Теперь я заметила, что на столе стоит еще стакан, наполовину наполненный, вроде, водой, и пузырек с какой-то жидкостью.
— А ты этой дрянью здоровье не угробишь?
Он нервно хихикнул, и мне стало неловко за вопрос. В самом деле, здоровье тут уже совсем ни при чем.
— Да я раньше это литрами глотал, — пожал плечами Веслав. Он проделал эту манипуляцию, не поднимая лица от рук и обращаясь, видимо, к столу. — Когда в лаборатории три эликсира доходят и за каждым — постоянный присмотр…
Слово, одно-единственное, вылетело куда раньше, чем я придумала, как начать разговор:
— Волнуешься?
— Угу.
Прогресс, что хоть признал.
— Может, помочь чем?
— Не надо, — сказал как отрезал, потом тон смягчил: — Я имел в виду — незачем. Вроде бы все готово. С остальными я говорил, они готовятся. Просто я пока не совсем уверен. И просто я понимаю, что не компоненты на места в формуле расставляю.
— Может, так и надо, — заметила я тихо.
— Это хотелось бы. В первый раз вот так манипулирую людьми, — он наконец голову поднял, и я поняла, почему он с этим не торопился: лицо изжелта-серое, глаза усталые, мертвые. — Неприятно воображать последствия своих ошибок.
Мне показалось, что он имеет в виду и меня в том числе (Йехар же говорил, что если не вернемся — так все). Но уж как-то очень странно все выходит: а мне ни полсловечка о том, что придется делать. Я посмотрела на лежащие по столу квадраты. На формулы.
— В чем ты сомневаешься?
Веслав нервно потер руки.
— Смеяться будешь — в главном. Основной компонент… катализатор. По логике вроде бы все проверено и перепроверено, а на деле — чувство всё равно такое, как перед моим вступлением в Коалицию. Я не рассказывал?
Он редко позволял себе такую роскошь, как глупые вопросы, но сейчас, видно, расслабился и позволил. Нет, я не назвала бы Веслава скрытным, на вопросы о себе он почти всегда отвечал открыто и полно… но вот байки он о себе травил в исключительных случаях.
— Это после моего отречения было, — заговорил алхимик, бесцельно двигая по столу квадратики, — через два года, кажется. Я к тому времени подначитался немного, ну, и решил вступить в Коалицию, стать алхимиком официально. А там, знаешь… экзамен раз в год и редко когда больше кандидата бывает. И тут вдруг — аж два набежало, да еще один — двадцатилетний пацан, хотя для поступления требуются многолетние тренировки памяти, воли, характера… Так что для начала мне открытым текстом приказали заворотить оглобли. Нет, уперся. Ну, думают, что нам — жалко? Вот тебе начало алхимического рецепта, вот обрывок формулы реакции, а захимичь-ка нам из этого знаменитое галлюциногенное «Порхающая крыша»! Мол, чтобы крышу снесло. Смотрю я на эту формулу и на рецепт, — он усмехнулся, — и понимаю, что крышу сейчас снесет у меня, потому что ни того, ни другого — в жизни не видел. И не представляю, как что можно вывести. Это потом мне сказали, что они мне магистерской сложности задание сунули. Кто ж знал…
— И что ты сделал?
— Я посмотрел на это всё, закрыл глаза и расслабился. И эликсир как будто развернулся передо мной: каждый ход, каждая реакция. Действия выполнял почти все, никуда не заглядывая, как в полусне. Приемная комиссия как увидела, что я намешал — все никак смертника не могла выбрать, чтобы попробовать…
— И выбрали все-таки?
— Завалить решили, — он усмехнулся опять. — Один бочком подошел, посмотрел издалека и заявляет, что приготовлено неверно. А потом берет и выливает в раковину… В общем, там не только крышу, там и стены посносило. Галлюциноген оказался с невеселой реакцией на воду. После чего мне оставалось только с нахальным видом заявить: «Хотели, чтобы крышу снесло — посмотрите наверх! Где она там, крыша?» И меня приняли, ну, со скрипом, конечно.
Он долго молчал, глядя на стол, и оживление на его лице исчезало с каждой секундой.
— Это тогда я понял, что мой дар — врожденный, — сказал он потом. — Хотя, как видишь, долго не мог разобраться, почему.
Мне захотелось взять его за руку, но я была на сто процентов уверена, что он меня оттолкнет и попросит не соваться с глупым пафосом.
— Выкинь ты эти формулы, — выдала я вместо этого со вздохом. — Ты подумай, куда мы лезем и что сделать собираемся. По-твоему, там что-то можно просчитать?
— Предлагаешь закрыть глаза и расслабиться? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, взял меня за руку сам. — Уже не надо. Я знаю состав и расстановку. Наверное, я ее с самого начала знал.
— И насчет катализатора больше не сомневаешься?
Впервые за пять дней он смотрел мне в глаза, и впервые за последнее время тень опять разомкнула над ним завесу.
— Нет, здесь я уверен. А из этого вытекает все остальное.
Он порывисто поднялся, продолжая держать меня за руку.
— И не расстраивайся, что я тебе ничего не сказал о твоей роли. Поверь, в стороне не останешься. В нужный срок…
— Я не расстраиваюсь, — сейчас я была с ним предельно откровенна. — За пять-то раз я уже научилась радоваться, даже если остаюсь в стороне.
— Не останешься, — повторил Веслав. Потом поднял к глазам мою руку, на которой одиноко сидело колечко с руной защиты из черненого серебра. — Насчет этого у меня просьба. Не снимай его.
— Это всё? Или мне еще что-нибудь надеть в Небирос? Сережки там… бусики…
Сарказм увял. Какого Хаоса он смотрит на меня с такой неподдельной болью?!
— Этого хватит.
Спасибо. Нормальные герои, как водится, перед почти гарантированной смертью делают своим девушкам предложения. Мне же досталась уникальная мужская особь, которая просит не снимать кольцо, подаренное когда-то другим.
— Пошли, порадуем остальных, — добавил алхимик, пока я не успела спросить еще что-нибудь.
Он вышел в коридор, нарочито громко распахнул дверь, подождал, пока из комнат высунутся остальные, и объявил громко и почти радостно:
— Пакуйте чемоданы, господа. В Небирос идем завтра утром.
[1] «Цвёрда трымаўся юнак на дапросе, тоючы словы і думкі свае», — начало стихотворения белорусского поэта Аркадия Кулешова.
Глава 18. Сверка рецептуры
Не могу сказать, чтобы я узнала в этот вечер всё. Веслав проводил последнюю разнарядку в своей манере — срываясь и обещая отравить из-за каждого пустяка. При этом он старался говорить доходчиво, но все равно было такое ощущение, что он умалчивает о чем-то. В основном это касалось нас с ним. Хотите — назовите это хваленой интуицией.
И я так и не узнала, что придется делать мне. Но хотя бы стало ясно, что другим придется делать.
В общих чертах. И если мы не станем рабами Небироса сразу же.
Остальные пока знали только о своей роли и в тот вечер впервые получили полную картину — насколько она могла быть полной. После чего Андрий слабым голосом задал вопрос:
— А почему так скоро? Может, подготовиться…
— Подождем следующих нихиллов! — согласился Эдмус радостно.
Виола, которая появилась позавчера, ответила резким кивком.
— Если Небирос постоянно расшатывает Арку, а тебе, Веслав, всё тяжелее сдерживать себя — мы затянули. Можно было бы сегодня…
Андрий не умер от потрясения. Чему-то он все же научился от нас.
— Не ночью, — угрюмо отозвался Веслав. — Сила Тени возрастает в это время. Мне нужно, чтобы я попал в Небирос человеком.
Он подумал и добавил:
— Хоть в какой — то части. А в полдень у меня может не хватить сил, чтобы открыть проход.
Где он будет его открывать, никто не спрашивал. Это было безразлично по сравнению с тем, что мы услышали.
— Сообщим Канцелярии? — спросил наконец Андрий. Веслав качнул головой.
— Поддержка или прикрытие нам не понадобятся. А если у нас не получится…
Раньше мы как-то не задумывались об этом. Что сами можем погибнуть — это само собой, пять звеньев неразрывны… если кто-то умрет в Небиросе — назад не вернется никто. А чем наш провал закончится для других миров… наверное, внешне — ничем. Небирос продолжит расшатывать Арку, теперь уже быстрее. Закончит через сотню лет, может быть — вот тогда будут видны результаты. А пока мы ничем не рискуем.
