— Хорошая мысль… Надеюсь, он оставит немного и для меня… ой!
Подгоняемый то одним, то другим копьем, он зашагал со стражниками в сторону Котира.
Бледный луч солнца протиснулся между железными прутьями узкого окна под потолком. Влага капала со стен камеры. Изредка до пленника доносилась с равнины негромкая трель жаворонка. Мартин знал, что на воле наступает настоящая весна. Его лицо осунулось. Он сильно исхудал, но в глазах по-прежнему сверкал гнев воина.
Мартин встал и принялся шагать по камере. Рукоять меча болталась у него на шее; казалось, что она все тяжелеет со временем. Пятнадцать шагов, куда ни пойти — от двери до стены или от стены до стены, — все те же пятнадцать шагов. Уже много, много раз прошагал он так; дни складывались в недели, недели — в месяцы. Камера Джиндживера находилась слишком далеко, чтобы с ним можно было вести беседы, кроме того, это лишь попусту злило бы стражников. Когда Мартин пытался разговаривать с диким котом, чье имя было запрещено упоминать, они оставляли его без хлеба и воды. Теперь ему казалось, что о нем действительно забыли и ему так и придется умереть здесь, не дождавшись конца нового правления Цармины.
Мартин стоял в слабых лучах солнца, стараясь не думать о мире, где голубеет небо и цветут цветы.
— Давай-ка быстренько запихнем этого чертенка сюда. Меньше будет хлопот, если носить еду двоим сразу. Ой, моя лапа!
Погрузившись в свои мысли, Мартин не услышал, как к двери камеры подошли стражники. Они привели еще одного пленника.
— Ой-ой-ой! Пусти ухо, злодей. Открывай быстрей, пока он мне ухо напрочь не отгрыз!
— Ухх… Он меня укусил! Держи его, пока я ключ ищу!
Когда ключ повернулся в замке, крики и шум борьбы стали еще громче. Мартин подбежал к двери, но новенький тут же сбил его с ног, стремительно ввалившись в приоткрытую дверь. Они вместе упали на пол, а дверь камеры с грохотом захлопнулась. Оба пленника так и лежали на полу, не шевелясь, пока шаги удалявшейся стражи не затихли в коридоре.
Тогда Мартин осторожно спихнул с себя незнакомца. Тот захихикал. Мартин подвел его к окну, чтобы получше рассмотреть на свету.
Гонф весело подмигнул Мартину, сыграл коротенькую джигу на своей тростниковой дудочке, а потом запел:
Один мышонок двести лет
Сидел в тюрьме — о да!
Усы по пояс отрастил,
До полу — борода.
Глаза потухли у него,
Он стал беззуб и сед,
Едва ли б этот внешний вид
Его одобрил дед!
Мартин прислонился к стене, невольно улыбаясь забавному сокамернику.
— Вот чепуха! Разве мог бы что-нибудь сказать дедушка двухсотлетнего мышонка? Впрочем, я забыл представиться. Меня зовут Мартин Воитель. А тебя?
Гонф протянул Мартину лапу:
— Вот как, Мартин Воитель. Знаешь, Мартин, на вид ты отличный парень, и сильный, хотя немного подкормиться тебе бы не помешало. Меня зовут Гонф Король Воров. К твоим услугам, товарищ.
Мартин дружески пожал лапу Гонфа:
— Король Воров! Клянусь шкурой! По мне, называйся хоть Королем Неба, лишь бы мне было с кем в камере, перекинуться словом. За что тебя сюда запрятали?
Гонф поморщился:
— Перестань мне лапу уродовать, тогда расскажу.
Они уселись на солому. Потирая онемевшую лапу, Гонф стал рассказывать:
— Меня поймали на сокращении запасов вина и сыра в кладовых. Но ты, товарищ, не волнуйся — в Котире я могу отпереть любой замок. Мы здесь не слишком задержимся, понимаешь? В этом ты можешь на меня положиться.
— Ты хочешь сказать, что ты… что мы сбежим отсюда? Как, когда, куда? Голос Мартина дрожал от возбуждения.
Гонф со смехом привалился к стене:
— Ха-ха, товарищ, не так быстро! Не беспокойся, как только я все налажу, мы распрощаемся с этой дырой. Но для начала надо тебя покормить. Как им не стыдно держать такого здоровяка на хлебе и воде!
Мартин пожал плечами и потер свой голодный живот:
— Можно подумать, что здесь есть что-нибудь еще! Я и тому рад, что иногда хлеб и воду приносят. А ты чем советуешь питаться? Парным молоком и овсяными лепешками?
— Извини, товарищ, молока и овсяных лепешек у меня нет. Может, тебе подойдет сыр с ежевичным вином? — В голосе Гонфа не было и тени насмешки.
Мартин просто потерял дар речи, когда его товарищ по несчастью достал из-под полы куртки ломоть сыра и плоскую флягу с вином.
— Всегда нужно иметь при себе запас. На случай неприятностей или чтобы обменять на что-нибудь. На, держи. Мне пока довольно того, что я уже съел.
Мартина не пришлось упрашивать — он набросился на сыр, запивая его огромными глотками вина. Гонф в изумлении покачал головой, наблюдая, как быстро исчезают вино и сыр:
— Потише, товарищ. Тебе худо сделается. Не торопись так.
Мартин искренне старался внять доброму совету, но после нескольких месяцев недоедания это было не так-то просто. Не переставая есть, он задавал Гонфу вопросы:
— Скажи мне, куда я вообще-то попал? Я просто одинокий воин. Шел себе мимо своей дорогой, и ничего не знаю о Стране Цветущих Мхов и о диких котах.
Гонф задумчиво потер усы:
— Надо подумать, с чего начать. С давних-давних пор, задолго до того, как я родился, в Стране Цветущих Мхов правил старый тиран Вердога Зеленоглаз. Повелитель Тысячи Того и Сего, и прочая, и прочая. В незапамятные времена он вторгся сюда во главе своего войска. Разумеется, эта компания пришла с севера. Должно быть, их привлекла крепость. Для обитателей леса она была всего лишь старой развалиной, которая стояла тут испокон веку, но Вердога посмотрел на это дело по-другому. Вокруг простиралась изобильная страна, тут можно было обосноваться. Поэтому он тут же занял крепость, починил ее, как сумел, назвал Котиром и воцарился здесь. Некому было дать ему отпор. Жители леса — мирные обыватели, они никогда раньше не видели войска обученных солдат, да еще диких котов. Вердога мог бы сделать все что угодно, но он поступил умно: он разрешил нам жить под его властью и обрабатывать землю. Половина всего урожая отнималась как подать, чтобы кормить Вердогу и его дармоедов.
— Неужели никто не восстал? — перебил Гонфа Мартин.
Тот печально покачал головой:
— Ну как же, еще живы старики, которые до сих пор боятся рассказывать, как Вердога и его жестокая дочь расправились с плохо организованным восстанием. Тех, кто избежал бойни, бросили гнить заживо в эту самую тюрьму. Мне говорили, что среди этих несчастных были и мои родители, но я не знаю, так ли это. Когда восстание было подавлено, Вердога еще раз выказал себя умным полководцем. Он заключил с жителями леса нечто вроде перемирия. Им было позволено жить под властью Котира и обрабатывать землю. Вердога заявил, что будет охранять нас от возможных нападений разбойничьих банд, которые-де могут забрести с севера. В то время мы наполовину превратились в рабов и потеряли всякую организацию. Лишившись боеспособных сил и потеряв вожаков-повстанцев, многие попросту примирились со своей судьбой. А прошлым летом Вердога заболел, слег и предоставил управление поселением своей дочери Цармине. В отличие от своего отца, она зла и жестока. Обитателей леса заставляли слишком много работать на полях, а пищи им оставляли недостаточно. Такие, к примеру, как еж Бен Колючка и его семейство, не осмеливались убежать, да и куда бы они отправились с малышами, которые требуют заботы? Однако дело стало так плохо, что многие понадеялись на удачу и ушли. По мере того как население уменьшалось, Цармина требовала все больше и больше от тех немногих, что остались. Это, товарищ, печальная повесть.
