найти там Диониса и убить его.
Под утро царь едва держал в руках свой меч, но не опускал его, он все еще пытался перерубить огромный ствол фригана, под которым сидел минувшим вечером, мечтая о том, как встретит свою возлюбленную. Вскоре силы окончательно покинули его и он уснул. А когда проснулся, сразу же отправился в таверну, чтобы напиться. Там он с удивлением обнаружил, что любой предмет, который он берет в руки, становится золотым. К счастью, это не распространялось на вино и еду, которых он не касался напрямую. Больше месяца Мидас пил, странствуя из одной таверны в другую. Ярость и боль изменили некогда прекрасные черты молодого лица, а дорожная пыль доделала дело – фригийского царя никто не узнавал.
Еще через месяц он вернулся в Келены, в свой дворец. Его сподвижники были счастливы, ибо полагали, что царь мертв. Вот только это был уже не их царь. Мидас распорядился снести все статуи богов, сжечь все храмы, а любого, кого уличат в поклонении, он приказал казнить без суда. Фригия утонула в крови. Любимец народа, великий царь Мидас, для которого не было ничего превыше родной страны, превратился в жестокого тирана. И чем больше крови лилось, чем больше храмов горело, тем сильнее становилась его ненависть.
Даже боги знают, что ненависть – вторая после любви сила во Вселенной.А ненависть Мидаса была настолько всеобъемлющей, что заключила его душу в непроницаемую оболочку, которую ничто не могло преодолеть. Ничто. Даже смерть.
Так царь стал богом.
Но и в божественной ипостаси он не нашел Диониса. Он искал его в этом мире, и в другом, но древний исчез без следа. Мидас отыскал Силена, которого когда-то спас, и перерезал сатиру горло своим золотым мечом. Он шел от леса к лесу, от рощи к роще, безошибочно вычисляя логова сатиров и фавном. Он нещадно истреблял лесных духов, что служили Дионису. А когда устал, то вошел в быстроводную реку Пактол, лег на спину и закрыл глаза.
Мидас исчез, оставив после себя жестокое наследие, которое очень скоро обросло подробностями, извратившими истину до неузнаваемости. А Фавна, его Фавна, в устах смертных стала богиней. Ее тысячи лет почитали в половине мира, от Родоса до земли Каркемиш, под именем Кибелы, Великой матери.
Но едва ли это могло унять боль Мидаса. Ведь он знал правду, он и боги. Боги, к которым он присоединился в своем бессмертии, но с которыми не хотел иметь ничего общего.
Прошли тысячи лет, пока ненависть Мидаса не смягчилась, пока его боль не утихла. А потом он вернулся в мир смертных под иным именем. Он принял судьбу, которой никогда не желал. Принял и понял, что у смертных есть лишь одно устремление, лишь одна истинная цель – это золото, богатство, деньги. И он позволил смертным сделать себя их новым богом. Богом, который воплощал их мечты. Богом, который дарил наслаждение. Богом, который не знал жалости. Богом, которого люди заслужили.
Мидас стоял у окна, спиной к Карну. Он смотрел на простиравшийся под ним город, на простиравшийся под ним мир, в котором не было бога превыше золота.
– Поэтому ты не хочешь присоединяться к Древним? – нарушил тишину просторного кабинета надтреснутый голос Карна. Он будто все еще был там, тысячи лет назад, в далекой Фригии. – Потому что когда-то один из них предал тебя? Но ведь он не виноват в том, что произошло. Он не мог этого предвидеть.
– Не мог, – эхом отозвался Мидас, в голосе которого снова появились приторно-медовые нотки.
– Тогда зачем ты искал его? – Карн просто хотел понять. Ведь Мидас не был глуп и пусть не сразу, но до него дошло, что Дионис выполнил свою часть договора.
– Сначала – чтобы разорвать в клочья, – честно признался фригийский царь. Он так и не обернулся, все смотрел на ярко освещенный город. – Потом – чтобы просить совета, ведь он был мудрейшим из богов Асии, и я верил, что он сможет найти решение. А дальше… дальше я искал его просто чтобы посмотреть ему в глаза.
– Едва ли в этом был смысл, – уронил Карн. Мидас обернулся.
– Я тоже так подумал, когда пришел в себя, – сказал он. – Поэтому стал искать решение сам. И я нашел его. Пойдем.
Он направился в сторону мини-бара и Карн поспешил за ним. Мидас подошел к стене и коснулся ее рукой. Что-то щелкнуло в глубине кладки и стена плавно откатилась в сторону. Если не знать, что тут есть секретная дверь, ее попросту невозможно найти! Мгновение назад стена была абсолютно цельной, ровное золотисто-желтое покрытие без единой прорехи. А теперь в ней зияет стандартный дверной проем, только без двери.
Они ступили в темноту. На их присутствие среагировали световые датчики, и небольшая комната наполнилась мягким желтоватым светом. Прямо перед собой посредине помещения Карн увидел золотую статую, что когда-то, без сомнения, была живым существом. Ну конечно, это Фавна, возлюбленная Мидаса, которую он сам же и лишил жизни. Она была совершенна, ни один мастер не смог бы отлить столь безупречный образ! Каждая ресничка, каждый крохотный волосок на ее теле застыли, запечатленные в благородном металле. Казалось, она сейчас моргнет золотыми веками, ее золотые губы шевельнутся и она заговорит.
Мидас подошел к статуе и нежно коснулся рукой ее щеки. Карн никогда не видел на лице бога подобного выражения – ни до, ни после. Мидас действительно любил ее, и даже тысячелетия страданий не смогли умалить его чувств к той, которой больше не было и не могло быть рядом.
– Ее можно вернуть, – твердо сказал бог, отняв руку от золотого лица возлюбленной. – Это может сделать Сердце Хрунгнира. Ты можешь сделать это. Ты впитаешь силу артефакта и тогда твоей мощи должно хватить, чтобы золото вновь обратилось плотью.
– Я… – запнулся Карн. – Я постараюсь. Обязательно, как только получу Сердце. Но почему ты думаешь, что она захочет возвращаться? Быть может, она ждет тебя там? Где вам обоим пора было оказаться много веков назад?
– Зачем быть вместе там, если можно быть вместе здесь? – спросил в ответ Мидас, и Карн не нашелся, что ответить. – Ведь мы хотели, мечтали быть вместе именно здесь, а не где-то еще. И я, как прежде, царь. Только теперь моя Фригия – весь мир. И я
