Конь толкал меня мордой, от чего я падала в воду, кусался, заставляя смешно подпрыгивать, а иногда и вовсе принимался гонять по всей реке, заставляя уплывать на глубину. К тому моменту, когда я отмыла этого дикого зверя, я сама сверкала чистотой и пахла цветочками… и водорослями.
Арланд, когда я вылезла из воды озябшей кикиморой, попросил меня быстро развести огонь и принялся готовить ужин. Велев инквизитору ни под каким предлогом не соваться за самые густые кусты рядом с берегом, я пошла обратно в воду. Надо было выстирать одежду.
Поскольку ни одной чистой вещи у меня не осталось, пришлось стирать все, а потом вспоминать заклинание, с помощью которого можно было нагреть воздух и высушить ткань. Развесив все на ветках деревьев, чтобы сохло без складок, я полтора часа сушила одежду. После этого я с огромным удовольствием переоделась в чистые теплые вещи, аккуратно запихала в сумку все остальное и пошла обратно к костру, набрав по пути ромашек.
К тому времени, когда я вернулась, уже немного стемнело. Ужин был готов, а повар потихоньку начинал нервничать из-за моего долгого отсутствия.
Пробормотав заговор на ромашки, чтобы усилить эффект, я разложила их в разных углах нашего лагеря и подожгла, чтобы мошкара не летала.
Только закончив все дела, я уселась напротив костра и принялась ужинать. Поскольку тарелок не было, ели мы с Арландом как братья, из одного котелка, время от времени устраивая дуэли на ложках за особо аппетитный кусок.
Поужинав, мы собрались спать, но вместо того, чтобы спокойно лежать, погрязнув в уютной идиллии, опять заболтались и уснули несколькими часами позже.
Мысли о Дейке, все ли с ним в порядке или нет, не оставляли меня, хотя я верила Арланду в том, что он знает всю нечисть поместья и уверен в ее безопасности. Но когда я уснула, мне приснился тот же самый сон. К счастью для моего здоровья, до самого страшного не дошло: Арланд меня разбудил, потом успокоил, напоил чем-то своим и больше мне ничего не снилось.
Так прошли и остальные два дня пути, без всяких страшных казусов.
Арланд нацепил свой черный костюм, который я отстирала вместе со своими вещами, и снова стал черноглазым блондином. Успокоив подозрения друг друга тем поцелуем, мы смогли общаться нормально, как раньше делали это только в библиотеке… хотя и не совсем так.
Путешествуя в одиночку по безлюдным дорогам, засыпая под звездным июньским небом на берегу реки, мы не смогли держаться долго и вскоре сдались в плен друг другу.
Это было дикое безумие, но пока никто нас не видел под покровом леса и ничего не знал, нам казалось, что мы можем делать, что хотим… Хотя, конечно, наше «что хотим» не ушло дальше дерзкого «а давай попробуем с языком».
Днем все было чудесно, но ночью начинались кошмары. Произошло что-то странное, когда я засыпала в нашу последнюю ночь путешествия. Я впервые смогла повлиять на сон: когда собака почти вошла, я выбросила в нее ком огня, прогнав. Правда, это не помогло мне выспаться, только высосало еще больше сил, но внутренне я чувствовала, будто сделало что-то на самом деле важное.
К полуночи, началу четвертого дня пути, мы добрались до поместья. Я еле-еле держалась в седле от безумной усталости и до комнаты, даже с помощью Арланда, доползла с большим трудом.
«Дейкстр Донан»
Следующий день прошел так же, как и прочие, с той только разницей, что моя голова была занята совсем другими вопросами.
Страх перед странным чудовищем не давал мне покоя, и я принялся искать хоть какие-нибудь сведения о таинственном звере. Я поговорил с Леопольдом, но оборотень не сказал мне ничего нового. Про ночные явления он и вовсе забыл за время сна, потому очень долго удивлялся, когда я рассказал ему, что произошло.
Я было подумал, что мне все действительно приснилось, но потом, когда вышел вечером в коридор прогуляться, случайно заметил на двери несколько относительно свежих царапин. Таких не могло составить ни одно домашнее животное.
Эти три царапины были прямым доказательством того, что у меня нет галлюцинаций, что поместье в опасности и что если я все-таки выживу и уеду отсюда, то уеду богатым.
Я пошел к Меви и стал расспрашивать про ее «наследство», которое она оставляет своим родственникам вместе с поместьем. Старуха до последнего строила из себя дуру, а потом просто выгнала меня из своей комнаты, объяснив это тем, что я еще не здоров и могу ее заразить, чем укорочу дни ее жизни.
Тогда я отправился к Лорену, который хоть и дурак с виду, но знает больше, чем все остальные члены семьи вместе взятые. В конце концов, он занимается изучением истории своего рода всю жизнь, должен знать о собаке в подвалах. Если же и он ничего не знает, то мне просто ничего не останется, кроме как найти саму собаку и поговорить с ней!
— Оу, Дейкстр Донан, наш славный защитник. Как ты себя чувствуешь? Уже поправился? — с фальшивым интересом поинтересовался Лорен, роясь в каких-то бумагах у себя на столе. — Я, знаешь ли, так ужасно занят, все никак не могу поинтересоваться о твоем здоровье…
— Со мной все в порядке, — говорю, пододвигая к его столу ближайший стул и садясь напротив графа. — У меня есть пара вопросов.
— Касательно чего?
— Моей профессии и вашего поместья. У вас в подвалах не только крысы водятся, так ведь?
— А что же еще?
— Там есть жилые комнаты, — решаю начать издалека.
— Ах, это! — отмахнулся Лорен. — В них уже несколько столетий никто не живет. Это на случай войны, чтобы нам было, где укрыться, даже если поместье захватят враги. Изначально ведь оно строилось как форт, еще с эпохи Первых Людей стоит, когда мы со слевитами воевали…
— Я говорю не о людях, — перебиваю его познавательный урок истории. — Ты исследовал подвалы, неужели не обнаружил ничего необычного?
— Нет. Медальон Маггорта и только, — грустно улыбнулся Лорен, пожав плечами. — Но оно того стоило.
— Я говорю не о вещах, черт возьми! И ты не знаешь о чудовище, живущем в твоем родном доме?
— Каком чудовище? — искренне удивился граф.
— Гигантской собаке!
— Гигантской собаке? — скривился он, удивленно посмотрев на меня. — Я извиняюсь, но, может, тебе стоит немного полежать и отдохнуть? Тебя не лихорадит?
— У меня нет температуры, — отвечаю, успокаиваясь. И что же все эти Сеймуры так пекутся о своих тайнах!? У них это семейное, им пытаешься помочь, а они молчат, как убитые, не желая избавляться от любимых болячек! — Я по твоим глазам вижу, что ты знаешь, о чем я говорю.
