Когда стражники удалились, Мартин заметил, что они оставили в одном углу охапку соломы и немного хлеба и воды. Он инстинктивно сделал движение в сторону еды и почувствовал, как что-то глухо звякнуло у него на груди. Это оказалась рукоятка меча, болтавшаяся на веревке, которая была завязана вокруг его шеи. Мартин приподнял ее на уровень глаз и долго разглядывал в суровом раздумье. Он будет носить ее на шее не потому, что его к этому приговорили, чтобы унизить, а как напоминание о том, что однажды наступит день и он убьет эту злую кошку, которая сломала меч его отца.
Усевшись на сухую солому, Мартин принялся пить воду и жадно грызть черствый хлеб. Он уже начал было засыпать снова, когда наверху раздались крики и топот. Подтянувшись к дверной решетке, он прислушался к словам, которые эхо доносило в тишину камеры:
— Господин Зеленоглаз скончался!
— Госпожа Цармина, скорее! С вашим отцом беда!
Слышались какие-то удары, лязг доспехов и стук захлопывающихся дверей.
Донеслось тоскливое завывание Цармины:
— Это убийство! Убийство! Моего отца погубили!
Ясеневая Нога и Фортуната подхватили вопли Цармины:
— Убийство! Джиндживер отравил Вердогу!
Началась полная неразбериха. Мартин не мог понять, что происходит наверху. Через минуту на лестнице раздались тяжелые шаги. Судя по звуку, шло много зверей. Мартин подтянулся к решетке сбоку, и ему все было видно. По коридору маршировала толпа солдат под предводительством Цармины; среди них можно было различить Ясеневую Ногу и Фортунату. Когда они поравнялись с дверью камеры, Мартин на мгновение увидел застывшее в ужасе лицо мягкосердечного кота Джиндживера. На нем были цепи. Кровь текла по его голове из раны. На мгновение их глаза встретились, но Джиндживера тут же увлекла прочь волна разгневанных солдат. Их лица, искаженные скачущим светом факелов, гримасничали под аккомпанемент завываний:
— Убийца! Убийца! Смерть убийце!
Поле зрения Мартина было ограничено решеткой, и больше он не мог видеть их, но хорошо слышал все, что происходило. Дальше по коридору захлопнулась дверь камеры, ключ повернулся в замке. Голос Цармины перекрыл шум:
— Молчать! Я скажу, что теперь нужно сделать. Мой брат — убийца, но я не могу его карать. Он останется здесь взаперти, пока не доживет свой век. Для меня он умер. В стенах Котира я больше не желаю слышать его имени.
Мартин услышал, как Джиндживер пытался что-то сказать, но его голос немедленно заглушили Ясеневая Нога и Фортуната, которые принялись восклицать:
— Да здравствует королева Цармина! Да здравствует королева Цармина!
Солдаты во весь голос принялись вторить им. Когда возвращавшаяся толпа поравнялась с камерой Мартина, он отошел от двери. Среди воплей он различил голос Цармины, говорившей Ясеневой Ноге:
— Прикажи принести октябрьского эля и ежевичного вина из кладовых. Следи, чтобы всем было вдоволь.
Заткнув уши, чтобы не слышать шума разгульного пира, Мартин лежал на соломе, чувствуя, как рукоятка меча давит на грудь. Теперь, когда последние его надежды улетучились, для пленника началась длинная суровая зима.
Весенних блесток мишура
Сверкает без конца.
Идет Король Воров — ура!
И слушает скворца.
Такой он молодец на вид,
Хоть орден выдавай,
Но если в гости забежит,
Хозяин, не зевай!
Солнце искрилось на весело булькающей воде. Река всю зиму молча пролежала подо льдом. Подснежники, овеваемые теплым южным ветерком, любезно кивали крокусам. Весна царила повсюду. Желтые нарциссы и их менее яркие родственники стояли на посту меж деревьев, на которых набухли почки. Вечнозеленые растения, пережившие темную зиму, возрождались к новой молодой жизни.
Гонф возвращался домой после очередного удачного посещения Котира. Фляги, полные вина, болтались на его широком поясе. Он вприпрыжку пробирался по расцветшему лесу и, опьянев от хмельного дыхания весны, распевал во весь голос:
Ку-ку тебе, сестричка!
Кукуя без гнезда,
Подкладывать яички
Ты мастер хоть куда!
Но я, понятно дураку,
Хитрей тебя!
Ку-ку!
Кровь бездумно гуляла в жилах молодого Гонфа, бурля счастьем и кружа ему голову, так что он прошелся колесом. Он поминутно вытаскивал из-под короткого плаща тростниковую флейту и дудел на ней — просто от беспричинного счастья жить на белом свете в такое прекрасное утро! С оглушительным ликующим воплем Гонф плюхнулся на заросшую травой кочку и замер. Пар тонким столбиком поднимался над его разгоряченным телом. Вверху белые облачка плыли по нежно-голубому небу, подгоняемые ветром. Гонф принялся мечтать, каково было бы полежать на маленьком пушистом облачке и поноситься туда-сюда в залитом солнцем небе.
— Ух, эх, э-ге-гей! Прочь с дороги, тучи! — Воришка вцепился в траву и раскачивался из стороны в сторону, полностью захваченный своей выдумкой.
Двух ласок в доспехах Котира Гонф заметил, когда бежать было уже поздно. Они стояли над ним — мрачные и готовые к действию.
Гонф беззастенчиво улыбнулся, понимая, что булькающие фляги с вином не утаишь:
— Привет, товарищи, я, видите, тут на облаке лечу…
Ласка, что была повыше, ткнула его древком копья.
— Пошевеливайся, вставай! Тебя в Котире ждут.
Гонф весело подмигнул в ответ:
— В Котире? Да неужели? Вот здорово! Слушайте, вы хорошие ребята, двигайте дальше. Скажите там, что сегодня я занят, а вот завтра загляну с утра пораньше.
Острие копья, приставленное к горлу Гонфа, не располагало к продолжению шуточек. Ласка, что поменьше, пнула Гонфа лапой:
— Вставай, вор. Теперь-то мы знаем, куда всю зиму исчезали лучшие сыры и ежевичное вино. Тебе придется поплатиться за кражи из Котира.
Гонф медленно поднялся. Положив лапку на свой тугой животик, он с невинным видом поглядывал то на одного стражника, то на другого.
— Я крал? Что вы, господа хорошие! Вы разве не знаете, что шеф-повар разрешил мне заимствовать из кладовой все, что мне захочется? Я даже собирался ответить любезностью на любезность и прислать ему несколько удачных кулинарных рецептов. Кажется, его стряпня оставляет желать лучшего…
Большая ласка невесело засмеялась:
— Знаешь что, вор? Шеф-повар лично поклялся содрать с тебя шкуру ржавым ножом, а что останется, поджарить на ужин.
Гонф кивнул с видом ценителя:
— Хорошая мысль… Надеюсь, он оставит немного и для меня… ой!
Подгоняемый то одним, то другим копьем, он зашагал со стражниками в сторону Котира.
