
– Так вы идете или нет?
– Мы уже вернулись.
Ноги меня не держали. Я села на шкуру бебрика у самого огня. Посох в моих руках опять налился тяжестью и силой, навершие посверкивало. В кулаке была зажата треугольная монета.
– Гарольд, вы в самом деле куда-то ходили?!
– Да, – отозвался он глухо. – Лена, мне надо с тобой поговорить.
Он назвал меня «Лена» – или мне послышалось?!
Узкая крытая галерея вела из башни в замок. Поднявшись по винтовой лестнице, мы прошли, один за другим, по темному коридору и остановились в комнате отдыха стражи. Здесь, как и везде в замке, царил бедлам – но среди хлама на полу, пустых бочонков, щепок, тряпок, почти не осталось ничего пригодного: уходя, новые подданные некроманта вынесли все, что смогли.
Гарольд минуту помолчал. Потом протянул руку у меня над головой:
– Оживи.
Я давно забыла это ощущение. Чужая сила, делаясь моей, хлынула, заполнила, подбросила вверх, заставила спину распрямиться. Разом пропали искры перед глазами, перестали гореть веки, утих звон в ушах. Я чувствовала себя как солнечным утром в воскресенье после длинной, спокойной ночи.
