Свет и тьма.
Что они от меня хотят? Что я должен сделать?
«У этого кинжала достанет могущества, чтобы уничтожить даже ангела, — сказал Аваддон. — Помни, человек. Помни об этом всегда».
Может ли он уничтожить мессию? Уничтожить эту красивую стройную девушку по имени Ирина?
Да. Я знал это. Даже когда она наберет полную силу— да.
Хмырь сказал: не верить Аваддону. Но в принципе демон сказал мне то же самое, что и он: думай сам, решай — и будь готов действовать, когда придет время. Так кому теперь я должен верить? Или проще всего не верить никому?
Два дня до конца света.
Что мне делать? Как я могу сделать выбор, зная, что ценой ошибки может стать новый День Гнева?
Просачивающаяся сквозь тряпку тьма успокаивающе холодила ладонь.
— Алексей!
Я поднял олову.
— Иди сюда.
Пнув напоследок ни в чем не повинную бочку, я подошел ближе. Наградил недоверчивым взглядом Хмыря, невесть для чего вытащившего на свет Божий приторную улыбочку. Всмотрелся в лицо Ирины.
Уж не знаю, чего наговорил ей этот усмехающийся болтун, но с лица Ирины сошло то загнанное выражение, что так поразило меня при нашей сегодняшней встрече. Отступил, затаившись в глубине глаз, страх. Но зато ему на смену пришла решимость. Холодная беспристрастная решимость, замешанная на колючих кристалликах синего льда.
Я вздрогнул и отвел взгляд.
— Я, пожалуй, пойду. А то поздно уже, — сказала Ирина, взглянув через открытое чердачное окно на затянутое уныло-серыми тучами небо. — Да еще и дождь, кажется, будет… Алексей, ты тоже идешь?
Я развел руками. Притворно вздохнул, всем видом показывая, что куда же я теперь без нее. И вроде бы даже заметил мелькнувшее в ее глазах облегчение.
Да-а… Налицо заметное улучшение. От едва сдерживаемой ненависти, через страх, отчаяние и неприятие своей судьбы, к видимому невооруженным глазом облегчению. Впрочем, имеет оно истоки вполне понятные. На месте Ирины я тоже был рад, если б кто-нибудь в такой момент находился со мной рядом: Пусть даже этот кто-то — человек, который убил ее друга.
— Если хотите, можете остаться здесь, — радушно предложил Хмырь. — Места всем хватит. Вряд ли кто-нибудь догадается искать вас здесь.
— Нет, — Ирина тряхнула головой, рассыпая по плечам пышную гриву волос. — Мы все-таки пойдем. Ничего?
Бывший инквизитор улыбнулся:
— Ничего. Заглянете завтра?
Сердце тоненько кольнуло, тревожно и недоверчиво. И я поспешно — может быть, даже слишком поспешно ответил:
— Не знаю. Как получится.
— Ну и ладно, — послушно согласился Хмырь. — Удачи вам, спасители человечества. Постарайтесь не развалить этот мир на части окончательно.
— Хорошо. — Я взглянул на Ирину и, ударившись взглядом о застывшую в ее глазах боль, поспешил отвести взгляд. — Мы постараемся… Но ты на всякий случай не забудь приготовить бутылочку того пойла, которым пытался попотчевать меня в прошлый раз.
Я улыбнулся, но Хмырь ответил неожиданно серьезно:
— Обязательно. Главное, чтобы Господь не забыл устроить напоследок дождь.
— Идем, Алексей. Я кивнул.
— Да, Ира… Подожди еще минутку. — Ухватив опального инквизитора за рукав, я вновь оттащил его в сторону. Перешел на шепот и торопливо спросил: — Ты знал, да? Ты все заранее знал?
Он понял, о чем я. Сразу понял. И так же тихо ответил:
— Да.
— Но откуда?
Вместо ответа он только улыбнулся и закатил глаза. Я поморщился: секреты, всюду одни секреты. Как мне все это уже надоело!
Тем не менее расстались мы вполне мирно. Пожали друг другу руки, пообещали в случае чего забегать на огонек, Хмырь посулил достать настоящего коньяку, я вспомнил найденную в старом городе бутылку… Обычные, ничего не значащие слова перед лицом надвигающегося Апокалипсиса.
Уже на лестнице, подхватив рассеянно нащупывающую ногой ступени Ирину под локоток, я тихо спросил:
— О чем вы с ним говорили?
— О жизни, — равнодушно ответила Ирина, явно не собираясь вдаваться в излишние подробности. — О жизни, о Боге и о тебе.
* * *
У Ирины была квартирка неподалеку от центра. Уютная однокомнатная на третьем этаже с видом на парк. Планировка помещений была точно такая же, как и у меня, — видимо, дома были построены по одному проекту. Но в отличие от моих угодий здесь за хлипкой деревянной дверью находился не совмещенный с медвежьей берлогой склад всякого барахла. Здесь действительно жили.
Аккуратно наклеенные обои, чистенькие половики, накрытый бахромчатой скатертью стол. Чистота и уют. Но не доведенные до абсолюта, а самые обычные. Живые. Женские.
Но были и следы мужского присутствия: аккуратно приколоченная полка, пахнущая свежим деревом, блестящий начищенной медью новенький кран на кухне, сапоги сорок пятого размера в коридоре. Впрочем, следы эти уже отступали под неумолимым натиском времени и пахло от них… Смертью пахло, горечью и болью.
Наверное, неделю назад в тихом пустынном дворике действительно простился с жизнью близкий ей человек. Друг, брат… может быть, даже муж.
Я мог бы спросить. И она бы мне ответила. Сейчас, когда ее глаза видели отблески божественного величия, рядом с которым нелепая смерть близкого человека не имела никакого значения, она бы ответила. Но я не стал спрашивать. Не захотел бередить рану.
В конце концов, это все равно не дало бы мне ничего, кроме удовлетворения сиюминутного любопытства.
— Проходи, — рассеянно отозвалась Ирина, заметив, что я бестолково остановился посреди комнаты. — Садись.
Неопределенно махнув рукой, она вышла из комнаты и появилась минут через пять, одетая в обычный домашний халатик веселенькой расцветки. Села на диван, машинально включила радио.
Передавали новости. Самые обычные. О запасах продовольствия на будущий год. О пуске в эксплуатацию новой доменной печи. О внеочередном собрании синода и необыкновенно массированном нашествии нечисти, сразу с трех сторон атаковавшей вчера защитный периметр соседнего города Магнитогорска.
О приближающемся Апокалипсисе — ни полслова. Городские власти предпочитали молчание любым неизбежно бесполезным словам. И, в принципе, правильно делали. Незачем провоцировать панику.
Я представил себе возможные последствия столь необдуманного шага, как официальное подтвержденное церковью объявления конца света, и мне разом поплохело.
Что сделает народ, услышав столь «приятную» новость?..
Всеобщая истерия. Мгновенный всплеск разгула и насилия. Осаждающие городские церкви толпы народа. Вновь вышедшие на охоту мародеры…
Нет, молчание в данной ситуации — единственно верный выход. Скрыть, утаить, завесить плотным занавесом секретности пугающие факты. Надолго это, конечно, не поможет — слишком много людей уже в курсе дел. У них есть семьи, родные, близкие, в конце концов, просто друзья. Рано или поздно слухи просочатся. Но остается шанс, всего лишь шанс, что они не дорастут до критического уровня. Что на улицах не появятся бушующие толпы народа… По крайней мере, в ближайшие два дня не появятся. А потом… потом некому будет бунтовать.
