– Дядя Ганимед! – В приоткрывшуюся дверь просунулась взлохмаченная голова, сияющая в потоке солнечного света. – А можете еще сделать такого же, как вчера, синего?
Виночерпий улыбнулся, созерцая юную деву, о которой непостижимый юноша Дэн буднично отзывался «подруга моя Танька». Вздохнул про себя. Вчера он, увлекшись, сотворил пару бутылок «Голубой мечты тирана». Напиток был редчайший, подавался исключительно императорской чете и наследнику, да и то по государственным праздникам.
(Странно, откуда эта чушь в голове, про императорскую чету и государственные праздники? Он и не знает, что это вообще такое, а вот поди ж ты, само из памяти выскакивает!)
– Могу. И еще вот, попробуй.
Завтрашний мессия протянул пачку сигарет. Солнечная дева, облаченная в одно лишь... – правду сказать, практически разоблаченная, – с некоторой опаской вытянула одну, щелкнула зажигалкой.
– О! Ё-моё, не может быть!
Экс-маг был горд собой. Вчера гостеприимные хозяева угостили его вот этим самым. Называли волшебное нечто «травой» – но, вероятно, имелась в виду не простая трава, а какая-то особенная и чрезвычайно редкая, судя по тому, как скрупулезно делили на всех малую ее толику. Виночерпий не вполне осознал, какое воздействие оказала на него местная гомеопатия. Помнил только чудесное ощущение легкости и свободы. Он летал, летал! Незабываемо... И полдня потратил, чтобы добиться от скучного растения «табак» тех же впечатлений. Пачка между тем уже исчезла у него из руки. Из-за двери донесся одобрительный рокот учеников. Одиннадцатый, утомленный религиозно-просветительскими подвигами, соскользнул в дрему.
...Он шагал по галереям замка. Сомнений не было, что это именно замок, хотя внутренним очам уснувшего Виночерпия открылась лишь крутая лестница, стиснутая колодцем ледяных каменных стен. Шагал, сопровождаемый поклонами встречных вассалов и слуг. Расшитая зодиакальными знаками мантия ползла за ним по гулким плитам. Распахнутая дверь встретила его тишиной – но не беззвучием пустого помещения, а веским молчанием неподвижно сидящих людей, привыкших к долгому ожиданию. Он замер в дверном проеме, наткнувшись на взгляды двенадцати человек, сидевших просторным кругом. Две женщины, десять мужчин разного возраста, обличия, нрава. Одинаковые мантии, одинаковое дисциплинированное величие, одна на всех священная тайна, высокая миссия...
– Ну что, мессия, – женский голос, низкий, сочный и до боли знакомый, – снискал славу? Да там скоро любой сможет такие чудеса творить, что тебе и не снились! А про Хаос забыл? Кто его искать будет? Ишь, теоретик...
Виночерпий подскочил, ударившись макушкой об абажур лампы. Оказалось, заснул за столом. Сон моментально забылся, будто удар выбил его из головы. Лишь маячило что-то на самом краешке сознания: лестница, балахоны, что-то про поиски... Муть какая-то.
Он задумчиво оглядел большую банку с пищевой содой. Подцепил подушечкой пальца, помял. Нюхнул и расчихался. Интересно...
И все-таки при чем тут хаос?
За глаза о Третьем маге, Тандеме, поговаривали, что он удручен не только годами, но и головой. Однако старейший, а также самый легкомысленный и недалекий член магического Совета удрученным себя не ощущал. Самочувствие у него было прекрасное, пищеварение отродясь не подводило, а состояние легкой эйфории не изменяло ни в каких ситуациях. Как воздушный шарик, он перелетал через очередное бедствие, не успев испугаться. Знающие Тандема лично снисходительно улыбались, крутя пальцем у виска. Сам он называл это своим жизненным кредо – и был, пожалуй, прав. Во всяком случае, он ни разу не изменил этому принципу. Ум у Тандема сызмальства был живой и воображение выше всяких похвал, но пользоваться этими дарами иначе, кроме как для собственного удовольствия, он не умел и не считал нужным. Так и превратился для всего света из блистательного юноши в старого чудака, что его нимало не заботило.
Всего этого он, конечно, не помнил, открывая глаза на детской площадке позади магазина шаговой доступности «Пиво-Вино-Водка». Но память уходит, а личность остается. Личность Тандема амнезия освободила от вороха университетских знаний и прочей скучной премудрости. Осталось главное: неуемное детское любопытство да неунывающая страсть к жизни. Иные засомневаются, довольно ли этого, чтобы выжить в Дальних Химках. Но Тандем не знал слово «сомнение». Сидя согбенным воробушком на влажной от росы качалке, он вертел головой во все стороны и впитывал новые впечатления.
Местные жители восхитили его своим безобразием. Он и двух раз не переменил позы на своем неудобном насесте, а мимо него уже прошли – вернее, промчались недостойной рысью – целых пять женщин, ряженных нищими мужчинами, к тому же омерзительно тощих. Старец с грустью провожал взглядом костлявые ляжки, обтянутые дешевой сизой тканью. До того плотно провожал, что одна несчастная даже обозвала его «грязным старикашкой». Попалась, впрочем, одна красавица, но и ее великолепное тело было вбито ниже живота в такие же линялые штанишки. Тандем, гордившийся своей проницательностью, сразу смекнул: он угодил в бедняцкий квартал, где даже самой негожей ткани и той на всех не хватает. Выше живота на красавице не было вообще ничего. Не считать же одеждой клочок второй кожи белого цвета! Тандем, не избалованный зрелищем женской плоти, ничего такого и не считал – просто любовался, пока дают. Великолепная женщина брезгливо бросила мимоходом непонятное «Пьянчуг развели!» и выкатилась из двора.
А что это был за двор, всеславные предки! Крохотный закуток между громадными строениями. У Тандема в глазах потемнело, когда он запрокинул голову, пытаясь разглядеть верхний этаж. Дома, кстати, были тоже безобразные и одинаковые, как... как... Тандем напрасно старался подобрать сравнение. Как две капли воды? Смелый образ, ложный, как почти все поэтическое. Любой ученый знает, что нет менее схожих миров, чем отдельные капли воды. Как две ракушки, два камушка с морского берега? Такая чепуха даже для стихотворения не годится! Тандем в детстве предпочитал болтать со сверстниками и подслушивать разговоры взрослых, а не ковыряться в полосе прибоя, как иные юные анахореты, но ему хватало наблюдательности, чтобы заметить: легче новое заклинание изобрести, чем сыскать две одинаковые гальки. А эти, с позволения сказать, жилища (назвать их домами язык не поворачивался) были удручающе одинаковы, противоестественно одинаковы. Это было так ненормально, что Тандем сразу сообразил: у чужого мира, куда (смутно брезжило на краешке сознания) он отправился с какой-то жутко важной миссией, явно не все дома. Собственно, он как ученый и интеллектуал вообще не постигал, как подобному миру удается существовать