обувью.
— Как я тут оказался? — Астид отвел глаза от неприятного типа и взглянул на Ниру.
— Я нашла тебя. Ты полз голый, в крови. Звал: «Коняз, коняз», — она хохотнула, показав белые зубы. — Гриф ел тебя. Братья не хотели брать. Но мне ты нравился, я их просила. Козу там резали, тебя сюда несли. Отецругался — дохлый чужак в дом несли.
— И давно?
— Три дня сегодня. Ты спал.
— Спасибо, — Астид взглянул на Ниру с признательностью.
Она сидела на подушке рядом, заложив руки за спину, и покачиваясь. Кончик белой косы мёл глиняный пол у её ног. Астид вздохнул, укусил губу. Терпеть больше не было сил.
— Нира, мне кое-что нужно…
— Сейчас горшок дам, — живо откликнулась она.
Астид вымученно прикрыл глаза. И широко распахнул их, почувствовав уверенное прикосновение чужих пальцев к интимной части тела и холод глиняного горшка у бедра.
— Лей, — усмехнулась Нира.
— Я так не могу, — простонал полукровка. — Уйди, я сам.
— Сам не можешь, — покачала она головой.
— Помоги мне встать, — Астид попытался приподнять верхнюю часть туловища, опираясь на локоть левой руки.
— Нет, — фыркнула она. — У тебя два нога сломаны, рука больной.
— Сломаны? — похолодел Астид. — А боль? Я её не чувствую.
— Придёт, — Нира отвела глаза. — Ты кричал сильно. Я дала тебе…
Тут она употребила незнакомое слово, но Астид понял её и так по расплывающимся в глазах предметам и шуму в ушах. Чтобы он не беспокоил никого своими криками, ему дали какое-то зелье.
— Долго горшок держать? — вздохнула Нира.
Кляня собственное бессилие, Астид перестал сдерживаться. Нира, подняв глаза к потолку, терпеливо ждала. Потом снова укрыла раненого шкурой и ненадолго вышла из дома. Вернувшись, сунула горшок в угол у выхода. Старик, наблюдающий за ними, заворочался, сердито кашляя и буравя глазами Ниру. Она, досадливо поморщившись, что-то сказала ему. Потом повернулась к полукровке.
— Отец спрашивает — кто заплатит за тебя?
— Так он вроде молчал, — полукровка удивленно покосился на Ниру.
— Я его слышу, — отмахнулась она. — Кто заплатит?
— Князь — уверенно ответил Астид. — Князь за меня заплатит.
— О! — обрадовано воскликнула Нира. — Коняз!
Она повернулась к отцу, сказала несколько слов. Старикан расплылся в довольной редкозубой ухмылке.
— А если не заплатит? — Астид покосился на стариковский оскал.
— Тогда тебя будет есть гриф, — пожала плечами Нира. — Где коняз?
Астид едва открыл рот, а беловолосая уже кивнула.
— Поняла. Далеко, но я знаю, где.
— Но я же ничего не сказал, — опешил Астид.
— Ты думал.
— Ты читаешь чужие мысли?! — осенило его.
— Да, — раздражённо огрызнулась Нира, а потом усмехнулась. — Потому не думай омоем теле. Я слышу.
— Невероятно! — полукровка во все глаза глядел наспасительницу. — Это невероятно! Ты просто феномен!
— Зачем обзываешь? — прищурилась Нира.
— Я хотел сказать, что ты очень талантлива, — восхищенно пояснил Астид.
Она ответила ему погрустневшим взглядом.
— Ты не понимаешь…
Астид потрясенно смотрел на Ниру. Князь бы дорого дал, чтобы с ней познакомиться! О, упустить такой талант нельзя ни в коем случае. Эта девушка — настоящее сокровище, редкая, невероятная удача!
Она удивленно взглянула на полукровку.
— Меня ведьмой называют, — усмехнулась она. — И боятся. Ты первый, кто так думает. Мне нравится.
— Я знаю кое-кого, чьи мысли понравятся тебе еще больше, — слабо улыбнулся Астид.
Снаружи послышались мужские голоса.
— Братья, — Нира оглянулась на дверь.
Через несколько минут в дом вошли троевооружённых мужчин. Астид удивлённо разглядывал вошедших. Все были людьми, совершенно не похожими ни на Ниру, ни друг на друга: длинный, тонкий, с коротким ежиком темных волос, лучник; темноглазый и невысокий смугляш с кинжалом на поясе; широкоплечий, здоровый, с мощными челюстями и тяжёлым взглядом, крепыш, опирающийся на узловатую дубинку.
— Не вижу сходства, — Астид перевел взгляд на полуэльфку.
— Они между собой братья, — хитровато усмехнулась она. — Не мне.
Лучник кинул на пол у очага две тушки, подозрительно напоминающие гигантских крыс. У одного из зверьков в приоткрытой пасти оранжевели два длинных зуба.
Астид смотрел, как мужчины, освободившись от оружия, вымыв руки и сняв обувь, расселисьна ковре. Нира размешала густое варево в котле, вылила его в глубокую глиняную миску и поставила в середину. Водрузила рядом стопку толстых лепешек. Отцу подала еду в отдельной плошке. Наполнив еще одну чашку, подошла к Астиду. Здоровяк оглянулся на неё с раздраженным видом, но рта раскрыть не успел. Девушка рассерженно зачастила на джезъянском, повышая тон. Здоровяк рыкнул, и, отмахнувшись от неё, повернулся к еде. Нира усмехнулась с победоносным видом.
— Бери, — девушка поставила Астиду на грудь миску. Он перехватил посудину левой рукой, опасаясь вдобавок ко всем своим несчастьям еще и обвариться. Нира подложила ему под голову комковатую подушку, забрала плошку, села рядом, скрестив ноги.
— Ешь, — зачерпнув сложенной лепешкой вязкое кушанье, поднесла ко рту полукровки. — Не горячо.
Астид, сглотнув голодную слюну, открыл рот. Желудок заныл в предвкушении пищи. На вкус варево оказалось вполне приемлемым.
— Вкусно, — проглотив последний кусок лепешки, сказал Астид с грустинкой. Нира усмехнулась его невеселым мыслям о последствиях чревоугодия.
— Откуда ты наш язык знаешь? — спросил Астид.
— От тебя, — ответила она.
— Как это? — растерялся Астид.
— Я плохо понимаю, — пожала она плечами. — Я слышу, что говоришь. Вижу, что думаешь. И я понимаю это слово.
— Я не перестаю тебе удивляться, — покачал Астид. — Тебе нужно…
— Нет, — прервала она его. — Я не еду к конязу. Едет Жунбар.
Нира указала взглядом на невысокого смуглого парня.
— Мы увезем тебя в тайное место. Коняз заплатит — тебя заберет. Если нет — там умрешь.
Она вытерла каплю супа с его подбородка.
— Писать можешь?
— Да.
— Хорошо. Пиши конязу.
Нира унесла пустую тарелку и вернулась к Астиду с обрывком холста и заточенной тростинкой.
— А чернила? — взглянул на неё Астид.
Нира обратилась к Жунбару, ковыряющему ножом в зубах. Смугляш встал, взял одну из тушек, ткнул ножом в горло мертвому зверю, сцедил немного крови в миску, из которой ел Астид, и подал её Нире.
— Пиши, — кивнула она полукровке.
Поборов первый порыв вернуться прежним путем, встретиться с Безгласными и учинить кровопролитие, князь перешел границу Джезъяна через торговые ворота. Дорога заняла на два дня больше, но он сделал это намеренно. Он испугался. Испугался, что не устоит перед соблазном. В первую очередь следовало завершить все дела, а потом думать о возмездии.
Поднимаясь на крыльцо постоялого двора, Гилэстэл никак не мог сморгнуть тусклую пелену, которая заволокла глаза еще там, где он положил последний камень на могилу друга. Тело требовало отдыха после долгого пути. Душа молила о покое. Сердце жаждало мести.
— Господин! — метнувшийся к нему
