Я смотрел в другую сторону, когда пронзительный голос завопил:
– Сюда, девушки! Тут еще один из этой треклятой пиратской банды!
Послышались другие голоса, топот и треск в кустах. И вот уже девять крепких девушек стоят передо мной с оружием наготове.
– Ты права. Я-то думала, мы уже всех переловили, а тут еще один!
Все женщины были молоды, сильны и хорошо вооружены. Все они носили нечто вроде коротких рубах, сандалии, что-то вроде перевязи охватывало правую грудь и плоский участок на месте выжженной левой.
Я грустно смотрел на одногрудых воительниц, на их копья и стрелы. Все они были быстры, вряд ли я смог бы обогнать даже самую медлительную из них. У многих были луки, у каждой – маленький щит в виде полумесяца, покрытого золотой краской, и меч. То, что я сам бросил палицу, не дало им зарубить меня на месте. Я подумал, что оружие я потом верну, а отсутствие его – всего лишь временное неудобство.
Начальница отряда снова рявкнула:
– Еще один пират, чтоб его! Уж мы знаем, как с вашим братом разобраться!
– Надеюсь, госпожа, – заверил я ее. – Но у меня есть сомнения.
Поразмыслив хорошенько, я вряд ли мог винить их за эту ошибку. Если я не пират, то где мое судно? Да и видом я походил, скорее, на пирата, чем на купца. Я не пытался развеять их заблуждения, поскольку они могли не поверить мне, если я расскажу всю правду как есть.
Как и следовало ожидать, я приготовился воспрепятствовать любым попыткам отнять мою жизнь. Думаю, именно моя готовность противостоять их клинкам и заставила их помедлить.
Подняв обе руки, что, как я думал, будет принято за миролюбивый жест, я сказал:
– Я рад буду сдаться вам в плен.
– Да? Как мило с твоей стороны!
– Раз уж я ваш пленник, то вы вроде бы должны накормить меня.
– Да мы тебя повесим прямо на месте! – тут же решила ее помощница. Я так понял, что это случилось с последним пиратом, который попался им и оказал сопротивление.
Они, конечно же, сразу связали мне руки. Я решил, что им будет проще со мной разговаривать, если я буду беспомощен, – увы, они обращали внимание на мои миролюбивые протесты не больше, чем прежде, когда я еще не был связан.
Они посадили меня на спину флегматичного верблюда, которого они использовали как вьючное животное, набросили веревку на сук дерева и накинули мне на шею петлю.
Но когда они погнали животное вперед, результат их разочаровал. Я, конечно, повис, как они того и хотели, но даже слабейшего напряжения моих шейных мышц хватило, чтобы я мог свободно дышать и даже объяснять им, почему они должны свободно пропустить меня через их земли. Женщины не то чтобы слушали меня, но они все же обрезали веревку и свернули ее, готовые снова все повторить, как только прибывшая в тот момент старшая амазонка отдаст приказ.
Пока старшая выслушивала отчет начальницы разъезда, я снова начал беспокоиться о судьбе Аполлона. Но я не знал, разбилась ли его летучая колесница или приземлилась, и где. Возможно, в сотнях миль отсюда.
Мои надежды на возможность призвать «Небесную ладью» окрепли. Меня обрадовала новость, что пираты смогли пристать в нескольких милях отсюда – стало быть, я могу надеяться, что моя маленькая лодочка сможет подойти еще ближе. Как только «Небесная ладья» подойдет ко мне настолько близко, как дух только сможет ее подвести, она затаится здесь и будет ждать, пока дух не найдет меня и не укажет мне путь к спасению. Но я не знал, сколько пройдет времени прежде, чем магическое суденышко сумеет ко мне подойти.
* * *
И только сейчас, впервые они меня хорошенько обыскали, но не нашли никакого другого оружия, ни награбленных сокровищ.
Старшая хмыкнула с отвращением, не найдя у меня ничего такого, что можно было бы поставить мне в вину.
– Вы выбрасываете орудия своего ремесла, как только начинает пахнуть жареным. Но тебе это не поможет.
После коротких переговоров между старшими они решили оставить меня в живых, чтобы царица могла меня допросить.
Они еще обсуждали, не надо ли меня связать и тащить за лошадью, но мне эта затея что-то не понравилась, я вцепился в ствол, и оторвать меня не смогли. Меня колотили и били древками копий, рукоятками мечей – но ничто не помогало.
Одна амазонка приготовилась было отрубить мне руки, но старшая приказала:
– Отстань от него! Проще будет доставить его к царице целиком, а не по частям.
От сопротивления меня удерживало отнюдь не то, что меня взяли в плен женщины, я просто не хотел воевать с целым народом. Ведь в этом случае я в конце концов точно проиграю.
После нескольких минут бесполезных усилий оторвать меня от дерева женщины начали потихоньку подумывать, не бог ли я.
У меня создалось впечатление, что мужчин-богов тут любят не больше, чем мужчин-смертных.
Одна амазонка, тяжело дыша, попятилась.
– Если он бог, то почему он не сказал? – спросила она одну из своих товарок.
– Просто отведите меня к вашей царице, – терпеливо продолжал настаивать я.
– Заткнись! Я сначала башку тебе отрублю, а потом уж к царице отнесу!
– Не отрубишь. Не сможешь. А если и отрубишь, то я оскорблю твою царицу тем, что не стану отвечать на ее вопросы.
Некоторые говорили, что я чокнутый, другие – что я бог, третьи были готовы меня сначала пристукнуть, а потом уже разбираться, кто я такой.
Снова возникла угроза драки. Одну-двух женщин я мог одолеть без всякого вреда для них, как Гектора троянского. Но кто-нибудь да пострадает в общей свалке, когда будут размахивать оружием.
Постепенно их ругань начала меня раздражать. Я сказал:
– Я прежде не убивал женщин, но, думаю, убить вас не труднее мужчин. – И громко пожалел, что бросил палицу.
Когда они оставили попытки оторвать меня от дерева, я сам отпустил его и стоял, разминая руки и ноги в ожидании следующего приказа их старшей. К счастью, она оказалась женщиной разумной.
Вскоре я пришел к выводу, что земля, где правила царица Моктода, не могла быть большой. Когда мы добрались до столицы женского царства, она показалась мне на удивление маленькой, а сам царский дворец был не больше средненькой крепостцы. К счастью, весть о моем пленении уже достигла слуха царицы, и ей хотелось на меня посмотреть. Когда я наконец предстал перед ней после того, как несколько дней провел под стражей, она окинула меня с ног до головы взглядом, полным презрения и недоумения. Руки мои по-прежнему были свободны, и ей это, несомненно, показалось странным. Кроме прочего, женщины, приведшие меня, рассказывали ей, что я произвожу куда большее впечатление, чем можно судить по моему виду, и все же царица, естественно, никак этого не могла понять.
