"Тогда почему он не звонит тебе? Не пишет?" — два вопроса заскочили в голову и быстро в ней растворились за гулом и начинавшейся боли. Я тупо смотрела на то, как плещется вода и колышутся водоросли подо мной.
— Эта сказка стоит того, чтобы в нее поверили, — тихо сказала я, — Пусть я потом окажусь полнейшей дурой, но тогда мне будет урок. Я действительно стану тогда вырывать подобные сорняки из души, а пока… Пока все спокойно, пока меня никто не обманул, и я буду ждать. Я дала ему обещание, надеюсь, что если сдержу его, то и он свое то же сдержит.
— Ты повторяешь мою ошибку, — так же тихо сказала Мисхора.
— Но это будет моя ошибка, пускай я повторю тебя, но это будет моя ошибка, — твердо ответила я и встала, но ноги не удержали меня и я полетела обратно в море.
Мисхора проявила чудеса силы и ловкости, поймав меня на лету. Она затащила меня обратно и помогла добраться до берега. Я еле-еле обулась.
— Ты сильно ударилась головой, — констатировала она, — Тебе срочно надо ко врачу. Почему ты не сказала, что тебе плохо?
— Тебе было еще хуже.
— Бог ты мой! Море лечит все раны, а вот сотрясение мозга оно не лечит абсолютно.
Нос все еще щипало от соленой морской воды. Я потерла его, чтобы как-то разогнать неприятные ощущения.
— Я доведу тебя. Вот кого нельзя вообще выпускать из дома одну, так это тебя, — ворчала она.
Опираясь на сильное плечо Мисхоры, я дошла до гостиницы. Я с трудом вспомнила номер, в котором мы остановились. Сон забирал меня, а к горлу подступала тошнота.
— Принимай, Максимус, — крикнула Мисхора, когда мы вошли в номер.
— Она пьяная? — удивился Максимус, — Да еще и подралась с кем-то, судя по крови в волосах.
Меня приняли его сильные руки.
— Чучелко, а, чучелко, где тебя носило? — спросил он, укладывая меня на диван.
— Она в воду упала, когда за мной пошла на мол.
— А ты что там делала? Топилась?
— Думала.
— Обе на голову больные, что одна, что вторая, — резюмировал Максимус и повернулся ко мне.
— Ты меня узнаешь?
Я молчала, отчетливо не хотелось с ним говорить.
— Аиша, — позвал он, — Ты слышишь? Ты меня узнаешь?
Ни нарастающая тревога во взгляде, ни все более душевные интонации меня не смягчали, я не хотела с ним говорить.
— Да, что с тобой, детка? Врача, надо врача!
Он быстро вызвал врача по телефону из номера.
— Ну, я пойду наверное, — скромно сказала Мисхора.
— О, если хочешь оставайся. Ты как вообще?
— Ничего. Я становлюсь более-менее разумной.
— И куда ты теперь?
— Точно не знаю. Я привыкла к разъездам. Возможно, я поеду куда-нибудь в горы в восточную Европу, там сниму домик, деньги пока есть. Заведу собаку и наверное… я еще не решила… может быть, я рискну родить ребенка.
— Ох, достойные планы, — Максимус нежно поцеловал ей обе руки, — Может, все же останешься?
— Мне нечего тут делать, меня ничто не держит. С Аишей мы объяснились. Поделили, так сказать, печенье.
— Водоплавающее?
Мисхора улыбнулась и кивнула.
— В общем, не останешься?
— Нет, в третий раз говорю, что не останусь.
— Жаль, — констатировал Максимус.
Я заметила, что он все ближе подбирается к Мисхоре, пытается опутать ее своими сетями, но она отвечала нежным спокойствием и твердостью и скоро ушла.
После до меня дошло, что Максимус ничего особенного не хотел от Мисхоры, он просто пытался отдать ей немного тепла.
Тут же пришел доктор и осмотрел меня. Сказал, что у меня сотрясение мозга и надо больше лежать, желательно в темноте и ничего нельзя, ни читать, ни слушать, желательно побольше спать. Что я тут же и сделала.
Мне приснилось, что я снова иду после разговора с Рахилью, через парк, выхожу к молу, но там никого нет, точнее фигурка уже не сидит на плите, а идет по воде. Я карабкалась по плитам, теперь это удавалось мне ловчее, я не срывалась, не скользила, не падала. В конце концов, я побежала по углам плит, перелетая с одной на другую. На самом краю мола, где плиты оказались выше, я стояла и смотрела вслед идущей по воде. Она была прекрасна и свободна, ее волосы трепал ветер, ее освещало солнце, а волны были лишь ступеньками под ее ногами. Я долго звала ее, но не помню, какое имя выкрикивала.
Наконец, она скрылась за горизонтом. Я проснулась от того, что мне стало очень печально. Я с трудом повернулась на бок и, уткнувшись в подушку, заплакала, больше нечего было делать. Звать Максимуса я не хотела. Но словно он подслушивал, хозяин сам появился на пороге моей комнаты, я услышала его, но не видела.
— Проснулась?
Я покивала.
— Не дергай головой бога ради, — сказал он, — Как ты себя чувствуешь?
Я молчала, но теперь уже не из вредности, а потому что не знала, что ему ответить.
— Не очень, — я повернулась. Максимус сидел на краешке кровати и смотрел на меня сочувственно и строго.
— Понесло тебя на мол, — стал ворчать он.
— Без вашего ворчания помереть хочется, — простонала я.
— Такова твоя судьба, умереть от моего ворчания, — сказал он, подсовывая платок, чтобы утерла слезы.
— Я хочу полежать в зале, — тихо сказала я.
— Мало ли, что ты хочешь. Доктор сказал три дня не вставать, и не ходить, лежать в темном теплом месте… Может тогда ты зацветешь…
— Покроюсь плесенью.
— Ну, я выразился поэтичнее, — пожал плечами Максимус, — я из кожи вон лезу, чтобы ты улыбнулась, а ты чернее тучи.
— Я не хочу сейчас улыбаться, я плохо себя чувствую, и потом мне все еще стыдно перед Мисхорой.
— Она тебя простила, неужели не понятно?! Сколько раз надо тебе это повторить, я повторю, не вопрос. Не думай о ней, с ней все в порядке.
Я вспомнила свой сон и, отвернувшись, горько заплакала.
Максимус погладил меня через одеяло по плечу, я почти ничего не почувствовала.
Дни тянулись медленной скучной чередой. Теперь все окончательно смешалось: кто из нас, чей хозяин, кто о ком заботится, кто кому потакает. На время болезни Максимус установил что-то вроде мира, относился ко мне предупредительно, даже позволял капризничать и баловал, как маленького ребенка.
Он приносил мне еду три раза в день, на завтрак всегда был омлет, потому что Максимус ничего, кроме него готовить не умел. Вдобавок к этому он считал, что если готовить женщине завтрак, то только своими руками. К слову, омлеты я ненавижу. Яйца по утрам, на мой взгляд, одно из худших извращений, которое когда-либо придумал человек. Но я кушала с благодарностью из вежливости, потому что в плане кулинарии Максимус оказался очень ревностным и обидчивым. Я заикнулась как-то, что не люблю омлеты. Максимус почти смертельно на меня обиделся. Весь день я не могла встать и в результате до вечера осталась совсем без еды.
