Честен. Честный купец! Ха-ха-ха, какая шутка! Всё равно что воин, который боится крови.
— Я не пойду в Годрланд. Мы возвращаемся в Северные моря с серебром или без него, — сказал я и отвернулся от Хотевита. — Ладно, пойдем уже. С Жирных всё едино своё возьмём Так или иначе.
* * *
Шли мы неспешно, подстраиваясь под шаг Твердяты и Хотевита. Коршун время от времени приотставал, проверял, нет ли позади слежки. Я придумывал, как отомстить Жирным за кражу. Согласится ли Хотевит рассказать, где у его рода лавки да склады? Я даже пообещаю не брать лишнего, возьму ровно столько, сколько было уговорено.
Еще думал, как воротиться к Северным островам. Так-то нам по силам перетащить «Сокол» в обход Раудборга и поставить на воду ниже по течению. Да, это займет немало времени, может, две седмицы, может, три, зато корабль будет в сохранности. Угу, если не развалится по дороге. Это ведь нелегкий путь не только для людей, но и для самого «Сокола». А можно попытаться пройти под мостом. Например, проскочить ночью втихую, обернуть весла тряпками, чтоб не плескали. А еще научить весь хирд скрывать руны, чтоб живичи не заметили сильных воинов. Вот только кто ходит по петлявой реке ночью? Явно же недруги.
— Кто-то идет! — из-за деревьев вынырнул Коршун. — Хускарлы. Вон там, левее.
Я привычно потянулся к стае, чтоб проверить, не ульверы ли это, и застыл на месте. В хирде творилось что-то невообразимое. Ярость, боль, гнев, злость, страх. Я слил их воедино и почуял, как настрой стаи поменялся. Вот только… Альрик!
На его месте бесновалась тьма, непроглядная и живая. Ни единого просвета. Я надавил на тьму, заставляя ее уйти, спрятаться или хотя бы сжаться, но ничего не вышло. Можно собрать силы братьев и ударить вместе, только я боялся, что помешаю их битве.
Снаружи я слышал голоса живичей, они не понимали, что со мной творится. Да и в Бездну их. Через Коршуна я почуял и мимо проходящих хускарлов.
— Рысь, проверь! — сказал я и снова ушел внутрь.
Альрик, где ты там? Ты вообще там? Или тебя уже нет? Твою же в Бездну. Беззащитный же не успел никого убить? Не дай Фомрир, он получил руну! Тулле говорил, что новая руна укрепит тварь внутри Альрика.
Что-то отвлекло меня от хёвдинга. Рысь! Он схватился с кем-то. Альрик, держись! Держись, брат!
— Вы! Быстро за нами, — бросил я живичам.
И мы с Коршуном сорвались к Рыси. Он отбивался от двоих воинов, и хотя те были слабее, зато в его груди торчал обломок стрелы. Я оттер первого и уже готов был разрубить его вместе с хлипким карловым мечом, как Хотевит воскликнул:
— Прозор! Мешко!
Живичи остановились, и я тоже придержал руку, только потребовал, что Твердята пересказал каждое слово. Коршун подошел к Леофсуну проверить рану.
— Хотевит спрашивает, откуда они здесь. Прозор говорит, что их отправил его отец. Собрал людей, едва только норды ушли со двора. Хотевит спросил, куда они пошли. Прозор ответил, что их отправили за мрежницей. Надо было поспешать, чтоб успеть до прихода хельта.
— Какого хельта? — не понял я. Альрик-то все время был с ульверами.
— Ну, в городе запомнили, что в пришлой дружине был один хельт. И вот пока он не вернулся, надо успеть. Мешко слышал, перед уходом говорили, как, мол хорошо, что сам Хотевит написал то письмо. Теперь надо придержать его на пару дней, и тогда всё получится.
Я рванул к Хотевиту, схватил за рубаху и дернул к себе.
— Нет, он не знал! — закричал Твердята. — Это всё его отец.
Снова к стае. Пока все живы, но разбегаются в разные стороны. Альрик мечется туда-сюда, и рядом с ним только Тулле. Огонь нашего жреца горел ярче прежнего. Как он… как Тулле получил целых две руны? Был шестирунным, а теперь светит на все восемь.
— Быстрее! Что с Дагной? Почему вы убежали?
Я все еще держал Хотевита за грудки и надеялся, что он по глазам понимает, что именно я о нем думаю.
— Там проклятый! Вылюдь! Едва мы выстрелили, как он взбесился. Глаза жутким огнем горят, ран не чует, мечется как ветер, рвет всех на куски. Ну мы и убежали. Это мрежница его заворожила! А вдруг она и нас в вылюдь обратит?
Хотевит что-то сказал, и Твердята повторил за ним:
— Пощади их!
И я с предовольным лицом, не сводя глаз с купца, сказал:
— Рысь. Убей!
Хотевит вырвался из хватки, оставив в моей руке клок рубахи, но я и не собирался его останавливать, а тут же перегородил путь его живичам. Коршун, больше не заботясь о ране, вырезал наконечник стрелы из груди Рыси. Прозор попытался отскочить, но я догнал его одним прыжком и сломал ногу, потом метнулся ко второму и сделал с ним то же. Леофсун добил одного, потом другого и, к моей радости, получил долгожданную девятую руну.
— Пошел! — прикрикнул я на купца. — Отстанешь, сам тебя прибью!
Я бежал вслепую, опираясь лишь на чувства Коршуна, Рысь шел после Хотевита и Твердяты.
Ульверы разбежались в разные стороны. Отзывался болью Сварт, Отчаянный отмерял вытекающую из него кровь, бешено сражался Квигульв, Свистун лежал с переломанными ногами, но к нему уже спешил Дударь. Тулле все еще был возле Альрика, хоть и держался в нескольких десятках шагов. А Беззащитный всё ярился и метался. Он был ранен, но я едва слышал его боль.
Ну же! Давай! И где, Бездна ее забери, Дагна? Да, верно, я не мог ее слышать. Она не в стае.
Твою мать, Альрик! Что я скажу твоему королобому отцу? Что я убил его сына своими руками? А ведь мне придется! И эта мысль жгла меня сильнее Безднова огня.
Я бился и бился о черное пламя, уже не надеясь на лучшее. Хотя оно лишь чудилось мне, жгло оно ничуть не хуже обычного. Я чувствовал, как кишки сворачиваются от жара, как буйно стучит сердце, словно я снова в сколоченном наспех домишке давлюсь твариным сердцем, и Альрик стоит надо мной, не выпуская наружу.
Коршун подхватил меня за руку и поволок за собой. Сзади Рысь подгонял живичей. А я тушил черный огонь своим телом, своей душой.
Все ульверы знали, что я делаю. Они слышали друг друга через меня, чуяли черноту Альрика и, как могли, отдавали свою силу.
— Рысь, они на тебе!
И Коршун потащил меня чуть ли не волоком, прибавив ходу.
Давай, Альрик! Ну же! Где ты есть? Ведь не сожрала тебя тварь целиком, до последней косточки! Тулле ведь поэтому тебя не бросил? Он ведь чует тебя в измененном?
Нас просто слишком мало. Стая слишком мала, чтобы побороть выросшую тварь. Мне нужно больше волков! Больше хирдманов!
И я ударил по всей округе. Везде, куда дотянулся. Нужно всего лишь увидеть! Хоть отблеск, хоть лучик, и я втащу в свою стаю каждого. Всех! Живичей, нордов, бриттов, рабов, воинов!
Дальше! Сильнее!
Скирир! Впервые я назвал твое имя! Впервые воззвал к тебе, а не к твоему сыну! Ты знаешь, я никогда не желал власти, только силы. И я бы честно шел по пути Фомрира, сам своими руками убивал бы врагов и тварей, вычищал бы твои земли и моря, но ты решил иначе. Ты дал мне свой дар. Значит, ты увидел для меня иной путь! Благодаря дару я стал хёвдингом, я ступил на проложенную тобой дорогу. Но я боролся, я не хотел, упирался и спорил с дарованной мне судьбой. Всё! Я принял свою судьбу. Я пойду, куда бы ты меня ни вёл! Только дай спасти моего хирдмана, друга, брата и… хёвдинга. Скирир! Конунг богов! Ярл ярлов! Щит земли! Дай мне больше власти!
Я ударил снова, и мир внутри засиял незнакомыми огнями. Я, не глядя, хватал каждый и втягивал его в стаю. Больше! Еще больше! И с каждым взятым огнем я чувствовал, как растет моя сила, как расширяется мой взгляд. Я будто оказался в десятках мест сразу. Охнули за спиной живичи, они тоже вошли в стаю.
Потом я потянул свет к себе и что было силы ударил по огню Альрика. Тьма вздрогнула, всколыхнулась, и я заметил внутри нее светлую искорку. Больше силы! Я щедро черпал из новых волков всё, до чего мог дотянуться, и бил тварь, бил и бил.
Позади осел на землю Твердята. Хотевит еле держался на ногах. Несколько искорок погасло, опалив меня болью и тягостью потери.
