Покрытая неразворошенными листьями и ветками, дорога выглядела совершенно пустынной. Наша усталость победила осторожность, и мы решили пойти по ней. Завернув за угол, мы наткнулись на патруль : повстанцев, пересекающий долину, в которую и течет этот ручей внизу.
Они ругались насчет нашего исчезновения. Кто-то спешился и стал мочиться вниз, под горку… Трещина начала биться и вырываться. Черт! Я выругался про себя. Черт, проклятье! Я знал, что так и будет!
Повстанцы подошли к краю дороги и встали вдоль. Я саданул женщину в висок. Гоблин прижал ее с другой стороны. Быстрый умом Немой распустил сети колдовства, перебирая перед грудью своими гибкими, похожими на щупальца пальцами.
Мертво стоящие кусты зашевелились. Старый толстый барсук скатился на берег ручья, перебрался на другую .сторону и исчез среди плотно стоящих тополей.
Ругаясь, повстанцы бросили в ту сторону несколько камней. В потоке воды они застучали о гальку, как глиняные черепушки. Солдаты собрались в кучу, обсуждая, что мы не могли уйти далеко. Особенно пешком. Простая логика может опрокинуть самые отчаянные усилия наших колдунов. Я был полон того страха, когда дрожат коленки, трясутся руки, а в животе делается пусто. Мне постоянно удавалось вывернуться в самых жутких ситуациях. И теперь моя суеверность говорила, что это не может продолжаться так долго.
Слишком сильное испытание для недавнего порыва вновь вернувшейся уверенности. Беспричинный страх говорил о том, что это была лишь иллюзия. А фактически под ее оболочкой было все то же подавленное настроение, которое не покидало меня со времен событий на Лестнице Слезы. Моя война закончена и проиграна. Мне хотелось лишь бежать.
Наемник тоже начал проявлять свою резвость. Мой свирепый взгляд заставил его затихнуть.
Ветерок колыхнул сухие листья. Пот, выступивший у меня на теле, холодил. Страх несколько поутих.
Патруль снова сел на лошадей. Все еще возбужденно переговариваясь, они поехали дальше по дороге. Я смотрел, когда они покажутся там, где дорога изгибается на восток, вместе с руслом ручья. Поверх хорошо сидящих камзолов на них были пурпурные плащи. Шлемы и все оружие были отличного качества.
Повстанцы начинали процветать. Когда-то они были просто толпой, вооруженной вилами и топорами.
— Мы могли и напасть на них, — сказал кто-то.
— Чушь! — бросил Лейтенант. — Сейчас они еще не знают точно, с кем столкнулись. А если бы мы полезли в драку, они бы это выяснили.
Нам совершенно не нужно, чтобы повстанцы пошли на нас цепью так близко от дома. Здесь нет места для маневра.
Человек, который это сказал, был одним из тех, кого мы подобрали во время своего нескончаемого отступления.
— Брат, если хочешь остаться с нами, тебе нужно запомнить одну вещь.
Драться надо только тогда, когда нет выбора. Ты же понимаешь, кто-то из нас пострадал бы тоже. Он что-то проворчал.
— Они скрылись из виду, — сказал Лейтенант. — Пора двигаться.
Он определил направление, и мы пошли к высоким холмам за долиной. Я застонал. Опять по бездорожью.
У меня болели уже все мышцы. Усталость грозила свалить с ног. Человек не создан для бесконечных сумерек и маршей с шестьюдесятью фунтами на спине.
— Чертовски быстро ты сообразил там, — сказал я Немому.
Он принял похвалу, пожав плечами и ничего не сказав. Как всегда. Крик сзади.
— Они возвращаются.
Мы неуклюже завалились на склоне поросшего травой холма. На юге над горизонтом возвышалась Башня. Этот базальтовый куб пугал даже на расстоянии в десять миль. И было в нем что-то неумолимое. Казалось, что Башню должны окружать языки пламени, огненная земля, или наоборот, земля, скованная вечным холодом. Вместо этого вокруг лежали зеленые и сочные пастбища, плавные холмы, на южных склонах которых примостились маленькие фермы.
Растущие деревья очерчивали линии глубоких, неторопливых .ручьев, вьющихся между холмами.
Ближе к Башне ландшафт уже не был таким пасторальным, но все равно не соответствовал тем угрюмым картинам, которые рисовала пропаганда повстанцев. Никакой серы, никаких изломанных трещинами бесплодных пустошей. Не было и невиданных Дьявольских тварей, рыскающих среди разбросанных .человеческих костей, так же как и черных туч, постоянно грохочущих в небе.
— Патрулей не видно. Костоправ. Одноглазый, давайте со своими штуками.
Я приготовил свой лук. Гоблин принес три специальных стрелы. У каждой вместо наконечника было по голубому шару. Одноглазый посыпал один серой пылью и подал мне. Я прицелился в солнце и отпустил тетиву.
Вспышка синего огня, такая яркая, что невозможно было смотреть, описала дугу и опустилась в долину под нами. Затем еще одна, и еще. Огненные шары выстроились в аккуратную очередь и опускались вниз, скорее планируя, чем падая.
— Теперь ждем, — пискнул Гоблин и прыгнул в заросли высокой травы.
— И надеемся, что наши будут здесь раньше. Любой повстанец, оказавшийся поблизости, без сомнения, обратит внимание на сигнал и поднимет тревогу. Теперь нам оставалось только взывать о помощи. Мы не могли остаться незамеченными.
— Ложись! — скомандовал Лейтенант. Трава была достаточно высокой, чтобы скрыть лежащую фигуру.
— Третье отделение, в дозор, — добавил он. Люди заворчали насчет того, что сейчас очередь другого отделения, но после небольших и ненастойчивых пререканий заняли соответствующие позиции. Настроение у них было приличное. Мы уже оторвались от тех дураков. Что теперь нас может остановить?
Свою ношу я использовал как подушку и теперь смотрел на горы кучевых облаков, проплывающих над нами плотным строем. Стояла великолепная, по-весеннему бодрящая погода.
Мой взгляд упал на Башню. Настроение ухудшилось. Конец спокойной жизни.
Захват Трещины и Наемника подхлестнет повстанцев к активным действиям. Эти двое выдадут все свои секреты. Когда спрашивает Леди, никто не может что-либо утаить или соврать.
Я услышал шорох, повернул голову и столкнулся взглядом со змеей. У нее было человеческое лицо. Я завопил, но тут узнал эту глупую ухмылку.
Одноглазый. Это его отвратительная морда в миниатюре только с обоими глазами и без обвисшей шляпы сверху. Змея захихикала, подмигнула и скользнула у меня по груди.
— Ну вот, опять начинается, — проворчал я и привстал, чтобы посмотреть.
Где-то в траве раздался сильный шум, возня. Вслед за этим высунулась голова Гоблина с его улыбкой поедателя дерьма. Трава зашуршала, и мимо меня проследовал отряд животных величиной с кролика, держа в острых окровавленных зубах куски змей. Доморощенные мангусты, догадался я. Гоблин опять облапошил Одноглазого. Одноглазый взвыл и подпрыгнул, выплеснув поток ругательств. Его шляпа сбилась набок, из ноздрей валил дым. Он вопил, и изо рта вырывался огонь.
