Сам же я никак не мог решить, в каком амплуа мне присутствовать на коронации — брата короля или главы дружественного Дома. И только в последний момент, когда оказалось, что ложа для почетных гостей и без меня выглядит весьма представительно, я отдал предпочтение роли рядового члена королевской семьи и скромно затерялся в толпе многочисленных родственников. Кроме всего прочего, это позволяло мне без лишних церемоний отваживать назойливых репортеров из технологически развитых миров, находящихся под официальным патронажем Дома Света, и не отвечать на их каверзные вопросы относительно предстоящей войны.
Убедившись в моей неразговорчивости, журналистская братия переключила свое внимание на имама Мухаммеда-Али VIII, который оказался куда более словоохотливым и вплоть до начала коронации пространно разглагольствовал о мировой угрозе сионизма. Камеры жадно ловили каждый его жест и слово, чтобы впоследствии растиражировать это интервью во множестве миров, подлив масла в огонь междоусобицы. Почтенный имам знал, что делает; он сжигал за собой мосты, втягивая свой народ в войну против «неверных», и предельно усложнял задачу тем, кто пытался предотвратить кровопролитие. Мухаммед-Али VIII слыл искусным дипломатом.
Ровно в полдень, когда солнце стояло в зените, в храм прибыла праздничная процессия во главе с Брендоном и Бронвен. Их встречал наш сводный брат Амадис, великолепный в своем наряде верховного жреца Митры. Он произнес очень страстную и убедительную речь, приветствуя нового короля, затем отправил торжественное богослужение, кульминационным моментом которого явилось ритуальное умерщвление быка. Безвинно убиенное животное тотчас унесли из храма, чтобы успеть приготовить из него главное блюдо для предстоящего пира по случаю коронации. Кстати сказать, во многих Домах из-за этого жертвоприношения нас считали язычниками и осуждали нашу «нецивилизованность». Лично я относился к закланию индифферентно. По мне, быка все равно бы умертвили на скотобойне, причем гораздо болезненнее, а верующие митраисты лишились бы удовольствия вкушать священное жаркое, воображая, что при этом на них нисходит благодать.
Я не стану рассказывать о коронации Брендона, за ходом которой непосредственно наблюдали три с половиной тысячи Властелинов — именно столько мог вместить забитый до отказа Главный храм Митры в Солнечном Граде. Остальным — тем, кто не удостоился такой чести, — пришлось довольствоваться зеркалами; а миллиарды простых смертных из официальных владений Дома Света с благоговейным трепетом созерцали это эпохальное событие, жадно приникнув к экранам своих телевизоров. Но мне, честно говоря, было не до восторгов. За прошедшие полгода я уже пресытился торжественными мероприятиями — похороны короля Бриана, коронация Колина, моя коронация, мое венчание с Дэйрой, венчание Брендона с Даной… Это последнее — самая большая глупость, которую совершали на моей памяти двое столь разумных людей. Да и то, что затеяли теперь Брендон и Бронвен, не кажется мне слишком хорошей идеей. Хотя, с другой стороны, их решение должно немного облегчить мне жизнь. Совсем немного…
Накануне вечером Бронвен огорошила меня известием, что коронуется вместе с Брендоном. Она сказала это так серьезно, что мне даже в голову не пришло заподозрить в ее словах шутку.
— Но, золотко, — возразил я, еще не поняв, чтo это значит. — Зачем смешить людей? Ведь сразу после коронации Брендона Амадис расторгнет его с Даной брак, и всем станет ясно, что это назревало давно. Неужели несколько дней, которые ты проведешь в ранге королевы, стоят того, чтобы выставлять себя на посмешище перед всем Экватором?
— Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, — ответила Бронвен. — И королевой я буду не несколько дней, а, по крайней мере, несколько лет. К твоему сведению, Дэйра намерена развестись с тобой, но до пробуждения своего Дара она и думать не хочет о браке с Брендоном.
Тут до меня дошло. Смутные подозрения последних дней наконец обрели ясность и оформились в запоздалую догадку. Теперь я мог бы сказать, что предчувствовал это с того самого момента, как Бронвен чуть не расплакалась, когда Юнона назвала ее дочкой… Впрочем, задним умом все мы крепки.
— Вы хотите пожениться? — пораженно спросил я.
— Вот именно. Коронация и будет означать наш брак. Более того, по законам Царства Света, если один из супругов вступает в новый брак с ведома и согласия другого супруга, их прежний союз автоматически расторгается. Дана не имеет ничего против; так что с завтрашнего дня она станет свободной женщиной. — Бронвен грустно усмехнулась. — Ты не рад этому?
Нет, я был слишком потрясен всем услышанным, чтобы испытывать такое светлое и прекрасное чувство, как радость. Дэйра уходит от меня — это было неизбежно, и все же мне стало больно. Совсем недавно мы не мыслили себя друг без друга, наша любовь казалась нам вечной и непоколебимой… Но ее убил Источник — а невольным организатором этого убийства оказалась женщина, которую я когда-то любил и чей образ, несмотря ни на что, я по сей день храню в своем сердце…
А потом, Бронвен и Брендон…
— Это была твоя инициатива?
— Нет, Брендона. Он попросил меня побыть с ним, пока… ну, ты понимаешь: пока наша душечка Дэйра не соизволит занять мое место, — в последних словах Бронвен прозвучала горькая ирония.
— И ты согласилась?
— Представь себе, согласилась. Мне понравилась откровенность Брендона. И вообще, он нравится мне больше всех остальных — не считая тебя, конечно. Он очень мил и нежен со мной.
— Так вы…
— Увы! — подхватила Бронвен. — Я не сдержала своего слова. Я все берегла свою невинность для тебя, но… так уж получилось. В первую же нашу ночь здесь, в Экваторе. Брендон чувствовал себя очень одиноко и неуютно из-за ослабления контакта с Брендой, он был как брошенный ребенок — и мне стало жаль его. С этого все началось.
— Господи твоя воля! — пробормотал я.
— Ты осуждаешь меня? — спросила она.
Я покачал головой:
— Я не вправе судить тебя, Бронвен. Просто я боюсь, что когда-нибудь ты пожалеешь о своем поступке.
— Может быть… А может, и нет. Кроме всего прочего, меня забавляет перспектива утереть нос Порядку. Представь себе — Хозяйка Источника на троне Света! И потом… — Бронвен умолкла в нерешительности. — Я готова многое стерпеть единственно ради того, чтобы твоя мать и дальше относилась ко мне как к дочери.
Вот эту карту, которую Бронвен приберегла напоследок, я не смог бы побить даже при всем желании. Для меня она была сильнее всех козырей на свете.