Именно такие рекомендации к ЛСД–сеансу выдали спустя десяток лет после выхода в свет эпопеи Толкиена известнейшие исследователи психоделических вселенных Тимоти Лири и Ральф Мецнер (в частности, в их труде «Психоделический опыт: Руководство, основанное на тибетской Книге Мертвых»[64]): «путешествия» следует предпринимать в безмолвной темноте и в ситуации комфортной, знакомой и безопасной. Для людей важной является также рекомендация «путешествовать» на пустой желудок; но как знать, не является ли для хоббита состояние сытости более безопасным и нормальным? Для «путешествия» важны два фактора: «установка» и «обстановка». Установка — это внутренние страхи, надежды и ожидания психонавта. Обстановка — это внешняя ситуация — уровень шума, света и степень близости отправляющихся в «путешествие», их взаимное доверие. И установка, и обстановка должны быть максимально благоприятны и вызывать чувства безопасности и доверия. И если об обстановке заботливо пекутся хозяин и хозяйка дома, то внутренние установки хоббитов как раз обуславливают такой разный характер посетивших их видений. Чтобы избежать длинной цитаты и без того всем неплохо известного места, скажем коротко, что Фродо увидел бегство Гэндальфа из Ортанка, происходившее в это время, 18 сентября, во многих сотнях миль от него. Пиппину привиделась Ива, в которой он чуть не погиб накануне; Мерри — вода, затапливающая дом, смерть в болоте — видение, несомненно, символичное, но разгадать эту символику Толкиен предоставляет пытливому читателю[65]; Сэму же – ничего «подозрительного». Без сомнения, здесь описано употребление какого–то химически очищенного, более мощного галлюциногена. Таким образом, мы рассмотрели эту важную, доселе не затрагивавшуюся, но несмотря на это, имеющую кардинальное значение для понимания мира хоббитов, особенность их культуры. Попытаемся осмыслить теперь, что же автор хотел сказать, сделав своих любимых персонажей такими? Думается, что в свете всего вышесказанного не будет излишней смелостью сказать, что идеи возврата к холизму Матери–Земли, к исконным и наиболее правильным и подобающим человеку стереотипам и установкам социальной и индивидуальной жизни посредством раскрытия, расширения сознания, размывания в себе эгоистических, эгоцентрических и экспансивных тенденций с помощью растительных препаратов и психоактивных веществ естественного происхождения отнюдь не были чужды Толкиену — осознанно или неосознанно, не имеет значения. Понимание своего планетарного предназначения — это, быть может, единственный вклад, который вид в состоянии внести в эволюционный прогресс. Хоббиты у Толкиена вносят этот вклад еще и своим незаменимым участием в эпопее с Кольцом. Hо как знать, не является ли эта эпопея лишь символическим отражением того, что предстоит теперь сделать нам, людям, на Земле? И если у нас еще оставались бы какие–то сомнения по поводу позиции автора по отношению к психоделическим средствам и их роли в жизни хоббитского общества, глава, посвященная возвращению хоббитов в Шир, развеивает их окончательно и бесповоротно. Саруман является наитипичнейшим для нашего времени — и совершенно уникальным для Средиземья — представителем культуры владычества. Более подробно его образ будет рассмотрен в следующей работе; сейчас же нам важно именно то, что он охарактеризован как представитель и внедритель владычества, идей утопического, враждебного живому человеку коммунизма (Шиппи считает, что Война Кольца символически изображает II Мировую Войну, и в этом аспекте Саруман у него олицетворяет СССР и Сталина[66]; кроме того многое в образе Сарумана роднит его с фигурой Л.Д.Троцкого), уравнения, порабощения, насилия над личностью; механического подхода к природе. Саруман, являющий собой тип технократического ученого, свободного от категорий морали, совершающего преступление против природы и естества во имя абстрактных интересов «познания», а в конечном счете — во имя своего гипертрофированного «эго», из ученого превращается в маньяка, жаждущего покорить весь мир. Для этого у него есть изначально лишь одно оружие — его извращенная, параноидальная, «владыческая» логика. Обуреваемый собственным эго до такой степени, что «был низложен и унижен безмерно, и пал в конце концов от руки подлого раба; и дух его отправился туда, куда обречен был отправиться, а в Средиземье, обнаженный или воплощенный, он более не возвращался»[67], он решается — отчасти из мести и злобы, отчасти преследуя личные выгоды и теша уязвленное самолюбие, порушить благоденствие Хоббитании и в перспективе стереть хоббитскую цивилизацию и благое зерно, несомое ею, с лица земли. Каковы же были его первые шаги, каков план его действий? Вот что читаем мы в «Hеоконченных Сказаниях»[68]: «тайно подражая Гэндальфу, Саруман пристрастился к «полуросликовскому листу», и ему нужно было пополнять свои запасы; но в гордыне своей, высмеяв однажды Гэндальфа за склонность к этому зелью, он держал это в глубочайшей тайне.»[69] «Саруману нравилось распространять свою власть, тем более в вотчине Гэндальфа, а он обнаружил, что деньги, которые он тратил на закупку «листа», давали ему власть и развращали некоторых хоббитов, особенно Толстобрюхлов (в цит. изд. «Перестегинсов»), владевших множеством плантаций, а также Лякошель–Бэггинсов (в цит. изд. «Саквиль–Бэггинсов»)» (ibid.) (Толкиен подчеркивает, что во всей Хоббитании не нашлось другого хоббита, способного на это, и что это уж никак не могло быть нормой, а являлось редчайшим исключением). Hе представляется невероятным то, что в своем завоевании Саруман пользуется и наркотическими средствами. Вспомним, что он запретил на территории Хоббитании пиво и курительное зелье — для жителей, но не для своих подручных. Hе хотел ли он внедрить употребление «тяжелых» наркотиков, вызывающих быстрое и стойкое привыкание, таких наркотиков, как табак, сахар, опиум, героин, кокаин, которые давно уже являются мощным орудием в руках владык? Сила пристрастия к «жестким» наркотикам, получаемым синтетическим путем, способна сломить любое сопротивление. Hе это ли было тем гипотетическим «Кольцом», которое, по некоторым сведениям, пытался изготовить Саруман в своих лабораториях в Ортанке? В таком случае Саруман действовал по плану, который, если и был его собственным изобретением, то не остался его единоличным достоянием. Hе напоминают ли в таком случае его действия политику Англии в колониальном Китае, Индии, и, наконец, совместные действия ЦРУ и наркосиндикатов по подрыву прогрессивной деятельности в Америке конца 60–х? Сначала в Китае было запрещено употребление табака. Ср.: «Курительного зелья у нас теперь ищи–свищи, — шумно взохнул Хоб. — … Из Южного Предела еще в прошлом году долгодольское зелье начали целыми обозами переправлять куда–то.»[70] Следующим шагом был бы ввоз синтетических наркотиков и их распространение. Дальнейший контроль над хоббитами не составил бы труда, и сбылись бы худшие опасения Гэндальфа: «Счастливые хоббиты, гуляющие свободно и делающие то, что им вздумается, ему не по нраву. Он предпочитает жалких рабов.»[71] Приведем для иллюстрации этих слов Гэндальфа, который вообще несколько скуп на красноречие, небольшую, но внушительную цитату теоретика и практика «жестких» наркотиков — на современном слэнге «джанк» — У.Берроуза, человека, который не понаслышке знает то, о чем пишет: «Джанк — идеальный, абсолютный товар. В торгах нет необходимости. Клиент приползает по сточной канаве и умоляет о сделке. Лик зла — это всегда лик тотальной потребности. Вы _стали бы_ делать что угодно, лгать, мошенничать, доносить на своих друзей, лишь бы удовлетворить тотальную потребность.»[72]
