Двадцать шагов… пятнадцать… Вот уже совсем рядом…
Рейн до предела натянул тетиву и прицелился.
Чу-ишш, чу-ишш. В этот раз тетерев издал свои трели словно в последний раз. Он вспорхнул с ветки, готовый улететь…
Но Рейн стрелял метко. Такими стрелами никогда не промахиваются.
Тетерев упал с дерева и ударился о землю. У парня отлегло от сердца. Вот и готов дар на День Жертвы. Рейн невольно заулыбался — этот выстрел оказался лучшим за весь день.
Юноша собрал свои вещи, подобрал мёртвого тетерева и положил его в свою вместительную, сделанную из добротной кабаньей шкуры охотничью суму. Затем привычным движением промыл в ближайшем ручейке тунгутскую стрелу — такие редкие вещи следует держать в чистоте. После того, как с охотой было покончено, юноша достал коробок с творогом и выложил его содержимое прямо на землю. Это — подношение. Разве может охотник убивать просто так, в своё удовольствие? Следует всегда показывать духам леса свою почтительность. Уважай природу, и природа будет уважать тебя — есть ли на свете что-то проще этого правила? Рейн приложил руку к груди, благодаря лес за добычу, и отправился домой по утоптанной тропке, по бокам которой росли папоротник, крапива и кусты дикой смородины. Лес был не слишком густым, хотя находился довольно далеко от людских жилищ — лиг пять, а может и все семь. Здесь всегда было полно звуков: где-то далеко хрустела сухая ветка, раздавались удары дятла о древесную кору, крики птиц и шорох листьев. В воздухе пахло берёзовым соком и ободранной корой. Рейн шел по тропинке, поглядывая на солнце, которое уже миновало зенит и теперь неторопливо катилось к закату. Как говорили старожилы, в лесу водились волки, но Рейн не придавал особого значения этим историям — он любил гулять в одиночестве, особенно по утрам, когда просыпался пораньше. В этот день его настроение могло бы быть отменным — он добыл чудесную дичь для завтрашнего Дня Жертвы.
Но, несмотря на удачную охоту, на душе у Рейна было тревожно. Он хорошо помнил тот тяжеловесный хруст, который спугнул кролика в самом начале охоты. Этот звук явно издало что-то большое… но ведь не было никого на опушке, никого кроме самого Рейна. И это было странно — особенно странно для леса, который юноша знал, как свои пять пальцев. Здесь никогда не видели ни медведей, ни лосей. С каждым шагом Рейн чувствовал, что его тревога становится все сильнее — он никак не мог понять, откуда взялась эта волна дурного предчувствия, но знал наверняка, что есть что-то злое, что это "что-то" — совсем рядом. Юноша ощутил, как ледяная волна озноба прошлась по его телу. Он считал себя взрослым и давно не верил в сказки про Ольхового Короля, что забирает детей в лесу, не верил в круитни — Теневой Народ, который когда-то давно ушёл под землю со всеми своими сокровищами — но теперь ощутил себя неуютно. На миг родные деревья стали похожими на зловещие чёрные тени, готовые напасть, и он тряхнул головой, отгоняя от себя дурные мысли. В нескольких лигах к западу за рекой находится хижина Мидира — а если этот суровый и нелюдимый отшельник вот уже пять лет живёт один в лесу, то и Рейну бояться нечего.
Наступил закат, когда парень наконец вышел из леса и остановился на краю скалистого выступа, с которого открывался вид на долину Муртемне. Солнце садилось за высокие горы на севере, и небо постепенно окрашивалось в тёмно-красный, даже багровый цвет — цвет только что пролитой крови.
Лес, в которой Рейн обычно охотился, рос на возвышенности большой пологой горы, так что сейчас вся долина от края до края лежала перед юношей как на ладони. Почти сразу за деревьями начинались сплошные пастбища, покрытые сочной зелёной травой. На них то тут, то там паслись редкие для этих мест овцы и козы. Через несколько сотен шагов тропа превращалась в широкую наезженную дорогу, которая шла вниз, в долину Муртемне. Вдоль дороги тянулись поля, по ним гулял легкий ветерок, разнося по округе запахи скошенной травы и дыма.
В обычные дни юноша не обращал внимания на красоту природы, но сейчас алый закат придавал пейзажу особое очарование. Слева прямо рядом с тропой тонкой серебряной нитью тянулась река Муртемне, давшая имя долине и владениям местного тэна Эллы Высокого, справа располагались огороженные поля пшеницы, издалека казавшиеся Рейну заплатками на разноцветном плаще бродячего артиста. Неподалеку от высокого обрыва рядом с рекой тропа разделялась. Если свернуть налево, то она приведёт его прямо к Фоморову Холму, где стоит святилище Сонма Богов и живёт Зилач — святой жрец и самый старый человек в округе, а впереди примерно через лигу к северу раскинулась родная деревня Рейна — Кельтхайр. Россыпь деревянных, с крышами из дёрна домов была окружена высоким, сделанным на совесть частоколом из вбитых в землю стволов деревьев с заострёнными верхушками.
На противоположной стороне реки лес становился более густым, так что деревня вместе с небольшими квадратами полей выглядела островком посреди моря деревьев и валунов. Рейн знал, что где-то там, на той стороне реки, живёт отшельник Мидир, но тот всегда держался отдельно ото всех, не считая жреца Зилача, и крайне редко встречался с односельчанами.
Если Улада по праву считалась одним из самых отдалённых мест Клятвенных Земель, то долина Муртемне была медвежьим углом Улады, где люди жили в согласии с природой вдалеке от крупных городов с их торговлей и борьбой между знатью. Власть тэна здесь чувствовалась не слишком сильно — по крайней мере, до недавнего времени — а новости из столицы и внешнего мира если и доходили, то с опозданием. Это место — почти что край света. Ближайшее селение, Маг Темра, находилось в двадцати лигах к югу, а за горами на севере не жил никто, кроме диких племён из Гододдина.
Прошло часа два, и Рейн миновал грубо сработанные деревянные ворота в частоколе, у которых стояло двое рослых мужчин в достаточно поношенных плащах и с копьями наперевес — воины, которых нанял тэн Элла. Именно этому землевладельцу платили подати жители Кельтхайра и окрестных деревень. Похоже, на этот раз тэн решил особо тщательно проследить за сбором налога, а может просто опасается своего соседа и вечного соперника — Форлага Хитрого. По мнению Рейна, оба были объявленными негодяями. Таковы все аристократы, Медб их забери. Лишь бы дело не кончилось войной… Верно говорят, господское внимание — гроза любого земледельца.
Юноша шел по единственной в деревне улице, и его обступали дома — в каждом из них горел огонь, слышались голоса, где-то играли в кости. Люди собирались в группы и обсуждали последние новости. Сегодня народ Кельтхайра выглядел счастливым — у всех улыбки на лицах, глаза излучают радушие и доброту. Завтрашний День Жертвы — хороший повод забыть все тревоги и на несколько дней отдаться объединяющему порыву чествовать Сонм Богов и возрождение мира.
Только один человек не разделял общей радости. Высокий, лысый и худощавый, он был похож на длинную жердь. Лицо — острое, с выступающим подбородком и глубоко посаженными глазами — наводило на мысли о мумиях в древних родовых склепах Нового Цора. Человек был одет безвкусно, но богато: ярко-синие штаны, зелёная рубаха, украшенная золотым шитьём, тяжёлый плащ из собольего меха. Роскмельк, главный сборщик податей тэна и известный подхалим. Что он здесь делает? Кельтхайр — всего-то маленькая деревня, одна из многих под властью тэна Эллы.
Роскмельк явно чувствовал себя лишним посреди праздника и не разделял всеобщего веселья. Едва завидев Рейна, он направился к нему быстрым, широким шагом.
— Ч-что ты принёс, ох-хотник? — Роскмельк обвел Рейна взглядом мутных, покрасневших от выпивки глаз. — Что-то ценное?
Сборщик налогов вцепился в плечо юноши своими длинными жёлтыми ногтями.
— Забери тебя Медб, Роскмельк, отстань от парня! — раздался позади них голос, больше похожий на гром. Вельможа обернулся и увидел Фиахну, местного кузнеца. Фиахна был высок и широкоплеч, имел голубые глаза и рыжие волосы — словом, настоящий уладец. В руках он держал Скел — молот, который выковал специально для праздника.
