— Надо бы уже глаза ей закрыть… — сказал он наконец.
Клео не могла говорить. Сумела только кивнуть.
Ник подошел и, протянув руку, опустил Эмилии веки. Глядя на нее, Клео едва не поддалась иллюзии, что сестра всего лишь спала.
— Нужно отцу твоему сообщить, — сказал Ник. — Давай я это сделаю. Ты ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо.
Клео покачала головой:
— Ничего хорошего уже не будет.
— Я знаю, тебе сейчас нелегко такое выслушивать, но… В общем, крепись, Клео. Ты сможешь быть сильной? — И он взял в ладони ее лицо. — Сумеешь?
В том последнем памятном разговоре Эмилия тоже просила Клео быть сильной. Это было все, чего она потребовала от сестры. И Клео пообещала ей.
— Я попытаюсь… — прошептала она.
Ник кивнул ей:
— Пойдем.
Он обнял ее за плечи и повел к двери. У порога Клео последний раз оглянулась. Эмилия выглядела такой умиротворенной — вот сейчас пробудится, улыбнется доброму сну и пойдет завтракать…
Выйдя наружу, они двинулись по коридору в сторону королевских покоев. Ник по-прежнему то ли обнимал принцессу, то ли готовился подхватить, если ноги опять ее подведут.
Еще миг — и весь замок потряс чудовищный взрыв…
Без сомнения, рассвет был прекраснейшим зрелищем в мире, и даже во время войны. Сегодня Люция проснулась раньше обычного и стояла у своей палатки, ожидая, чтобы небо над лагерем расцвело теплыми розовыми и огненно-золотыми тонами.
Она страдала душой, находясь здесь. Ее, конечно, держали поодаль от кровавых ужасов битвы, но Люция все равно представляла себе, что там творилось. Люди десятками и сотнями гибли с обеих сторон. Скорее бы все закончилось!
Она уже хотела просить у отца позволения вернуться хотя бы в Пелсию, но вся ее решимость тотчас испарилась, когда двое охранников, поддерживая, привели к ней в палатку ее брата. Сам король вошел следом, лицо у него было угрюмое. Магнус брел с полузакрытыми глазами, весь в крови…
— Что с ним? — вырвалось у нее.
Откинув полог, внутрь вбежал лекарь. Стражи отступили прочь, и лекарь вспорол куртку Магнуса, а потом и рубашку. Рука принца выше локтя оказалась рассечена до самой кости, на животе кровоточила очень нехорошая колотая рана.
— Я даже не знал, что он еще в поле и бьется, пока его на носилках не принесли, — ответил король. — Я не хотел, чтобы он наравне со всеми участвовал в своем первом бою, но он вечно поступает по-своему, не слушая моих распоряжений. Глупый мальчишка!
Люция потянулась к брату, но отдернула руку и прижала ее ко рту.
— Магнус!..
— Он еще и потерял очень много крови. Я велел доставить его сюда, чтобы никто не мешал.
Душа Люции вспыхнула гневом.
— Магнус, что же ты натворил? Зачем так безответственно полез навстречу опасности?
Принц с трудом повернул голову, стекленеющие глаза кое-как, не сразу, нашли ее, стоявшую в нескольких футах от его ложа. Однако он ничего не сказал.
Лекарь как-то очень уж испуганно оглянулся, и Люция тотчас это заметила.
— Чем ты там занят? Помоги же ему! Спаси его!..
Лекарь осматривал раны принца и белел на глазах.
— Б-боюсь, ваше высочество, мы опоздали… Принц близок к смерти, ему уже не помочь…
Король с ругательством выхватил меч и приставил острый кончик лекарю к горлу.
— Ты говоришь о наследнике лимерийского трона!
— Я… Я попытаюсь помочь, но раны принца слишком серьезны…
Голос лекаря дрожал, он не открывал плотно зажмуренных глаз, словно ожидая, что его немедленно казнят за эти слова.
— Я сама помогу брату, — сказала Люция. — Только пусть этот человек прежде выйдет отсюда.
— Вон! — рыкнул король и легонько кольнул лекаря в шею мечом. Потекла кровь. — Ступай сам себя перевязывать!
Зажав шею ладонью, лекарь едва не на четвереньках выскочил из палатки, спасаясь от короля с его страшным мечом.
Люция же припала на колени подле распростертого брата. Весь пол шатра был залит его кровью. Дышать он стал медленнее, но продолжал неотрывно смотреть на нее. Даже сквозь боль глядел, как прежде, сердито. И с определенной опаской.
— Я наслышана, что ты выделывал с другими ребятами на фехтовальных уроках, — тихо проговорила Люция. — Мне не нравится человек, в которого ты пытаешься превратиться. Мой брат гораздо, гораздо лучше…
Его глаза сузились, он свел брови.
— Ты хочешь врываться в гущу сражения и лить чужую кровь, — продолжала она. — Неужто тебе необходимо вспарывать сталью плоть, чтобы тем самым подтверждать свою мужественность? Скольких ты сегодня убил?..
Она не ждала ответа. Сейчас Магнус вряд ли способен был говорить, но и в лучшие для него времена они не разговаривали — с того вечера, когда он вернулся из Пелсии.
— Не будь ты моим братом, я, пожалуй, оставила бы тебя умирать. Но сколько бы народу ты ни убил, каким бы негодяем ни пытался заделаться… Я все равно люблю тебя. Слышишь?
Его взгляд затуманила боль. Магнус отвернулся, уставившись в матерчатую стенку палатки. Так, словно зрелище ее лица вдруг сделалось для него невыносимым.
У нее заныло сердце, но это уже не важно. Значение имела одна только магия.
По счастью, в данный момент Люция была ужасно сердита. Это должно помочь.
Она не знала, каким образом работало ее волшебство, — действовало, и все тут. Люция упражнялась и самостоятельно, и с наставницей, которую раздобыл для нее отец. Старухой, утверждавшей, будто является ведьмой; впрочем, никаких чар, которыми якобы обладала, показать она не могла.
Итак — воздух, вода, огонь и земля…
Коротко покосившись на отца, Люция прижала ладони к рассеченной руке Магнуса. Сквозь вспоротую кровавую плоть отчетливо видна была кость. Желудок принцессы тотчас завязался узлом.
— Отец, я не зря просила, чтобы мне дали попробовать на других раненых. Я не уверена, что смогу…
Король в самом деле раз за разом отклонял ее просьбы, предоставляя лекарям управляться с беспрерывным потоком покалеченных в битве.
— Ты сможешь, — твердо произнес Гай, убирая меч в ножны. — Сделай это, Люция. Исцели его.
Она знала, что вполне способна заживлять небольшие царапины: это проверила на себе. Но раны от меча и кинжала — тут Люция никакой уверенности не испытывала.
Абсолютно ясно только одно: Магнуса потерять она никак не могла.
Воззвав к магической силе, она всю ее устремила на дело исцеления. Теплая волна земляной магии наполнила ее руки и излилась из них, породив неяркое белое сияние. Лежа на полу, Магнус выгнул спину дугой, словно от невыносимой муки.
Это едва не заставило Люцию остановиться, но она не посмела. Не знала, сможет ли опять вызвать такую же по силе магическую волну. Когда она отдавала все без остатка — как тогда с Сабиной, — то и сама заметно слабела. Наставница полагала, это случалось оттого, что ее волшебство не окрепло. Оно могло войти в полную силу лишь со временем, путем непрестанных упражнений.
Люция едва не отступилась из страха повредить Магнусу еще больше, но вовремя победила боязнь и устремила через руки к его ране еще больше энергии. Магнус корчился от боли под ее ладонями, испускавшими пронзительный белый свет. Мало-помалу рана начала закрываться. Рассеченные мышцы соединялись, откуда-то возникала новая гладкая кожа…
Люция не останавливалась. Без задержки переместив ладони на его изуродованный живот, она щедро излила магический поток в глубину раны.
На сей раз у Магнуса вырвался хриплый крик боли.
Люция пришла в ужас, но снова преодолела себя и продолжала лечение, пока рана окончательно не закрылась.
Тогда ее ладони заскользили по его окровавленному лицу, стирая порезы и синяки… Наконец Магнус оттолкнул ее руки и зарычал:
— Хватит!
Не очень-то это походило на изъявление благодарности за спасение жизни.
— Больно было? — робко спросила она.
Он издал какое-то фырканье, которое могло сойти за смешок сквозь слезы.
— Мне точно раскаленную лаву лили на голые кости…
— И хорошо, — сказала она. — Может, эти страдания научат тебя не быть таким безрассудным.
Резкость ее тона заставила его посмотреть ей в глаза.
— Я постараюсь, сестренка. Хотя твердо обещать не берусь.
Что-то жгло ей глаза. Лишь спустя мгновение Люция сообразила, что плачет, и это еще больше рассердило ее.
— Я сама тебя зарежу, если опять в пекло полезешь и тебя там едва не насмерть изранят!
Его свирепый взгляд немедля смягчился. Люция нечасто лила слезы, но они всегда очень действовали на него. Даже когда названые брат и сестра ссорились.
— Не надо плакать, Люция. Во всяком случае, из-за меня.
— А я вовсе не из-за тебя плачу. Все эта ваша глупая война! Когда она уже, наконец, кончится?
Король тем временем осматривал плечо и голый живот сына, тряпкой стирая с них кровь. От обеих тяжких ран не осталось и следа. Люция увидела в глазах отца небывалую гордость.
