Анне тоже было интересно. И увиденное ее удивило. Обескуражило даже.
Генрих явился на примирение с новой пассией. Это выглядело как насмешка. Как жест презрения. И предшественницу он, бесспорно, обидел бы до глубины души.
А Анна решила не поддаваться ни на какие провокации, но их и не последовало.
Камилла Лавли села напротив, сияющая и торжественная. Ее мелкие кудряшки, обрамляющие хорошенькое лицо, подрагивали от волнения.
Пришел слуга, подал чай.
— Мне что-нибудь покрепче. Терпеть не могу… — Генрих грубо оттолкнул от себя тонкий фарфор. — Бренди или ром принеси.
Ему подали что-то в высокой рюмке.
Анна чувствовала себя неуютно из-за того, что Марисе, как прислуге, не позволили сесть рядом. Камеристке пришлось ютиться на банкетке в дальнем углу.
— Я надеюсь, вражды между нами не будет? — произнесла Камилла.
Отпила из чашки, сладко жмурясь.
— Мне вражда ни к чему, — натянув дежурную улыбку, ответила Анна.
Тоже прикоснулась губами к чаю. Сделала пару глотков, смачивая пересохшее горло. Разговор не клеился. Да и с чего бы ему склеиться?
Глупый какой-то обычай, в общем.
Анна метнула сердитый взгляд на Генриха. Тот отвел глаза, буркнул под нос что-то недовольное и осушил свою рюмку махом.
Тогда Анна решила не сдерживаться:
— Значит, вы с… герцогом Лирнийским решили не претендовать на мое приданое? — задала провокационный вопрос Камилле.
На нарумяненном личике той отразилось разочарование.
— Генрих сказал, что не получится, — честно сообщила вдруг любовница, а теперь уже, наверное, невеста герцога. — После тех писем, что прислала в суд ее высочество Розмари, доказать вашу вину в получении травмы не получится, так что…
— Мой вам совет, — перебила ее Анна. — Будьте осторожны на охоте. Не повторяйте моих ошибок…
Чайник подпрыгнул на пробковой подставке и чудом не разбился. Все из-за того, что Генрих хватил кулаком по столу и грозно рыкнул на уже бывшую жену:
— Ты что, угрожаешь нам?
— Это ты мне вечно угрожаешь, — собрав все возможное хладнокровие, парировала Анна. — Признай уже, что все кончено.
Краем глаза она заметила, как напряглась Мариса. Кулаки у герцога пудовые. Если решит ударить… Успеет ли охрана?
Но сдаваться и пасовать перед бывшим супругом Анна не собиралась.
— Не ссорьтесь! Не надо! — воскликнула испуганная Камилла. Она вскочила с растерянным видом, расставила в стороны руки, силясь отгородить друг от дружки бывших мужа и жену. — Не нужно вражды… — Она вдруг осеклась на полуслове. Глаза ее остекленели. Губы зашевелились беззвучно, как у рыбы, брошенной на песок. Тело дернулось в судорогах. — Не… Не… — задыхаясь, повторила она.
И упала на пол.
Время будто замерло, застыло, как цемент.
Поток отчаянных мыслей пронесся в Анниной голове, бурля и вскипая вспышками резкой боли. В висках. В затылке. Такое бывало с ней в прежней жизни, когда случалось что-то из ряда вон, и нужно было соображать стремительно.
Камилла упала. Ее отравили? Тогда и Анну тоже…
Тоже.
Но никаких ощущений внутри, кроме панического, дикого ужаса приближающейся смерти.
Очередной.
Опять.
Снова!
Сколько можно?
Но Анна выпила свой чай раньше Камиллы. И, кажется, отхлебнула больше… Взгляд утонул в костяном сиянии бледного фарфора… В конце концов, по-разному травят. Не только подливая в чайник.
Можно и отдельно чашку… обмазать…
Но почему Камилла? Ее за что?
Страх отхлынул, как волна, и на его место вернулись уверенность и ярость.
— Охрана! Помогите, охрана! — Пришлось присесть рядом с упавшей Камиллой. Та еще дышала вроде бы… — Что ты наделал? — закричала Анна на бывшего мужа. — С ума сошел?
— Я? — Генрих вытаращился на экс-супругу и растерянно отступил к двери. — Я наделал? — Его глаза стали как узкие щели. Как бойницы, из которых вот-вот полетят стрелы. — Да это все ты! Ты виновата! Я бы не стал травить любовь всей своей жизни, а ты… Ты ревновала! Увечная, брошенная! И ты…
— Заткнись! — Гнев захватил Аннино сознание. Защекотал пламенем горло. Никакой вежливости с этим… Никаких более церемоний. — Ты пытался убить меня! А теперь ее… Или яд снова мне предназначался? — Голова Камиллы дергалась в Анниных руках. Кажется, новой пассии бывшего мужа осталось недолго, и от этой мысли все внутри холодело. Нет… Анна не хотела чужой смерти. Поэтому решилась на риск. Позвала: — Мариса… — И посмотрела умоляюще. — Мариса, помоги мне… — Пришлось соврать, чтобы не подставить камеристку под удар. — Я попробую исцелить ее своей магией. Помоги мне приподнять ее…
— Магией? — Генрих недоверчиво скривил губы. — Ты раньше не колдовала?
— А теперь колдую! — жестко отрезала Анна. — Во мне обнаружилась магия ливэ, так что имею полное право.
Мариса все поняла, присела рядом, повернувшись к герцогу спиной.
Произнесла тихо:
— Я вам помогу, госпожа. И ей…
И зашептала беззвучно свое заклятие.
Анна указала герцогу на дверь.
— Позови охрану и найди целителя. Быстрее!
Заметив, что тот продолжает коситься с сомнением, усердно заводила руками над грудью Камиллы и забубнила себе под нос первое, что пришло в голову.
Какой-то стих, выученный в средней школе.
Мариса, побледневшая и взволнованная, предупредила вдруг дрогнувшим голосом:
— Госпожа, это то же самое. У вас тогда так же было…
— Так же… — повторила за ней Анна и осеклась на полуслове. Снова страхом накрыло, как водой. Притопило в нем, так что из легких воздух вышел весь. А потом снова злостью… — Генрих!
Потом… Сейчас ей помочь надо. Камилле. И плевать, что она вроде и не подруга. Вроде даже как враждовать они должны.
Плевать!
Никто не должен умирать. Хватит! Хватит…
— Живая она, госпожа.
Голос Марисы прорезал напряженный воздух, и Аннино тело, скованное параличом тревоги, обмякло. Она уперлась ладонями в пол, склонила голову, густо выдохнула.
— Спасибо, Мариса. Ты наше спасение.
— Вы слишком добры, госпожа. — Камеристка устало прикрыла глаза. — И к своим. И к чужим…
***
Суд закончился, а Анна все не могла успокоиться. Сердце стучало, и пугающие мысли не давали покоя.
Стояло перед глазами лицо Генриха.
Этот взгляд. Испуганный, злой, недоверчивый и…
…честный?
Он как будто бы и не врал. Да и… убивать вот так, во время ритуала примирения, разве не полная ли глупость? Зачем так подставляться? И ошибаться…
Когда они разъезжались от здания суда, когда рассаживались по экипажам, Анна видела, как нежно и заботливо герцог несет на руках измученную припадком Камиллу, как расспрашивает о чем-то лекаря.
Если есть в ее убийстве какой-то умысел, то в чем он? И к чему весь это спектакль, если все-таки Генрих виновен?
У Анны виски заболели от напряжения.
Пазл не складывался.
Теория о покушении жестокого мужа на неугодную жену во главе угла рушилась на глазах.
И люди…
Люди мелькали. Их было слишком много: лекари, охранники, сыскари. Принцесса Розмари прислала последних для выяснения сути дела.
И газетчики.
Они не могли пропустить столь впечатляющий скандал. Жена-калека. Амбициозная любовница-простушка. Муж… ну полюбил вот другую — и такое случается. Пожалеть его? Осудить? Страсти кипят. Летят искры! Больше масла в огонь семейной драмы. Развод. Покушение… Идеальная сплетня!
Маргарет не могла поверить в произошедшее. Она все время дергала то Анну, то Кайла, придумывая новые и новые теории. Просила их подтвердить.
— Ну заговор же! Заговор! — трясла она руку сестры, прожигая старшую взглядом. — Загадка века! Может быть, это проклятье рода? — Она нагнетала и сама пугалась собственных фантазий. — Может быть, я буду следующей? — Она понизила голос, прикрыла руками губы. — А что, если это продолжение истории наших родителей? Той самой? Что если нашему роду до сих пор не могут простить?
Жаль, Анна мало об этом знала.
