Как только стало возможно, Аоранг спустился на разрушенное торжище и долго бродил там по щиколотку в грязи, раскидывая доски прилавков и вырванные потоком деревья и кусты, пытаясь отыскать выживших. Младший спасенный сакон быстро пришел в себя и искал вместе с ним. Позднее к ним присоединился и старший.
Вместе они быстро нашли мертвых упряжных быков. От телеги и вовсе ничего не осталось.
Наконец Аоранг нашел третьего сакона. Попытался откачать его, но было поздно — тот уже захлебнулся. Позднее в придорожном лесу нашли и четвертого. Он тоже был мертв.
Как ни странно, оба выживших сакона, на которых прежде лица не было, заметно успокоились.
— Да примет их к себе Пала, госпожа пепла, — мрачно и торжественно произнес старший сакон, повернувшись к Аорангу.
Тот аж вздрогнул от неожиданности. Он-то предполагал, что саконы не знают никакого языка, кроме собственного.
— Хорошо, что мы нашли тела. Они не сгниют, подобно падали. Мы сожжем их в Доме Пепла, как подобает. Искры их душ вернутся к отцу-Огню.
— Ты говоришь на языке Аратты?
— Наша семья несколько поколений торгует с Дварой, — кратко объяснил сакон. — Только нынче утром мы передали большой груз тамошним купцам…
— Ехали обратно пустые, — добавил младший, — а то сейчас собирали бы мечи и кольчуги по всему лесу!
— У меня дом и кузня в Менди-Саконе, — продолжал старший. — Тот, кого ты спас, — мой сын. Двое погибших были людьми моего очага.
— Милостью Тарка ты спас наши жизни, чужестранец, — с еще большей торжественностью произнес старший сакон. — Теперь они принадлежат тебе. Мое имя — Чаухан, владей им.
— Мое имя Симах, — поклонился юноша.
Аоранг был тронут. Он хорошо знал обычаи окраинных народов Аратты, — в сущности, он и его народ были такими же. Саконы щедро отблагодарили его. Назвав имена незнакомцу, они отдали себя в его власть.
Это обязывало — и в то же время создавало сильную, почти родственную связь. Мысль о ней обеспокоила Аоранга. Он вовсе не желал ничем быть привязанным к земле саконов. Только пройти предгорьями и направиться дальше, в столицу, причем как можно скорее.
Словно вторя его мыслям, старший сакон сказал:
— Наше селение не очень далеко отсюда. Прошу, пойдем с нами. Войди в наш дом, омойся, раздели с нами трапезу!
— Вы чересчур добры ко мне. Я лишь помог путникам в беде. Так поступил бы любой на моем месте… — начал Аоранг.
Но по непроницаемым смуглым лицам саконов понял, что отвертеться от гостеприимства не удастся.
Мохнач вздохнул и склонил голову.
— Я войду в ваш дом и разделю с вами пищу.
— Восславим Тарка! Твоими руками, чужеземец, он спас нас сегодня, — произнес Чаухан, внимательно разглядывая мохнача. — Двадцать лет я торгую с Араттой, но ни разу не видел таких странных людей, как ты…
— А ты точно человек? — осторожно спросил Симах, разглядывая мохнача во все глаза. — Может, ты и есть Огнерукий? Почему ты явился из его святилища?
— Я прятался там от потока, — хмыкнул Аоранг. — Каждому краю — свой небесный владыка. Но я — жрец господа Исвархи. Именно его я буду славить за то, что он дал мне спасти вас.
— Исварха так Исварха, — благодушно согласился Чаухан. — Мы тоже чтим солнечного бога арьев.
— Чью золотую колесницу и солнечное копье выковал Огнерукий Тарк, — уточнил Симах.
Аоранг решил, что для богословского спора сейчас не место и не время.
«Чуть не посчитали меня за бога! Что они еще скажут, когда вернется Рыкун?» — усмехнувшись, подумал он.
* * *
Идти в гору по размытой дороге не понадобилось. Аоранг как раз прикидывал, выдержит ли подъем старший сакон, как увидел толпу, спешившую в сторону торжища. Уцелевших едва не задушили в объятиях; крики радости чередовались с плачем по утонувшим. Настороженные и даже недобрые взгляды на чужака сменились широкими сердечными улыбками, когда Чаухан объяснил, кто такой Аоранг и что произошло на дороге.
— Люди из Менди-Саконы очень встревожились из-за водяного вихря, — переводил мохначу Симах. — Опять над Гремящей горой пролился, да такой большой — прежде не бывало! Я думаю — Змей море выпил, стал тяжелый, полетел на Гремящую гору и немного воду не донес. Вот и пошел поток не в ущелье, как раньше, а по дороге… Родичи по нам уже погребальные песни складывать начали…
— Так водяной Змей уже не первый раз к вам летает? — с любопытством спросил Аоранг. — И все в одно и то же место?
— Бывает, — ответил вместо сына Чаухан, кинув суровый взгляд на юношу.
Симах смущенно умолк и больше не проронил ни слова.
Дорога привела в каменистую горную долину, где гулял ветер. Повсюду бродили козы, объедая первую листву на колючих кустах. Аоранг не сразу заметил селение. Приземистые каменные дома с плоскими крышами словно вырастали из скалы. На солнечных склонах зеленела трава и цвели плодовые деревья. Пахло дымом — и не только сухим пометом, которым топили очаги. Аоранг повел носом, узнавая знакомые запахи кузницы.
Мохнач сразу угодил в заботливые руки. Ему натопили баню, приготовили одежду взамен грязной и мокрой. Новая одежда, к удивлению Аоранга, оказалась ему впору — коренастые саконы были схожи телосложением с мохначами.
Пока он мылся и переодевался, в саду уже накрыли стол. Когда позвали обедать, Аорангу показалось, что во дворе собралось все селение. Как позднее узнал мохнач, ничего необычного в этом не было — выставить угощение и созвать род на посиделки, по радостному ли поводу или по печальному, было любимым делом у саконов.
Нынче были причины и для печали, и для радости. Двое погибли — а двое чудесным образом спасены. Следовало возблагодарить богов.
Встав во главе стола, Чаухан высоко поднял чашу во имя Тарка Молниерукого, приглашая его за стол — незримо разделить трапезу.
Все сидящие за столом тоже поднялись и сдвинули чаши, глядя в сторону Гремящей горы. Аорангу на миг померещилось, что они и в самом деле видят Тарка, что возникает из воздуха, подходит и садится пировать с людьми.
Следующую чашу Чаухан поднял за предков. На этот раз гости повернулись в другую сторону, к горам на другой стороне долины, и каждый плеснул на землю немного вина.
— В той стороне стоит башня Пепла, — тихо объяснил мохначу Симах. — Там мы храним священный прах предков. Непременно надо угостить их, не то обидятся…
Аоранг покивал. Как же не почтить дедов? Вольные мохначи тоже оставляли им часть с каждой охоты.
Потом, кряхтя, поднялся самый древний из родичей. Он поднял чашу за здоровье и долголетие
