Виктор вздрогнул и повернулся к владельцу цирка. На ум пришла неприятная аналогия. Знавал он одного мясника из Бэй-Харбор, которого звали Декстер Морган.
— Ну, в общем-то, я не хотел об этом сообщать раньше времени, но раз уж зашел разговор, — Сугис, не замечая реакции Виктора продолжал: — Нам бросил вызов местный и весьма популярный в городе силач. В прошлом он был очень способным борцом, но по семейным обстоятельствам ушел из цирка, и занялся торговой деятельностью. Дела у него не особо задались, а в последнее время так вообще стал работать рубщиком мяса на рынке. А сегодня он пришел ко мне, чтобы провести переговоры об условиях состязаний. Договорились, что через три дня он начнет борьбу с каждым из вас. Ты, конечно, будешь в списке последним.
Все это было несколько неожиданно, а звучало вообще двусмысленно и угрожающе. Встречаться в настоящей схватке с незнакомым силачом никакого желания не было. Сомов поморщился.
— А если он меня завалит? Что тогда будем делать?
— Ну, в общем-то, да, обязательно завалит, — не стал даже обнадеживать Сугис, — Думаю, что он вообще всех наших завалит. Я же говорю — очень способный и сильный борец. Хуже всего, что договариваться по-хорошему он не хочет. Слишком гордый и упрямый.
— Надо ему сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, — твердо сказал Виктор.
— Это какое? — заинтересовался Сугис.
Сомов сделал короткое движение ладонью по горлу.
— Да ну тебя к черту, Чак, — рассердился Сугис, подозрительно косясь на Сомова, — Иной раз я не понимаю то ли шутишь ты, то ли всерьез говоришь с одним и тем же выражением лица.
— Он нам все заработки обломает. Какие тут могут быть шутки. Бритвой по горлу и в колодец.
— Все, — Сугис поднял руки, словно закрывая уши, — не хочу больше об этом слышать. Иди, Норрис, занимайся своими делами. Обломает он. И зачем ты постоянно слова коверкаешь?
Виктор, незаметно посмеиваясь, покинул владельца цирка. Шутки шутками, но если трезво оценивать свои шансы против Мясника, то у Виктора они равнялись нулю. Предыдущие победы Сомова на арене над своими борцами были прямым надувательством публики с целью вытрясти побольше монет из доверчивых зрителей. Реальное положение было таково, что все цирковые борцы справлялись с бывшим студентом без особого труда, а стоило им один раз попасться на подсечке, второго шанса они ему уже не давали. Кроме того, борцы еще и выговаривали Сомову за применение недопустимого приема. Так что, если подсечки в цирковой борьбе по существующим правилам были запрещены, то Виктор терял свой единственный козырь против Мясника и, следовательно, был обречен на поражение. Без вариантов.
Ладно, пусть у Сугиса болит голова над этой проблемой, в крайнем случае, можно изменить ставки на тотализаторе решил Виктор и направился к Моне. Красивая и стройная гимнастка нравилась ему все больше и больше. Сомова даже стали раздражать ее поклонники, которые после представлений часто крутились у фургона с девушками. Это конечно была еще не любовь, но, наверное, ревностью чувства Виктора уже было можно назвать смело. Огорчало и то, что перспективы развития их отношений были туманными.
Мона была нежной ласковой и доверчивой, но при этом слегка взбалмошной и упрямой девчонкой. Впрочем, Виктору нравились все ее противоречивые качества, уживающиеся в маленьком хорошо сложенном спортивном и сильном теле. Утомленные, но довольные друг другом они лежали в своем любовном гнездышке, устроенным в одном из пустых фургонов и, обнявшись, болтали о всяких пустяках.
— Ты меня любишь, Чак? — в который раз спрашивала Мона.
Положительный ответ на этот вопрос она, конечно, знала, но видимо ей, как и многим женщинам было просто необходимо время от времени слышать это еще раз.
— Я определяю любовь, как нежелание убивать, — сострил Сомов, не открывая глаз, — Раз ты жива, значит, Чак Норрис тебя любит.
— Странный ты, — девушка не оценила юмора и, склонив голову на плечо Виктора, нежным пальчиком стала рисовать вензеля у него на груди, — Лицо у тебя всегда как будто железное. Ты точно не из нашего круга. Некоторые верят, что ты и в самом деле благородного происхождения. Если хочешь знать, я тоже так считаю. И еще твои снежные волосы…
— Ты еще Снежком назови, — тихо проворчал Виктор, — Предупреждаю — сразу разлюблю.
Мона была заботливая девушка, каждый день лично брила Виктору голову и конечно знала о цвете его волос. Правда она считала, что волосы у него светлые от природы, а о том, что они седые она и подумать не могла.
— И еще мне кажется, Чак, что ты не совсем человек. Мне кажется, что ты немножко вампир. И целуешься ты по-вампирски.
По-французски, мысленно поправил ее Виктор.
— Все знают, как вампиры относятся к чистоте своей расы. Болезненнее только эльфы. Может быть, потому что ты не полностью похож на вампиров, они тебя и вынудили покинуть их остров? Такое часто бывает, — Мона поцеловала Виктора в ухо и заговорщицки зашептала: — Признайся, я не кому не расскажу. Ты ведь немножко вампир, Чак?
— Угу, — легко согласился Сомов, — На одну восьмую.
Мона даже приподнялась на локте и глаза ее расширились. Ей показалась, что сейчас перед ней раскроется великая тайна ее любовника.
— Только происхождение здесь ни при чем, — лениво продолжал Виктор, — Я просто сожрал чертова вампира.
— Дурной! — обиделась Мона и несильно стукнула Сомова кулачком в грудь, — А я чуть не поверила. Ну и не рассказывай ничего. Не больно то и надо!
Она надула губки и демонстративно отвернулась, лягнув его еще пару раз пятками. Но Виктор уже хорошо знал характер своей подружки. Он обнял ее одной рукой, зарылся носом в приятно пахнущие волосы и поцеловал в макушку. Мона словно только этого и ждала, сразу повернулась к нему лицом и требовательно подставила губы для поцелуя.
— Целуй! По-вампирски!
А насытившись поцелуями и отдышавшись, спросила:
— Чак, а сколько тебе лет?
— Ну, даже и не знаю, как ответить.
— Почему?
Виктор попробовал ответить правдиво, но его слова прозвучали, как очередная ирония:
— Потому что я умер два года назад. Вот только смерть не торопится сказать мне об этом лично.
— Все шутки шутишь. Правильно отец говорит — клоун ты, а не борец, — съязвила Мона, — но я все равно тебя люблю. А ты меня любишь, Чак?
Виктор тихонько вздохнул.
Следующим вечером на вечерних представлениях был аншлаг. Чак Норрис снимал маску. Увидеть настоящее лицо загадочного борца казалось, собрался весь город, а на второй день среди зрителей значительно добавилось особ женского пола. Причем, это были не какие-то там простые крестьянки или горожанки, нет, это были сливки общества. Молодые дочери городской знати вместе с их дородными мамочками, женщины со своими мужьями или кавалерами, все они пришли специально посмотреть на таинственного борца без маски. Первые ряды пестрели яркими цветами роскошной одежды и сверкали бликами десятков гогглов нацеленных на Сомова. Виктор впервые почувствовал себя не совсем комфортно, находясь на арене. На него не смотрели, его откровенно рассматривали. Женские лица красивые или не очень, улыбающиеся или надменные, но всегда с оттенком любопытства взирали на него со всех сторон. Им практически не было никакого дела до борьбы, они хотели видеть только Чака Норриса. Молодого красивого сильного непобедимого и окутанного тайной. По крайне именно таким он рисовался в глазах многих женщин. О своей персоне Виктор был гораздо более скромного мнения.
