очередь, знания мистики. Но и сверхчеловеческая точность с быстротой прикосновений были очень кстати. Несколько минут Оррик тщательно осматривал дверь, проводя кончиками пальцев вдоль отполированных золотых линий. Затем отступил на полшага назад и глубоко вздохнул, пропуская через себя энергию мироздания. На миг мелкие волоски на его теле встали дыбом.
А затем на ещё более краткий миг его руки превратились в размытое пятно, и пальцы отстучали очень быстрый ритм по двери — тихие звуки девяти ударов пальцем практически слились в один звук.
Белый мрамор остался настолько же недвижен, насколько и положено тяжеленным каменным плитам.
Оррик сдержал ругательство и потратил следующие полминуты на то, чтобы полностью выровнять дыхание, прежде чем повторить попытку, на этот раз используя другой порядок стремительных касаний.
На этот раз дверь отозвалась мрачным гулом и скрежетом. Камень под ногами Оррика задрожал, когда массивные створки начали медленно расходиться. Прежде чем щель между ними успела стать заметной, Оррик уже стоял на почтительном расстоянии, со шпагой и пистолетом наготове. Энгур присоединился к нему, держа в руке древний кривой меч из тёмной бронзы, тогда как чародеи держались за их спинами.
На протяжении пары дюжин ударов сердца казалось, что предосторожности напрасны. За раскрывающимися дверями был виден лишь мрак. Затем до ноздрей Оррика дотянулась вонь, слишком омерзительная, чтобы её можно было приписать простому разложению, тем более после стольких лет.
А затем, прежде чем он успел на это отреагировать, мрак словно бы ожил, выплеснувшись наружу подобно вязкой волне бурлящего дёгтя. Хоть Оррик и считал, что готов ко всему, в тот момент у него только что волосы дыбом не встали от ужаса. Его тело среагировало быстрее разума, хлопнул выстрел. В единственный оставшийся у него пистолет Оррик зарядил серебряную пулю, грозную для нежити, но она исчезла в поразительно быстро движущейся тёмной массе, не произведя видимого эффекта.
Страх, возможно, оказался бы решающим фактором, происходи дело во мраке подземного лабиринта, где тварь должна была напасть по изначальной задумке строителя гробницы, а не среди бела дня. Яркий свет солнца может и не ослабил её напрямую, но после первых мгновений неожиданности позволил увидеть, что, конечно, страж гробницы устрашающ. Что его тело напоминает одновременно и ползучего слизня вышиной с некрупную лошадь, и пресмыкающееся с гигантской пастью и широкими лапами, и волну текучего студня, да при этом ещё движется с проворством, которое никак не заподозришь в чём-то настолько дряблом… Но что у него всё же есть форма, что это не непостижимый ужас, а всего лишь чудовище, да, опасное, да, вероятно не живое в привычном понимании слова, но всё-таки материальное. А если существу нужна материальная форма, чтобы убивать — значит и его можно убить в ответ.
Чародеи, надо отдать им должное, додумались до этого и среагировали почти так же быстро как Оррик, выкрикнув свои самые быстрые убийственные заклинания. Но рой острых осколков обсидиана утонул в мерзкой плоти, наделав едва ли больше бед, чем пуля Оррика, а вспышка рубинового света странно искривилась, приблизившись к чудовищу, и разбилась на дождь искр, соскользнувших с него как капли воды по смоле.
Оррик, меж тем, еле успел отскочить, уклоняясь от тяжеловесного, но пугающе быстрого рывка. Энгур воспользовался тем, что на миг внимание чудовища было направлено в другую сторону, и нанёс чудовищный удар туда, где у нормальных созданий была шея. Его бронзовый меч без сомнения был зачарован — кто бы иначе стал пользоваться таким старьём — но и чары на клинке оказались немногим эффективнее чар обычных. По крайней мере его удар заставил чудовище испустить булькающий рёв и отмахнутся полубесформенной лапой. Энгур почти успел уклониться, но его торс зацепило по касательной. Там где чёрная слизь коснулась кожи, та задымилась, вспучилась пузырями, начала стекать с рёбер как расплавленный воск.
Но теперь уже Оррик устремился вперёд, полосуя дряблую массу шпагой. Вероятно, на свете существовала истинная неуязвимость, или нечто достаточно близкое к ней, что с точки зрения Оррика никакой практической разницы не было. Но вряд ли обладатель столь могучей и непостижимой силы мог оказаться заточённым как простой страж в гробнице давно забытого чернокнижника. В сражении же с чудовищами, которые лишь казались неуязвимыми из-за своих волшебных уловок, следовало помнить несколько простых правил, если уж не хватало грубой силы, чтобы размазать противника, со всеми его уловками, на двадцать шагов по земле. Если скверна, исказившая тела и души существ, когда-то бывших смертными, от оборотней до нежити и дьявольских слуг Отступника, берегла их от обычного оружия, то они оставались уязвимы к серебру. А для чистокровных отродий сверхъестественных сил и Хаоса, от фей до демонов Бездны, губительно было холодное железо. Одни лишь ложные боги и их порождения были в той или иной мере зачарованы от всего, кроме силы Богов истинных да особых приёмов боевых искусств, отбиравших у жертвы её волшебную защиту. Оррик знал один такой приём, но почитал его неудобным в настоящем бою.
Сейчас он всё равно не понадобился, потому что предположение Оррика о природе их противника оказалась верным. Лезвие шпаги не только прошло через псевдоплоть чудовища как нож сквозь масло — её касание заставляло чёрную массу мгновенно застывать и рассыпаться прахом. Увы, не всю разом. Всё-таки тварь была довольно велика.
И довольно проворна, как Оррик немедленно убедился, когда её рёв перешёл в вопль и она бросилась на него, забыв о прочих противниках. Оррик уклонился от первого неуклюжего рывка, ещё раз полоснув шпагой на отскоке. Тварь махнула лапой, пытаясь дотянуться до него — и лапа удлинилась и ускорилась, обращаясь в длинное щупальце-хлыст, бьющее хоть и предсказуемо, но очень далеко. Чтобы увернуться, Оррик бросился на землю, проворно перекатился, прежде чем мерзкая туша приземлилась на него, снова вскочил на ноги, разрывая дистанцию — и очень вовремя.
Песок и обломки камня вокруг чудовища вдруг вздыбились, обволакивая его со всех сторон, словно сами вдруг стали ещё более чудовищной допотопной амебой, пытающейся ухватить добычу своими псевдоподиями. Не нужно было великого ума, чтобы догадаться — пока бойцы отвлекали стража гробницы, чародеи воспользовались своим шансом произнести более длинные и могущественные заклинания. Вместо того, чтобы нападать, пока песчаная ловушка удерживает чудовище, Оррик отскочил ещё дальше, памятуя, что чародеев тут двое.
И очень вовремя, потому что в следующий миг чудовище и всё
