— У тебя появились такие влиятельные враги?
— Они никуда не исчезали.
— Погоди… — начал вспоминать Людвиг. — Это связано со Знамением богов?
— Боюсь, что да.
— Но ты же уже избавился от того, кто тебя за ним послал?
— Я тоже так думал.
Я с наслаждением выкупалась и вымыла голову, благо порошок специальным образом обработанного мыльного корня был у меня с собой — в одном из мешочков, прицепленных к поясу. Вода была холодной. Очень холодной. Но ничего не поделаешь. У Тарриэля в логове был запас воды во фляге, поэтому я могла не торопиться с возвращением. Да и целителю без меня будет куда спокойнее работать.
Высушив магией волосы (такой слабый всплеск никто почуять не сможет), я постирала одежду. Надела на себя уже сухую и даже кое-как отглаженную, блаженно потянулась. Хорошо… волчица мирно дремала где-то в глубине меня. Я так и не поняла, почему она не отзывалась раньше, да и сейчас вела себя очень тихо. Перекидываться не хотелось. Я решила, что вернусь в пещеру в человеческом облике.
Драм-пиир наблюдала за мной, забравшись на дерево и прикрыв глаза.
Я подошла к дереву и тихо сказала.
— Нужно вернуть целителя в лагерь пока его отсутствие не заметили.
— Он не захочет. — Возразила ящерица, спускаясь по стволу и перебираясь мне на плечи.
— У него там пациенты.
— И целый лагерь магов. Они без него справятся, а вот вам будет куда сложнее.
— А что потом? Мы вернёмся в свой мир. И, кстати, что собираешься делать ты?
— Я отправлюсь с вами. И он тоже.
— Почему?
— Ты мне интересна. Возможно, я тебе помогу. А целителю нечего делать в Оплоте. Он теперь принадлежит вам.
— Вы в ответе за тех, кого приручили? — усмехнулась я. Только юного целителя нам и не хватало.
— Кто это сказал? — заинтересовалась драм-пиир.
— Один гениальный человек.
— Он был прав. А теперь иди. Мне холодно.
Я усмехнулась и пошла к логову. Неторопливо и очень осторожно, чтобы не оставлять следов, да и самой не напороться в темноте на что-нибудь… нежелательное. Пока Тарриэль не поправится, мне придётся быть очень осторожной. Утром я постараюсь увести преследователей как можно дальше от логова, а потом вернусь в него сама. Нужно ещё позаботиться о пропитании…
— Иф, это ты?
— Я.
Я спустилась в логово и при свете маленького магического светильника (слабый… засечь не должны) полюбовалась на бледную и осунувшуюся физиономию целителя. Эльф спал в уголке на постели из веток. Его дыхание было спокойным и ровным. Я улыбнулась юноше.
— Ты здорово поработал. Спасибо.
Он устало кивнул.
— Я был рад помочь.
Я порылась в мешке, позаимствованном в лагере магов.
— У меня есть вяленое мясо и фрукты. Жаль, приготовить ничего нельзя.
— Давай. — Не стал привередничать целитель.
— Садись. Поужинаем, и я провожу тебя обратно.
— Не выйдет. Они узнают, где твоё… логово.
— Ты расскажешь? — что-то мне в это не верилось.
— Не расскажу. Сами узнают. У Слепого есть привычка проверять воспоминания подчинённых.
— Леший… я не хотела так тебя подставлять.
— Понимаю. Не беспокойся. Если вы позволите мне остаться с вами…
— Мы не из этого мира. И собираемся вернуться обратно.
— Я готов пойти с вами.
— Уверен?
— Наверное, да. — Честно признался юноша. — Мне ещё нужно подумать.
— Ковен станет тебя искать?
— Искать? Нет. Не понадобится.
— Объясни. — Попросила я, пододвигая к нему широкий лист с разложенными на нём фруктами.
— Угу. Воду дай.
И он объяснил. Да так, что мне захотелось немедленно разнести этот самый ковен и раскатать по камушку их неприступный Оплот. Потому что нечего такой гадости делать под светлым небом.
Но тут шевельнулся Тарриэль, и мне временно стало не до… всяких там магов. Временно.
Целитель и драм-пиир переглянулись и принялись за ужин.
Тарриэль очень скоро снова уснул. Я доползла до импровизированного стола и наткнулась на невинные взгляды человека и ящерицы. Обиженно что-то пробурчала.
Юноша солнечно улыбнулся.
— Хенно.
— Что?
— Меня зовут Хенно.
— Ясно. Ты остаёшься?
— Остаюсь.
— Тогда спокойной ночи, Хенно. Не зажигай огонь. Не используй магию. И как можно реже выходи из логова.
— Тухло.
— Что? — ехидно приподняла бровь я, уже устраиваясь рядом с эльфом.
— Ничего. Спокойной ночи, Иффен.
— Угум.
Уже засыпая, я почувствовала, как драм-пиир возится под боком.
Фет просочился сквозь толпу придворных, пробрался к трону и встал за спиной императора. Стража на его появление не отреагировала — привыкли. Да и строгий приказ императора, в вольном переводе звучавший как «вот этим троим можно всё», позволял этому нахальному… личному советнику императора безнаказанно нарушать любые правила.
Людвиг вёл приём подданных. По традиции этому был посвящён один день в две недели, когда император лично разбирал любые обращения жителей империи, выслушивал жалобы, выносил приговоры, в общем страдал на благо общества. Оррон никогда не пренебрегал своими обязанностями, и Людвиг не видел причины, чтобы поступать иначе. Если бы ещё можно было назначить этот приём на более позднее время… тогда императору не пришлось бы так много сил уделять тому, чтобы удерживать свои глаза открытыми. Поспать ему ночью так и не удалось.
Эльнираэль на приёме населения не присутствовала. Так же традиционно — верховным судьёй в империи мог быть только правитель. Людвиг очень не хотел сегодня оставлять жену в одиночестве и постоянно поглядывал в окно на солнце, мирно висящее над городом. В полдень он сможет сделать перерыв, чтобы поесть и проведать Эльнираэль. Тело Ларны привезли ещё в шесть часов утра и доставили в фамильный склеп императорской семьи. Там же заперлась королева эльфов, оплакивая свою дар-э.
Людвиг терпеливо выслушал очередную жалобу очередного гоблина. Содержание было стандартным: «притесняя-ють, обижаа-ють и вообще…». Удерживать на лице предписанное этикетом «сострадание и понимание» становилось всё сложнее. За спиной мрачно возвышался Фет.
В полдень — минута в минуту — император поднялся с трона и, остановив движением руки очередного просителя, мягко произнёс.
— Оставшихся я приму через час.
Стражники тут же принялись выпроваживать людей из зала. Людвиг терпеливо ждал, пока зал опустеет. Только когда стражники вышли и прикрыли за собой дверь, он повернулся к другу и спросил.
— Где остальные?
