Тем не менее, найти его оказалось нетрудно. Вернее, он сам сообщил свой адрес, как только, сделав все возможное и невозможное, отвоевал у полиции свой магазин и свободу. Что и кому из власть имущих он наобещал — осталось для Шута загадкой, но факт оставался фактом — вампир все-таки вышел сухим из воды. Однако это вовсе не помешало ему тут же сделать одну из самых больших глупостей в своей жизни, возобновив отношения с Шутом. Хотя, дело тут было вовсе и не в эльфе. Просто вампиру оказалось не чуждо чувство благодарности, и он поставил себе целью отыскать свою спасительницу Сангриту. Сангрита к этому времени была уже далеко, зато совсем рядом находился ее неудачливый приятель, которому она нужна была не меньше.
Так и завязалась эта фальсификация дружбы. Шут без предупреждения заявлялся к вампиру среди ночи и, с чувством сообщив, какая же скотская штука эта жизнь, разводил длинные пессимистично-философские монологи. Людвиг же слушал его с легкой улыбкой, порой возражал, а порой соглашался, и, казалось, действительно понимал, о чем идет речь. С ним вообще было легче общаться, чем с кем-либо еще. Должно быть, здесь свою роль играло то, что Вэрбе и сам прожил долгую, насыщенную событиями жизнь и тоже видел мир не в самых радужных красках. Впрочем, в отличие от эльфа, он не считал себя в праве хоть за что-либо обижаться на жизнь и воспринимал ее тяготы с большей долей смирения. Но, в то же время, это не мешало ему ставить перед собой цели и идти к ним с неумолимостью похмельного тролля, увидевшего прямо по курсу банку рассола.
Но нет на свете людей, которых невозможно обмануть, просто иногда для этого нужен природный талант и безвыходная ситуация. У Шута было и то, и другое. Пара вовремя ввернутых фраз, якобы случайная оговорка о том, что он сам оборотень, искусно сыгранный кретинизм во всем, что касается политики и Лохбурга… Вуаля, предводитель Грязного движения искренне полагает, что перед ним сидит обыкновенный влюбленный музыкант, не ищущий от его общества выгоды и не имеющий никакого отношения к извечным лохбургским социальным противоречиям. И вот, разговор вертится уже не только вокруг эльфа. Всем людям нужно время от времени выговариваться и лучше делать это регулярно, ведь язык все равно развяжется, но далеко не факт, что в подходящий момент и перед тем, кто достоин доверия. Людвиг, очевидно, эту истину долго игнорировал. То же самое, впрочем, было и с Шутом. Только он посвятил в свою тайну полузнакомую тогда еще ведьму на пьяную голову и ухитрился остаться на свободе, хоть и официально погибший. А Людвиг делал это осознанно, и в финале его в любом случае ждала казнь. Только это уже неважно. Главное то, что он вернет свое имя, вернет положение в обществе… вернет Сангриту, наконец! Вернет, во что бы то ни стало!
— Расслабься, это же только сны. Они тебе потому и снятся постоянно, что ты нервничаешь каждый раз так, будто все происходит наяву, — Людвиг воззвал к рассудку эльфа, медленно опустошая содержимое своей чашки. Делал он это по старой привычке, еще оставшейся от человеческой жизни. Почему-то большинству вампиров даже по прошествии сотен лет было трудно отказаться от давно ставших ненужными обычаев и традиций. Несмотря на то, что в полной мере вкус мог почувствовать разве что очень слабый и молодой вампир. Интересно, а его давний приятель Ламьен тоже не оставил своих привычек? Или же все-таки вампиризм, да еще полученный таким странным образом, что-то в нем изменил?
Строго говоря, если бы не Людвиг, Шут давно бы и думать забыл о лохбургском детективе, втянувшем его в криминальную аферу. Но рассказ почтенного господина Вэрбе о том, как он случайно вылил полбутылки крови на хладный труп своего бывшего помощника, не мог не отпечататься в памяти. Тем более, это было как раз в стиле Ламьена: случайно напиться абсента в самый ответственный момент, случайно довести работодателя до бешенства, случайно стать вампиром. Наверняка и сбежал он тоже случайно. А в каком шоке от всех этих случайностей был Людвиг! Ну да, не каждый же день оставляешь в кабинете окровавленный труп, а по возвращении понимаешь, что его мало того, что нет на месте, но еще и исчез он сам по себе. По крайней мере, если судить по отсутствию претензий со стороны полиции, за это время раз десять успевшей наведаться в магазин с обыском.
— Тебе б такие сны, посмотрел бы я на твое спокойствие, — проворчал Шут, скептически покосившись на собеседника.
— Да мне, признаться честно, и наяву подобного абсурда хватает, — хмыкнул вампир, тоже, очевидно, припоминая Ламьена. — А вообще, скоро Новый Год. Иногда чудеса, все же, случаются.
— Ну-ну. Что-то мне думается, что этот Новый Год я буду отмечать твоим чаем, — вздохнул эльф. Чудеса происходят с теми, кто в них верит, а значит ему этот праздник ничего нового не принесет. Если, конечно, Людвиг не поспешит сообщить ему что-нибудь интересное, дабы прокурор, наконец, удовлетворился объемом информации и отпустил его восвояси.
Людвиг поспешил.
— Я думаю, этот Новый Год станет чем-то более значимым, нежели обыкновенное чаепитие, — обнадеживающе сказал он, и Шут понял, что вампир запланировал что-то важное. Что ж, Новый Год — это очень символичный праздник. К тому же, в эту ночь везде царит такой бардак, что захватить власть становится просто-таки плевым делом. Особенно если учесть, что речь идет о Лохбурге, и что Людвиг, без сомнений, придумал что-то исключительное. Осталось только выяснить что…
Наутро эльф покинул магазин с раскалывающейся от обилия информации головой. Вэрбе, войдя в раж, часа три расписывал ему свой гениальный план, периодически сетуя на то, что он, мол, совсем не слушает и, кажется, даже зевает. Но он слушал, причем очень внимательно. И действительно изображал рассеянность, чтобы собеседник не заткнулся раньше времени. Но все прошло как нельзя лучше и, шагая на рассвете по площади Правосудия, музыкант вдруг в полной мере ощутил, как близок он к цели. Он так долго все просчитывал, так долго воплощал в жизнь на первый взгляд невероятную идею Джастиса использовать его, музыканта и актера, на благо короны… и вдруг все закончилось.
Поговорить с прокурором. Забрать, наконец, из ламьеновской конюшни Дефекта, который так и остался на попечении слуг исчезнувшего хозяина. Попрощаться с Леттером… и он может ехать в Столицу хоть сегодня! Все это было так резко и неожиданно, что он даже растерялся на долю секунды.
«Ну, если ты все-таки намерен нестись в Столицу и, как последний идиот, преследовать ненавидящую тебя ведьму, тебе действительно больше нечего здесь делать», — язвительно отозвался Волк, в последнее время подававший голос все реже и реже. Казалось, он был чем-то всерьез обижен, но выяснить отношения все никак не удавалось. Он и раньше-то не понимал логику своей второй ипостаси, а теперь она и вовсе вела себя совершенно неестественно. Впрочем, так даже лучше. По обществу Волка скучать было трудно, особенно если учесть, что он являлся живым олицетворением всех его проблем. Более того, сейчас эльфа волновали совершенно другие вопросы: впереди ждал новый день, новый город и новый этап его абсурдной жизни.