– Но мне ужасно интересно, кто именно тебе предложил, – с ласковой вкрадчивостью спросила Ирка. – И чего он за это хотел. – Она некоторое время понаблюдала, как кот ерзает в седле, будто там гвоздь торчит, и насмешливо фыркнула: – Не ищи, ее здесь нет!
– Кого, мря? – мрачно муркнул кот.
– Груши, на которой ты прячешься, когда тыришь сливки из холодильника!
– Я не прячусь, я просто не желаю участвовать в ваших безобразных скандалах! – свысока, будто уже сидел на груше, наблюдая как внизу подпрыгивает и грозит кулаком бабка, объявил кот. – Неужели ты… всерьез считаешь меня… каким-то шпионом? – Морда кота исполнилась такой невинности, что будь они дома, Ирка уже мчалась бы к холодильнику, проверять, уцелели ли хоть котлеты!
– Считай это традиционным собачьим недоверием к котам.
– Ты ж не совсем собака, – пробурчал кот.
– Люди еще больше котам не доверяют, – утешила его Ирка.
– Но я же твой кот, ведьмин! Я тебе помогал… и дрался вместе с тобой… и… – Его хвост нервно хлестнул по бокам мушхуша. – Тебе, мря, не стыдно меня подозревать? – с надеждой мяукнул он.
– Не очень, – призналась Ирка. – Привыкла за последнее время.
– Так подозревай его! – кот ткнул лапой в подавальщика. – Он гора-аздо, гора-аздо подозрительней!
– Зачем его подозревать? – пожала плечами Ирка. – С ним мы в одном доме год не прожили, новый Великий Дуб не растили, из камеры он меня не вытаскивал…
– Я пытался! – дернулся подавальщик.
– Только у тебя, в отличие от меня, не вышло[15]. Большая разница, мря! – кот преисполнился снисходительности. Ирка зыркнула на него недовольно, но с котом она еще разберется, надо закончить с навязанным Диной спутником.
– Поэтому сейчас мы расстанемся, – закончила она.
Парень вскинул голову, открывая покрытое синяками лицо, и расширившимися глазами уставился на Ирку.
– У тебя есть мушхуш. Думаю, Дина не будет возражать, если часть ее денег достанется ее человеку. Передай: я понимаю ее желание быть в курсе событий, но ты можешь мне помешать. – Ирка усмехнулась в ответ на злой взгляд парня. – Для Ирия твоя история, может, и сойдет, но я столько детективов пересмотрела…
– Чего? – опять растерялся подавальщик.
– Ничего! – отрезала Ирка. – Ничего нормального в том, чтобы сперва позволить себя морить голодом в какой-то Баранцовке, потому что ты сбежал от змеев, потом сдать нас агрессивным котам, потом самому полезть в пещеру к змеице, чтобы нас обратно спасти, – и привлечь к этому тех самых баранцовских мужиков, которые морили тебя голодом. Чтобы они же тебя отметелили и тоже сдали!
Подавальщик растерялся еще больше, его лицо стало заливаться краской.
– Пусть Дина в следующий раз выдумает историю правдоподобнее! – добила Ирка.
– Как ты смеешь! – У него перехватила горло, слова вырывались с шипением, как вода из передавленного садового шланга. – Я никогда… Служить этим гадам… – слова наконец перестали застревать в горле, и он выпалил: – Я не человек той змеицы! Я просто… человек! Настоящий, а не коврик для змеевых лап, как ты! – В глазах у парня вспыхнуло истинное безумие – словно Ирка нанесла ему оскорбление настолько страшное, что после такого кому-то из них не жить! Он завопил, точно выбрасывая переполняющие его чувства, всадил пятки в бока мушхуша и швырнул его на Ирку.
Ведьма увидела его белые от ненависти глаза, искривленный гримасой рот. Направленный ей прямо в грудь рог мушхуша блеснул в солнечном луче…
Мушхуш брыкнул задом, со сдавленным криком парень взлетел над седлом и кулем ухнул в развезенную когтями скакунов грязь. Чвяк! Он ворочался под лапами Иркиного мушхуша, сдавленно бормоча:
– Ненавижу змеев! И тебя теперь ненавижу, змеева прислуга!
– Тем более не нужно тебе с нами ехать. Только мучиться, – рассудительно сказала Ирка. Порылась в выданном Диной кошеле… мд-а-а, а змеица не поскупилась, даже неудобно. Тем более надо вернуть. – Это что? – она продемонстрировала коту парочку тусклых камней.
– Алмазы, необработанные, – муркнул тот. – Ты что, собираешься ему отдать?
Ирка прибавила к алмазам пару золотых и наклонилась с седла мушхуша, на ладони протягивая их парню. Он ударил по Иркиной руке, так что монеты взлетели в воздух, кувыркнулись и шлепнулись в грязь:
– Мне ничего от тебя не надо!
– Сам решай, – равнодушно согласилась Ирка. – Захочешь – подберешь, – и похлопала своего мушхуша дубинкой по чешуйчатому боку. Когтистые лапы промаршировали мимо сидящего в грязи парня.
– Я тебе говорил, чтобы ты кошелек мне отдала? – нахохлившийся в седле кот злобно шипел. – На эти алмазы полгода можно жить припеваючи. А ты их раздаешь всяким… мошенникам и шпионам.
– Он не взял, – оглядываясь через плечо, ответила Ирка. Подавальщик так и сидел на земле, не сделав и движения, чтоб подобрать упавшие в грязь монеты. Его мушхуш топтался рядом, кажется раздумывая, а не ткнуть ли всадника еще разок рогом.
– Это пока мы не уехали – потом быстренько все к лапам приберет. Человечки – они до чужих алмазов жадные, прям как…
– …некоторые коты до свежей сметаны, – в тон согласилась Ирка.
– Значит, постороннему, из-за которого нас чуть на меховые воротники не порвали, алмазов не жалко, а кота, с которым бок о бок смотрела телевизор целый год, сметаной попрекаешь! – пафосно изрек кот.
Ирка кивнула – бока у кота и впрямь были классные: пушистые, теплые, сразу в сон клонило, когда эта тушка лохматая рядом приваливалась.
– Вот насчет этого года мы и говорим, – строго напомнила Ирка.
– Хороший был год: ты ведьмой стала, и наднепрянской ведьмой-хозяйкой тоже стала… – нервно помявкивающий кот снова завертелся в седле. – О, мост! – вдруг с явным облегчением муркнул он.
– Ты мне зубы не замяукивай! – еще строже начала Ирка. – К тебе у меня, конечно, отношение другое, чем ко всяким посторонним. Но я не могу искать Айта в чужом мире вместе с котом, которому я не доверяю! В общем, или ты мне все рассказываешь, или…
– Ничего я не замяукиваю! – перебивая ее тираду, гневно муркнул кот. – Я как есть мяучу – мост! – кот ткнул лапой.
Ирка поглядела в ту сторону – и даже придержала мушхуша, разглядывая необычное сооружение. Над бушующими потоками тянулся даже не мост, а что-то вроде мостков, целиком плетенных из коричневых гибких стеблей. Мостки висели над залитыми водой оврагами и упирались в сухой островок. От островка в глубь покрытой водой равнины уходили следующие мостки – и терялись вдали.