— Эх, хорошо, — вздохнул он, вновь беря в руки весла и начиная грести.
В это время одна русалка нашла оброненное концертино и заиграла на нем. Сми запел.
Ужасно большое приключение
Итак, мы подходим к заключительной главе нашего повествования, в которой «приводим в порядок» и резюмируем все вышесказанное, как те мамы, которые упорядочивают и приглаживают мысли своих детей, пока они спят. По традиции в этой главе не происходит ничего значительного. Все будоражащие события уже совершились ранее. И теперь наступает время для того, чтобы еще раз спокойно оглянуться на все происшедшее. Это также время для того, чтобы вернуться домой и найти радость в простых житейских удовольствиях, которые завершают любое путешествие. Поэтому, пока некоторые предпочли бы начать чтение новой истории, те, кто понимает истины, которые вдохновили Питера Пэна, захотят побыть еще немного здесь и разделить вместе с семьей Бэннингов радость их встречи.
Питер с детьми летели к дому всю ночь напролет, ведомые мигающим огоньком Тинк. Один или два раза Питер отклонялся от курса, но ровно настолько, чтобы подкрасться сзади к звезде и попробовать задуть ее свет (отдавая дань старинным преданиям). Правда такое занятие означало бы еще большую задержку в пути, а ему этого очень не хотелось. Он держал своих детей за руки и, прижимая к себе, рассказывал им всякие сказки, каких никогда не рассказывал прежде, те истории, которые исчезли из его жизни на много лет, позабытые в самых дальних уголках его взрослой памяти, в которой не было места всякой такой чепухе. Он ласково обнимал и целовал их, как будто боялся, что ему больше никогда не представится такой возможности, а они хохотали, слушая всякую чушь и дивясь всевозможным глупостям. Временами они делились воспоминаниями и говорили о том, где были и что видели и делали, но им хотелось спать, и они зевали под колыбельные ветра, и оттого их воспоминания размывались, а слова разбегались сами по себе, подобно овцам из беспризорного стада.
Ближе к рассвету, когда на разгоравшемся небе уже померкли звезды, а луна упала за горизонт, появился Кенсингтон Гарденс с остроконечными крышами и кирпичными трубами, окутанный клочьями зимнего тумана. Веки у Питера стали такими тяжелыми, что он больше не мог бороться со сном.
Последнее, что он помнил, — это то, как он выпустил руки Джека и Мэгги.
Тени лежали по всей детской комнате на Кенсингтон, 14, наслаиваясь друг на друга черными лоскутками, которые только с приближением утра стали блекнуть. Над пустыми детскими кроватками ровным светом горели два ночника в виде фарфоровых домиков, смело отбрасывая свои маленькие отблески в темноту, выхватывая из нее очертания игрушечных солдатиков, стоявших на страже у камина, лошадки-качалки, которая терпеливо дожидалась своего седока, кукольного домика, где Кен стоял готовый услужить Барби, а также книг и игрушек, которые своими голосами оживляли сны детей.
Мойра спала, сидя в кресле-качалке, стоявшем посреди комнаты. Временами она шевелилась, ее пальцы скользили по халату, а губы шептали имена детей. Она казалась очень одинокой.
Вдруг налетел ветер и распахнул решетчатые окна. Шторы затрепетали так, что фигурки Питера Пэна на них зашевелились, как живые. Целая круговерть листьев ворвалась в комнату. Потом появился Джек. Влетев через открытое окно, он, как перышко, опустился на пол. Мэгги со слипающимися глазами сидела у него на плечах. Они вместе посмотрели на спящую Мойру.
— Кто это? — прошептал наконец Джек, хлопая сонными глазами.
— Это мама, — ответила, зевнув, Мэгги.
— Да? — Джек внимательно изучал спящую женщину, черты ее лица, согнутые руки, поцелуи, спрятанные в уголках ее рта.
— Она похожа на ангела, — вздохнула Мэгги. — Давай не будем будить ее, Джек. Пусть она проснется, а мы уже будем здесь.
Они прошли на цыпочках через всю спальню и тихонько забрались под одеяла. То ли от их движения по доскам пола, то ли от самого их присутствия Мойра почти сразу проснулась. Она поморгала, смахнула листок, упавший ей на плечо и взглянула на распахнутое окно, уверенная, что это ветер развевает занавески. Потом она встала и закрыла окно на задвижку.
Когда она повернулась, то увидела в кроватях два бугорка (она была уверена, что это была игра теней). Впечатление было такое, будто дети вернулись. Она посмотрела с грустью и тоской. Какое-то мгновение она не могла двигаться, как будто боясь разрушить эту иллюзию.
Потом открылась дверь, и появилась Уэнди в халате и тапочках. Она медленно, осторожно вошла в комнату, опираясь на трость.
— Дитятко? — прошептала она Мойре. — Ты всю ночь не спала?
Мойра улыбнулась и покачала головой.
— Я так часто вижу их во сне, вот так, два свертка на кроватях, что когда просыпаюсь, думаю, что они и на самом деле здесь...
Но Уэнди не слушала ее. Она широко открытыми глазами смотрела на бугорки в кроватях. Мойра повернулась, нахмурив свое очаровательное личико, и осторожно потянулась рукой к одному из них.
Вдруг из-под одеяла выскочил Джек.
— Мама! — закричал он. Он сказал бы и больше, если бы у него в горле не застряло что-то, перекрыв путь словам.
Мэгги тоже откинула одеяло.
— Мамочка, — позвала она, и Мойра села на пол.
Дети выпрыгнули из своих кроватей и подбежали к ней. Она обняла Джека и прижала его к себе с такой силой, что ему показалось, будто он развалится на две части. Она обхватила и Мэгги. Слезы катились по ее лицу. Она, плача, обнимала и целовала их.
— Ах, вы мои детишки, мои детишки, — приговаривала она.
— Мам, — сказал Джек, нарушая идиллию и боясь говорить все до конца. — Там были всякие пираты, они посадили нас в сеть и...
— Но папа спас нас, — вмешалась Мэгги. — А потом мы улетели! Прабабушка, мы...
Но Уэнди понимающе засмеялась и не дала Мойре произнести слова сомнения, которые готовы были сорваться с ее губ.
— Пираты? — повторила она. — И вы тоже летали? Как здорово, деточка. Великолепно, это напомнило мне те дни, когда мы летали с Питером.
И она снова обняла их вместе с Мойрой.
А в это время утренние лучи уже разливались по крышам домов, образуя перламутровые потоки в воздухе и солнечные зайчики на земле. Питер Бэннинг лежал, распростершись в сугробе. Он спал, дыша ровно и медленно. Его руки и ноги лежали так, как он никогда бы не смог положить их, бодрствуя.
ТИНК, ТИНК, ТИНК — доносилось откуда-то совсем рядом.
Он поморгал и проснулся, резко сев. Он ничего не понимал: где он находится и что здесь делает.
— Джек, Мэгги, мы должны лететь... — начал он бормотать что-то бессвязное и умолк, не договорив.
