— Йонас… — окликнул голос, донесшийся из груды тел на земле.
Йонас всадил меч под дых оранийцу, с которым сражался, и, лишь когда у того погасли глаза, обернулся налево.
И увидел паренька, беспомощно распростертого на земле, придавленного тушей поверженного коня. Йонас не без труда подобрался к нему.
— Я тебя знаю? — спросил он, торопливо осматривая раненого. Он уже видел, что лошадь, лежавшая у мальчика на ногах, была наименьшим из зол. Куда хуже кровавая рана, в которой виднелись скользкие внутренности. Не животное причинило ее, а острое лезвие.
— Ты из моей деревни. Тебя зовут Йонас… Йонас Агеллон… Ты — младший брат Томаса.
Теперь бледное лицо раненого вправду показалось Йонасу знакомым, хотя имя извлечь из памяти удалось далеко не сразу.
— А ты вроде Лео, — вспомнил он наконец. — Правильно?
Рядом с ними рубились двое солдат. Вот один споткнулся о мертвое тело, и второй — к счастью для Йонаса, он был из союзного войска — нанес сопернику смертельный удар. Почти одновременно слева пронесся гудящий рой стрел, выпущенных с дворцовой стены.
— Йонас, — едва слышно прошелестел юный Лео. — Йонас, мне страшно…
— Тебе нечего бояться, — ответил тот, с усилием удерживая внимание на раненом соплеменнике. — Рана неглубокая, скоро будешь как новенький.
Он лгал, зная, что бедный Лео навряд ли дотянет даже до рассвета.
— И хорошо. — Мальчик выдавил болезненную улыбку, хотя его глаза блестели от слез. — Дай только полежу минутку и поднимусь…
— Не торопись, отдыхай сколько нужно, — сказал Йонас и, сам понимая, что делает это зря, подсел к пареньку и взял его за руку. — Лет-то сколько тебе?
— Одиннадцать. Недавно сравнялось…
Одиннадцать!.. Остатки недожаренного кролика, проглоченные на завтрак, мощно запросились наружу. Совсем рядом с визгом пронеслась стрела и ударила в грудь пробегавшего мимо солдата. Рана была не смертельной. Солдат — лимериец, если верить символу на рукаве, — ухватил ее за древко и выдернул вон, сопроводив хриплым ревом боли и ярости.
Йонас вновь повернулся к умирающему мальчишке.
— Тебе не откажешь в смелости, раз вызвался добровольцем.
Тот тихо ответил:
— У нас со старшим братом особого выбора не было… Всякий, кто способен держать меч, идет служить королю Гаю. Так нам объявили…
Служить королю Гаю!
Йонас задохнулся от накатившего гнева, но вслух сказал лишь:
— Твоя семья будет очень гордиться тобой.
— Оранос так прекрасен, — пробормотал Лео. — Тут зелено и тепло и… Я никогда прежде здесь не бывал, Йонас. Если моя мама сможет жить, как они… наслаждаться всем этим… значит все не зря.
Мальчик закашлялся, изо рта у него потекла кровь. Йонас вытер ему лицо и без того уже сплошь замаранным рукавом, не забывая зорко оглядываться по сторонам. Рядом продолжали драться — слишком близко. Йонасу очень не хотелось покидать бедного Лео, но оставаться при нем он больше не мог. Вот если бы удалось переправить малыша в лагерь… поручить лекарю…
Лео крепче стиснул его руку:
— Можешь сделать кое-что для меня, Йонас?..
— Обязательно, только скажи.
— Передай моей маме, что я ее очень люблю. Скажи, что я сделал это ради нее!
Йонас отчаянно заморгал:
— Обещаю!
Мальчик успокоено улыбнулся. Потом улыбка погасла, а глаза начали стекленеть.
Йонас еще чуть-чуть посидел подле него, затем поднялся на ноги. Задрал голову к небесам — и из груди вырвался рев ярости и отчаяния. Как же несправедлива судьба, если такие юные должны гибнуть на поле брани — и все ради того, чтобы Кровавый Король мог предъявить права на Оранос!..
А пелсийцы, и сам он в том числе, еще и помогали Гаю на каждом шагу. Подставляли шеи под вражеские клинки. Приносили в жертву всю свою будущность…
Смерть мальчика внезапно очень многое прояснила для Йонаса. Вдруг стало понятно, что короля Гая ничто не обяжет держать какие-либо обещания, данные пелсийцам. Численный перевес был и останется на его стороне. Лимерийское войско обучено и отлично оснащено. А пелсийцы? Пелсийцы послужили ему всего лишь заслоном от вражеских мечей…
Йонас понял, что должен вернуться в лагерь и обсудить догадки с вождем. И притом немедленно. Крепко держа свои кривые мечи, он отвернулся от мертвого Лео — и попал как раз под удар кулака в утыканной шипами боевой рукавице. Йонас успел увернуться в последний миг — кулак просвистел мимо, разминувшись с его лицом на какой-то дюйм. Юноша увидел перед собой оранийца, потерявшего и нагрудник, и едва ли не всю остальную броню. Лицо воина было до безобразия иссечено, всклокоченные волосы в запекшейся крови. Вдобавок кто-то уже попытался перерезать ему горло, но неудачно: удар оставил на коже лишь кровавый порез.
— Что, с младшим братцем прощаешься? — ядовито осведомился рыцарь, и Йонас увидел, что у него недоставало переднего зуба. А ораниец продолжал: — Вот что бывает с теми, кто отваживается к нам лезть! Меч в брюхо, и весь разговор! И ты станешь следующим, дикарь!..
Ярость Йонаса вспыхнула с утроенной силой. Рыцарь нанес удар. Его меч свистнул в воздухе и с такой силой грянул о кривые клинки юноши, что у того лязгнули зубы. Почти одновременно возле уха пронеслась вражеская стрела, и стальной наконечник ударил сзади в бедро пелсийского солдата. Тот с воплем свалился.
Оранийский рыцарь обладал отличной сноровкой и был привычен к сражениям, но долгие часы битвы не прошли для него даром. Йонас понял, что усталость врага может стать его единственным преимуществом.
— Тебе не жить, — прошипел рыцарь. — Всех вас надо было избавить от мучений еще много лет назад! Всю вашу позабытую богиней страну! Вы, нечестивые тараканы, еще бы нам спасибо сказали…
Тараканы?.. Йонас не воспринял сравнение как оскорбление. Эти насекомые были живучими, сообразительными и неистребимыми существами. Он вполне мог пережить и то, что его обозвали дикарем. Но вот что касается того, будто он обречен проиграть и погибнуть…
— Ошибаешься, — сказал он рыцарю. — Наши горести и правда закончены. А ваши лишь начинаются!
Йонас вложил весь свой вес в ответный удар и сбил оранийца наземь. Отбросив свои клинки, вырвал меч у рыцаря из руки, прижал к горлу побежденного и рыкнул:
— Сдавайся!
— Никогда, — был ответ. — Я дерусь за свою страну и за своего короля! И я не успокоюсь, пока не истреблю последнего из вас, грязные дикари!
В руке у рыцаря непонятным образом возник нож. Йонас заметил его, лишь когда кончик лезвия вошел в бок. Не дав ему воткнуться сколько-нибудь глубоко, юноша стремительно откатился прочь, крепко держа двумя руками рыцарский меч.
Вскинувшись, он вложил в удар все оставшиеся силы, рубанув оранийца по незащищенному горлу. Голова отлетела далеко прочь от тела. Кровавые брызги попали Йонасу в глаза, и он вытер их рукавом.
Не без труда поднявшись, он побрел, одолевая боль, по полю прочь. Перебрался через реку, в которой, как ему показалось под ночным небом, вместо воды текла кровь. Что-то горячее и густое лилось из его собственных ран, но Йонас упорно продвигался вперед… вернее, назад.
За густым пологом леса, где стоял палаточный лагерь союзников, у лекарских шатров бродили сотни людей. Кто-то уже умер здесь, кто-то испускал последний дух. В уши Йонасу ударили жалобные стоны и крики…
Он продолжал двигаться дальше и наконец, на подгибающихся ногах, достиг цели — палаток вождя. Их предоставили Базилию лимерийцы, и они превосходили размерами все пелсийские домики, которые видел Йонас. Здесь отдыхала знать, пировала, вкушая роскошные яства, приготовленные изощренными поварами и подаваемые предупредительными слугами…
Пока в двух милях отсюда сражались и гибли одиннадцатилетние мальчики…
Охрана Базилия сразу узнала Йонаса, пусть и заляпанного своей и чужой кровью, и беспрепятственно пропустила. Отведя матерчатый клапан, молодой пелсиец шагнул внутрь богато обставленного шатра.
После всего, что он повидал и пережил за последние полдня, при виде всей этой роскоши его попросту затошнило.
— Йонас! — обрадованно воскликнул вождь. — Входи, входи! Присоединяйся ко мне!
Йонас спотыкался на ровном месте от изнеможения и боли. Он шел и боялся, как бы коленки окончательно не подломились. Вождь Базилий глянул ему в лицо, посмотрел на окровавленный бок…
— Лекарь!
Второй раз звать не понадобилось. Тотчас появился человек и завернул Йонасу рубашку, осматривая раны. Незримые руки подставили ему стул, на который он больше свалился, чем сел. Это оказалось очень кстати, потому что у Йонаса кружилась голова и перед глазами плыло. Кожа у него была липкая и холодная, а по краям зрения все казалось расплывчатым и нечетким. Он пытался размеренно дышать, стараясь восстановить силы.
