Скользнув вниз по плющу и осыпающимся камням, девочка напоследок одарила мальчика робкой улыбкой. Он следил за ней, сияя, и нежные руки солнца касались его лица.
– Завтра я расскажу тебе другую, ещё более странную и удивительную, историю, если ночью ты вернёшься в Сад, ко мне…
Смеясь, она спрыгнула на траву и унеслась прочь от башни, исчезла среди деревьев, и волосы струились за нею, точно обещание.
– Но как же так, отец! – воскликнула Динарзад, и голос её надломился, как зелёная ветка. Фиолетовые глаза метали молнии, высокие скулы сильно покраснели. – Он был с демоном! Я их видела!
– И я верю тебе, дочь. – Султан, посмеиваясь, тряхнул курчавой бородой, что спускалась на грудь, точно поток ежевичных лоз. – Не стоит, право слово, так беспокоиться из-за малышей, оставленных на твоё попечение. Дети, особенно юные мальчики вроде твоего брата, должны совершать неосторожные поступки. Когда я вижу их маленькие бунты, у меня внутри всё успокаивается. Так лучше, чем если они начнут бунтовать всерьёз.
Динарзад нахмурилась и упёрла руки в бока – этот жест она часто видела в исполнении своих нянечек.
– Отец! Вряд ли это можно назвать маленьким бунтом. Он едва не навлёк на всех нас то же проклятие, что лежит на этом ужасном ребёнке! Я не понимаю, почему вы не изгнали её раз и навсегда. Пусть хоть сгниёт где-нибудь далеко, среди холмов…
– Вижу, дитя, что твоё сердце ожесточилось. Оно прячется в груди, точно свежевыкованное лезвие, и шипит, исходя паром. До тех пор пока она не вошла во Дворец, её демоническая природа нам не угрожает. Поживи на свете столько же, сколько я, и поймёшь, что с демонами нужно обходиться дипломатично. Изгнать её в пустоши означает навлечь на себя гнев созданий, давших ей жизнь. Почему она должна нас волновать? Она ведь не приближается ни к одним из серебряных врат. А мальчишка пообещал больше с ней не видеться. И над всем этим высится один-единственный довод, подобный заснеженной горной вершине: ты не можешь наказывать младших за проказы, запирая их в башне. Это неподобающее поведение, свидетельствующее о прискорбной нехватке изобретательности. Придумай что-нибудь другое, Динарзад. А теперь иди!
Взмахом унизанной золотыми кольцами руки Султан отпустил дочь. Она покрылась тёмно-красным, будто гаремные шелка, румянцем и вышла из тронного зала, держа спину неестественно прямо и вскинув подбородок.
– Эта девочка – маленький деспот. Какая жалость, что она не родилась мужчиной. Из неё получился бы превосходный султан, – задумчиво произнёс монарх и принялся за еду.
Разумеется, Динарзад не могла перечить отцу. Однако, снуя по залам, как быстрый челнок, она то и дело потирала спину – одна из матерей отлупила её, узнав о случившемся под крышей дома предательстве. Жестокость необходима – Султан просто не позаботился узнать, что за неблагоразумные поступки детей гарем наказывал её. Лиловые и желтые синяки расцветали на коже, словно цветы на лугу, и Динарзад с трудом сдерживала слёзы. Подымаясь по ступенькам узкой винтовой лестницы, она придумывала новое наказание, и замысел рос в её воображении, как хрупкий стебелёк пшеницы.
Отперев тяжелый замок, она вошла в комнату на вершине башни, где оставила брата. Внутренне она была полностью готова к тому, что его там не окажется, и комната будет пуста, как пересохший колодец. Она приказала себе быть сильной, так как впереди маячили новые побои, которые следовало перенести стоически.
Но мальчишка дремал на подоконнике, опустив взъерошенную голову на изъеденный ветром камень, и его глаза двигались под веками – сон был глубоким и вязким, как подогретое вино с пряностями. Солнечный свет сделал его волосы подобными углям в железной жаровне, языкам пламени за чёрной решеткой. Динарзад, удовлетворённая зрелищем усмирённой гордыни, позволила себе ласково улыбнуться. Тем не менее, когда она разбудила брата, её голос был суров, точно крокодилья шкура:
– Вставай, негодник! Хватит спать. Будешь работать в кухне. Раз уж ты бродишь по Саду, как бездомный пёс, привыкай питаться отбросами. А поскольку сегодня во Дворце обедает Королевская гвардия, скучать тебе не придётся. К концу дня так устанешь, что и не вспомнишь о своей маленькой демонице.
Мальчик проснулся быстро – ему хватило ума не показывать свою слабость после бессонной ночи или песок в глазах. Он с мрачным весельем последовал за сестрой вниз по лестнице, а потом – в недра Дворца. На кухнях словно бесновался табун быков: в печах гудело пламя, из-под медных крышек вырывался пар, будто в котлах варилось какое-то магическое зелье. Повара и горничные расхаживали с величественным видом и орали друг на друга с одинаковой яростью; их рабочая одежда была испачкана соусами, сиропами и пряностями всевозможных цветов. Динарзад безжалостно ткнула брата в спину, заставляя войти.
– Повариха за тобой присмотрит. Будешь её слушаться, понятно? У меня нет желания возвращаться сегодня в эту преисподнюю. Еда приятнее выглядит на тарелке. Удачного дня, братишка.
Сказав это, она исчезла в вихре белых шелков и тёмных струящихся волос.
Повариха возвышалась над ним – большая дебелая корова с отвисшими щеками, как у гончей, и животом, который внушительной складкой плоти нависал над повязанным на талии фартуком. Глаза у неё были бледно-голубые, рыбьи, и правый немного слезился. Когда она окинула мальчика взглядом, ему показалось, что улитка проползла по коже. Она оценивала его, как генерал оценивает солдата-новобранца.
– Эх, – со вздохом сказала она, колыхнув животом, – неженка вроде тебя и гренки не поджарит, так что ступай мыть полы. Под ноги не лезь и не воруй, ясно?
Взмахом руки она указала на деревянное ведро с серой водой, от которой несло щёлоком, и ринулась к группке старших поваров быстрее, чем это казалось возможным, – будто гиппопотам, погнавшийся за злополучными речными лодками, – на ходу успев наорать на беспомощную горничную.
Мальчик драил полы, пока пальцы не стали красными и морщинистыми, словно древесная кора, но втайне наполнен был ликованием, как мешок вора – золотом. Он устроит девочке настоящий пир, потому что на огромной кухне можно раздобыть всё, что по желаешь. Готовился пышный банкет для Королевской гвардии, которой так редко удавалось разместиться на постой в пределах Дворца, что каждое её появление влекло за собой роскошные пиршества, устраиваемые быстрее, чем расцветают одуванчики на дворцовых клумбах. Утром забили громаднейшего кабана, и теперь он располагался на главном столе, как могущественный лорд, поблескивая жиром. Оставалось лишь дождаться, когда суетливые, точно мускусные крысы, горничные отправятся прислуживать в пиршественный зал, а повара пойдут к дворецким, чтобы сообщить меню. Тогда великий кабан останется без охранников.
