Собственно, я не рассчитывал, что Магайон после всего случившегося вспомнит о нашей перебранке, а тем паче окажется настолько легкомысленным, что пришлёт приглашение на поединок. Даже более того: ещё задираясь в герцогском доме, я искренне верил, что никакой дуэли не будет, ведь человек, находящийся под влиянием чужой воли, обычно, освобождаясь, начинает вести себя иначе, перечёркивая прошлое. Он не должен был так поступить, у него не было ни малейшего повода... Но всё же на бумаге появились несколько слов, решающих нашу общую судьбу. Почему?
Сад маркизы, если принимать во внимание узость кривых дорожек и скользкость мокрых каменных плит, которыми они были вымощены, не слишком-то подходил для честной драки, но, может быть, именно поэтому и был выбран. А ещё потому, что вряд ли кто-то мог предположить подобную услугу cо стороны заявительницы по делу крови, всерьёз обеспокоенной действиями брата, а то и оскорблённой ими. Оправданы ли страхи Борга, вот самый главный вопрос повестки дня. Герцог ведь вполне мог бы потешить себя сестриным гневом, устроив подобную ловушку, да и сама сестра, притворившись, что проявляет добросердечие, легко могла бы замыслить маленькую месть, сообщив о дуэли. Но вокруг и в самом деле на удивление тихо, можно даже сказать, покойно, как будто наступает обычный мирный летний день, не сулящий никому неприятностей.
Далеко идти не пришлось: Магайон ждал меня на уже знакомой полянке, только стола и кресла на сей раз поблизости не наблюдалось, а трава была предусмотрительно пострижена покороче и уже немного примята подошвами герцогских сапог. Давно здесь топчемся? Возможно. В записке ведь не было указано точное время, а рассвет — понятие растяжимое.
— Простите, если сильно припозднился.
На меня посмотрели взглядом, который обычно называется «невидящим», а если использовать более понятное определение, равнодушным.
— Вы могли и вовсе не прийти.
— Почему же? Меня привело бы сюда одно только желание проверить, насколько рано просыпаются аристократы.
Как ни странно, ответ, больше способный рассердить, оказался ключиком к шкатулке герцогского сознания: взгляд Магайона стал острее и словно бы яснее. По крайней мере теперь передо мной стоял человек, отдающий себе отчёт в своих действиях, а не скучная кукла. Правда, следующая реплика привела в замешательство уже меня.
— Ваша цена. Сколько?
А чтобы не требовалось лишних пояснений, пола плаща была откинута, выставляя на обозрение свисающий с поясного ремня громоздкий кошель.
Вот те на! Такого поворота событий я точно не мог предугадать. Можно было бы предположить, что герцог, как человек разумный, расчётливый и хладнокровный, постарается извлечь из сложившихся обстоятельств наибольшую выгоду для себя, но тогда скорее мне был бы выставлен счёт, причём немалый, а сейчас всё происходит ровно наоборот, и удивление, заставшее врасплох, неприятно горчит на языке.
— Вы хотите меня купить?
— Я хочу купить ваши услуги. Вернее, только одну услугу. И щедро заплачу за неё.
Чем дальше, тем тревожнее. Не нравится мне ни настрой герцога, ни собственные ощущения, особенно холодок, постепенно поднимающийся по позвоночнику, но делать нечего: сам подсказал противнику последовательность ходов, сам и выкручивайся.
Купить, значит? Какие вопросы возникают после подобного предложения? Правильно. Каковы пределы щедрости и в чём состоит предмет сделки. Однако задать их одновременно невозможно, а от того, какой поставить первым, зависит очень многое. О цене спросит тот, кого не волнует ни собственная честь, ни чужая. Сутью услуги поинтересуется тот, кто только и думает, как бы сорвать большой куш, не прикладывая слишком много усилий.
Какой вариант предпочтительнее для моего собеседника? Скорее всего, наёмник, обговаривающий только количество монет, потому что во втором случае весьма вероятен отказ. А что выбрать противной стороне? Что сказать, чтобы подсечь и вытащить на берег рыбину, мусолящую наживку? У меня есть всего лишь одна попытка.
— Я пришёл сюда не продавать и не покупать, дуве. Я ошибся местом?
Лицо герцога заметно напряглось, но это мало походило на гнев, скорее на лёгкое раздражение по причине затянувшегося ожидания.
— Я ведь могу и не предлагать деньги. Вы всё равно будете вынуждены поступить так, как угодно мне, но только не получив ни малейшей прибыли. Вы настолько глупы и чересчур благородны?
Пробует меня уговорить? Что ж, значит, двигаюсь в верном направлении.
— А за что именно вы собирались заплатить?
Магайон улыбнулся, но явно не обуреваемый светлыми чувствами, поскольку улыбка походила на слегка изогнутое лезвие.
— За мою смерть.
Не самый неожиданный вариант ответа, хотя самый неприемлемый для меня. И самый неприятный. Герцог намерен умереть сегодняшним утром? Почему с моей помощью, понятно: самый удобный повод, тем более заблаговременно заготовленный. Но почему умереть? Также вполне понятен намёк, что в случае отказа принять деньги всё то же самое мне придётся исполнять совершенно бесплатно. И нет ни малейших сомнений, что придётся, потому что мне прощаться с жизнью совсем уж ни к чему, а мой противник — далеко не последний боец в королевстве.
Что же получается? Выхода нет? Есть, но не слишком достойный. Я всегда могу позвать на помощь Борга. Может быть, так и следует поступить? Плюнуть на честь герцога, ведь, в конце концов, его жизнь значит для государства намного больше. Разумное решение. Вот только сначала нужно попробовать узнать, какие соображения руководили Магайоном, потому что после явления рыжего великана он вряд ли захочет со мной разговаривать.
— Зачем вам нужно умереть?
— А зачем вам нужно это знать? Попробуете отговорить? Или примените другие меры? Может, стражу позовёте?
Он верно угадал возможное развитие событий. Да и не мог не угадать, с его-то опытом! Но если до сих пор не прервал беседу и не ушёл, значит, на что-то рассчитывает. И всё же обидно. Неужели я выгляжу человеком, готовым за деньги пойти на любой риск?
— Может, и позову. Но не раньше, чем услышу ваш ответ. Я знаю, почему вы вызвали меня на дуэль, но в ту минуту вы явно не собирались прощаться с жизнью. Что же изменилось за прошедшие дни?
Герцог сорвал с розового куста полураскрывшийся цветок и смял его в кулаке.
— Немногое. И одновременно всё, что только могло измениться.
— Вы желаете кому-то отомстить своей смертью? Может быть, мне?
Мешанина лепестков скорбно упала на траву.
— Положим, у меня есть на примете люди, кому я хотел бы доставить неприятности даже своей кончиной, но... Вам-то за что? За то, что исполняли свою службу? Напротив, следовало бы вас поблагодарить, от всего сердца. И я бы поблагодарил, если бы...
