Это прозвучало как-то многозначительно, и Клер медленно повернулась к ней.
— Значит, его жизнь по-прежнему в опасности. Забавно, каких только случаев не бывает! — На губах Моники заиграла злобная улыбка. — Может, ему дадут не те таблетки. От этого и умереть можно. Недавно о чем-то таком говорили в новостях. Не хотела бы, чтобы это произошло.
На Клер вдруг накатил порыв дикой, холодной ярости, какой она не испытывала никогда в жизни. Она почти видела, как бросается на Монику, вбивает ее голову в стену, рвет на части. Это было ужасно, и Клер с усилием сдержала яростный порыв.
— Чего ты хочешь? — дрожащим голосом спросила она.
Моника просто протянула руку, вскинула бровь и замерла в позе ожидания.
Клер поставила на пол рюкзак, достала склянку и отдала.
— Учти, больше у меня нет. Чтоб ты подавилась!
Моника высыпала в ладонь несколько красных кристаллов.
— Сколько? И не вздумай морочить мне голову, передозировка будет на твоей совести.
— Не больше половины этого, — ответила Клер. Моника стряхнула половину кристаллов обратно в склянку и подняла взгляд. Клер кивнула.
Красотка ссыпала кристаллы в рот, облизнула ладонь. Клер могла сказать точно, в какой момент химикалии подействовали, — глаза Моники широко распахнулись, зрачки начали увеличиваться, становясь все больше и больше. Это было жуткое зрелище, а потом Монику начала бить дрожь, и у Клер мурашки побежали по коже.
Вот, значит, как это выглядит со стороны — не самое приятное зрелище.
— Знаешь, а ты хорошенькая, — удивленно сказала Моника. — Все так ясно сейчас…
А потом ее глаза закатились, она рухнула на пол и забилась в конвульсиях.
Клер позвала на помощь, подложила Монике рюкзак под голову, чтобы та не билась о кафельные плитки, и попыталась удержать ее. Ворвалась Дженнифер, тоже завопила и набросилась на Клер, но та легко увернулась и оттолкнула ее — та в сравнении с ней двигалась слишком медленно.
— Я тут ни при чем! Она приняла что-то! Дженнифер позвонила в службу спасения.
Нет, совсем не так Клер рассчитывала оказаться в больнице. Хуже того — к тому времени, когда они добрались туда, Моника перестала дышать и медикам пришлось вставлять ей в горло трубку. Сейчас ее подключили ко всяким механизмам, прибыл мэр, и половина копов в городе занимались этим делом.
— Я должен знать, что именно она приняла, — сказал доктор.
Оглянувшись, Клер увидела в окно, что из гаража выходит Ричард Моррелл. Доктор щелкнул пальцами, чтобы привлечь ее внимание.
— У тебя зрачки расширены. Вы что-то приняли вместе. Что это было?
Клер молча протянула ему склянку. Доктор недоуменно посмотрел на красные кристаллы. На нем был серебряный браслет с неизвестным ей символом.
— Где ты их взяла? Послушай, тут не до шуток. Девушка умирает, и я должен знать…
— Я не могу сказать вам, — ответила Клер. — Спросите Амелию.
Она продемонстрировала ему свой браслет. Ее не покидало чувство беспомощности. Да, она испытала желание убить Монику, но не собиралась делать этого взаправду. Почему это произошло? Клер приняла точно такую же дозу и определенно знала, что это не смертельно…
Доктор одарил ее взглядом холодного презрения и вручил склянку санитару.
— В лабораторию, немедленно. Я должен знать, что это такое. Скажи им — приоритет один.
Санитар выбежал.
— И ты тоже отправляйся в лабораторию, — распорядился доктор.
Остановив проходящую мимо медсестру, он так быстро перечислил, какие анализы нужно взять, что даже ускоренно работающий мозг Клер не поспевал за ним, а вот сестра лишь кивала. Анализы крови, надо полагать.
Без единого возражения Клер пошла за сестрой — все лучше, чем дожидаться, пока явится Ричард Моррелл и обвинит ее в отравлении его сестры.
Как только у нее взяли кровь, Клер отправилась в отделение интенсивной терапии. Шейн читал книгу, выглядел намного лучше, от его теплой улыбки ей стало легче.
— Ева сказала, что ты заболела. Я подумал — может, ты не вынесла зрелища больного меня?
Клер хотелось плакать, хотелось забраться к нему в постель и чтобы он обнял ее, хотя бы на минуту прогоняя чувство вины и ужаса.
— Что случилось? — спросил он. — У тебя такие глаза…
— Я совершила ошибку! Ужасную ошибку. И не знаю, как исправить ее. Она умирает, а я не знаю, как…
— Умирает? — Шейн с трудом сел. — Кто? Господи, не Ева же?
— Моника. Я дала ей кое-что, она приняла это, а теперь умирает. — Холодные слезы потекли по щекам. — Нужно что-то делать, но я не знаю что.
— Клер, ты говоришь о наркотиках? — Шейн сощурился. — Ты дала ей наркотики! Господи, о чем ты только думала? — Он сжал ее руку. — Ты тоже приняла их?
Она кивнула с жалким видом.
— Мне они не вредят, а ее убивают.
— Ты должна рассказать медикам, что именно приняла. Сейчас же!
— Не могу… Они… — Она понимала, как мелко и гадко это звучит; и еще понимала, что это может повлиять на их отношения с Шейном. — Я не могу рассказать, потому что это связано с Амелией. Не могу, Шейн!
Он сжал ее руку, отпустил ее и отвернулся.
— Ты готова допустить, чтобы человек умер, потому что Амелия запретила тебе говорить о чем-то. Даже Моника не поступила бы так низко. Если ты ничего не предпримешь… — Он помолчал. — Если ты ничего не предпримешь, это означает, что вампиры для тебя важнее всего остального, а я не могу принять этого. Мне очень жаль, но не могу.
Она так и знала. Слезы по-прежнему жгли глаза, но она больше не пыталась оправдаться. Он прав, и она должна найти выход из этой ситуации. В Морганвилле умирает много людей, и некоторые уже умерли из-за нее.
Ей вспомнились записи, оставшиеся у Мирнина. Из них доктор мог бы точно узнать, что собой представляют кристаллы и как нейтрализовать их действие. Она бы попыталась восстановить формулу по памяти, поскольку ее мозг все еще работал в повышенном скоростном режиме, но чувствовала, что мир вокруг уже начинает выцветать по краям.
— Шейн, я люблю тебя.
Она не собиралась этого говорить, но понимала, что может не вернуться. Никогда. И как будто Шейн тоже понимал это, он взял ее руку, крепко сжал и в конце концов посмотрел на Клер.
— Я не могу ничего тебе рассказать, но думаю, в моих силах помочь Монике. И постараюсь сделать это.
Его карие глаза были исполнены усталости, тревоги — и понимания.
— По-моему, ты задумала что-то безумное.
— Ну, не такое безумное, как мог бы сделать ты, но… да. — Она поцеловала его, и это было так потрясающе, что время, казалось, остановилось, как только их губы соприкоснулись. — Увидимся, — прошептала она, погладив его по щеке.
