Сэт, переведя дыхание, вновь бросился к волку, не давая ему отнять жизнь лиса, и увидел сбоку змеиную чешую — Полоз наступал на Волка, зажимая его будто в клешни. Бывшие враги объединились. Их мечи снова и снова били по Волку, пустив первую кровь. Увидев собственную кровь, Волк впервые изменился в лице, и Сэт заметил что-то похожее на улыбку.
Витар атаковал, отвлекая внимание Волка, он удерживал его натиск, шипя от натуги, и упирался ногами в размякшую землю, зная, что долго не выстоит, а одного удара Вара хватит, чтобы отнять его жизнь. Сэт не мог упустить такую возможность. Он направил меч точно в грудь Вара и полетел на него. Вар развернулся. Меч Сэта вонзился в его плоть, пронзив плечо вместо сердца. Кровь заструилась по лезвию меча, принося удовольствие вместе с лёгким чувством досады. Росомаха оказался так близко к Вару, что чувствовал его горячее дыхание и видел нечто знакомое в чёрных глазах. Мимолётная радость испарилась. Он заметил нож слишком поздно. Вар вонзил его в бок, точно между пластинами доспеха. Сэт застонал от боли. Нож в его ране повернулся, причиняя дополнительную боль. Кровь полилась сильнее. Меч выскользнул из руки Сэта, и у него потемнело в глазах.
Вар резко оттолкнул его. Нож застрял в ране Сэта и он пошатнулся, упав на одно колено. Коснувшись краёв раны, он открыл глаза и увидел, что нож Баэда воткнулся в ногу волка, а меч Полоза — удерживает его от атаки. Голоса и лица всех, кого он когда-либо любил и потерял, всплывали в его воспоминаниях, отгоняя боль. Сэт с рыком поднялся. Перед глазами вновь всё поплыло. Кровь полилась по боку, закапала на землю, отнимая его последние силы, но он должен был что-то сделать. Отомстить за Михея, Деора, защитить Аледа и Кайру… сына, которого он не знал.
Князь Волк оглянулся на отчаянный крик росомахи. Нож Вара вернулся к нему лезвием в шею.
Сэт, обессилев, упал на колени. Вар, словно не веря в своё поражение, ощупал рукоять ножа. Полоз пошатнулся, отступив. Он упёрся мечом в землю, находя в нём опору, чтобы не упасть. Втроём они ждали неминуемого конца. Кровь брызнула из губ волка, он медленно опустился на землю, словно ещё верил, что победит. Его тело накренилось, и он упал в грязь. Пальцы на рукояти ножа медленно разжались.
***
— Волк мёртв! Князь Вар мёртв!
— Конец войне!
— Великий Зверь даровал нам победу!
Радостные крики звучали со всех концов долины, но здесь, в самом сердце кровопролитной бури, ещё шло сражение. Самое главное сражение.
Лось оглянулся, когда в его лекарский шатёр внесли ещё одного воина. За сегодня раненных и мёртвых прибавилось, но всё ещё теплилась надежда, что это не напрасно.
Вар повержен.
Лось слышал победоносные крики, и хотя сам не держал в руках меч, как его братья, вёл сражение иного толка. Не менее кровавого и жестокого. Такого же непредсказуемого. Ведь одного лекарского таланта без удачи и благословения самого Зверя попросту недостаточно, чтобы спасти ещё одну душу от смерти. От смерти, когда настал столь долгожданный мир.
Полог его шатра снова и снова приподнимался. Воины вносили раненных товарищей. Ридихан, оглянувшись на воинов, в очередной раз подумал, как ему повезло, что в самую гущу сражения лекарь Вейлих не побоялся войти в его шатёр. Теперь они в три пары рук спасали жизни — он, его помощница и Гилар. Гил осматривал тех, кто ещё мог подождать, Лось — тех, чья жизнь напоминала хрупкую паутину. Одно неосторожное прикосновение ткача — и она оборвётся. Он был аккуратен, как и всегда. Шёлковая нить восстанавливала плоть, молитвы — душу.
Лось никогда не знал, чью жизнь спасает. Мог отличить разве что лиса от росомахи или зайца от барсука. Но когда полог его шатра поднялся в этот раз, он увидел, что раненного воина несут четверо. Измазанные в крови и грязи, взлохмаченные, словно побывали в чертогах самого Чернобога. На своих крепких плечах они несли воина, в котором Лось не узнал князя росомах.
— Спаси нашего князя! — в горячих сердцах выпалил Гришко, склонившись над Сэтом. Григор стоял рядом темнее тучи. Князя положили на стол, залитый кровью, напротив лекаря.
Лось, не теряя времени, склонился над ним, осматривая рану на боку.
— Помогите мне его раздеть, — просьба прозвучала приказом. Здесь — в лекарском шатре — его вотчина и он отдаёт приказы как воевода. Все остальные обязаны не слушаться.
В шесть пар рук — Полоза, Лиса и Григора — с Сэта сняли и лёгкий доспех и кольчугу. Испорченную льняную рубашку Лось вспорол ножом, не церемонясь. Он сразу осмотрел рану князя, велев всем отойти от стола и не загораживать свет. Подозвал к себе Гилара, чтобы тот помогал. Вновь в тусклом свету лампы мелькнула шелковая нить. Вновь ткач взялся за дело. Один стежок за другим. Края раны вместе. Душу к телу. Он действовал осторожно, но в то же время быстро.
— Держись, князь, — улыбаясь, но грустно, шептал Гришко.
Все его братья по оружию стояли здесь и ждали, обращая молитвы к Зверю. Баэд и князь Витар оставались рядом и смиренно ждали. Сэт не издал ни единого звука с тех пор, как игла раз за разом пронзала его тело и нить вновь показывалась в окровавленных руках лекаря. Кровь текла всё медленнее, будто повинуясь заговору Лося, но лицо князя оставалось всё таким же бледным. Он смотрел в потолок шатра и долго молчал. Его грудь поднималась от медленно дыхания.
— Линн, — прошептал князь.
Никто не знал, что видит росомаха. Не знал, какой покой окружает его, будто иной мир. Он видел перед собой лицо чернокосой росомахи. Юная девушка улыбалась ему так тепло и нежно, что он забыл обо всём. Он закрыл глаза, а, когда вновь открыл их, не было ни шатра, ни лекаря, ни братьев. Только мир и покой. Ветер колыхал молодую траву и душистый запах трав стоял так ярко, что Сэт вспомнил весну.
— Линн, — снова повторил он имя возлюбленной.
Его голова лежала на коленях девушки. Её ладонь — такая тёплая и нежная — коснулась его щеки. Она улыбалась, смотря на него. Цветочный венок в её волосах. Разноцветные ленты, что колыхал ветер. По цветочному полю, смеясь, бегала девочка в тонком платьице. Босыми ногами она ступала по траве, и яркие рыжие косы развевались на ветру. Серые глаза девчушки смотрели на мир открыто и радостно.
***
За крутыми горами, где дуют безжалостные ветра, где царит зима и земля бела от снега треть года и жители под стать краю суровы, молодой князь Алед сел на трон Стронгхолда. Подле него, уверенно сжав плечо племянника в жесте поддержки, встала дева-воительница княжна Италь. Она тепло улыбнулась, веруя в силу племянника, и страх его сгинул, оставив лишь уверенность в будущем.
Дети — мальчик-медведь и девочка-лисица — беззаботно играли в светлице. Рядом с обликом медведицы-Матери не положено шуметь и браниться, но дети — самое ценное, что есть у духа-матери. Их искренний смех, преисполненный счастья, лучшее подношение из всех возможных.
Князь медведей улыбнулся, с теплом смотря на внука и внучку, пусть не по крови. Княжна Лаогера сидела подле отца, сплетая из разноцветных нитей васильковые поля и пленяя в рукоделии золотые лучи солнца и его теплоту.
Детский смех оборвался. Княжна насторожилась словно олениха, почуявшая хищника, и услышала удивлённый голос сына:
— Тятя?..
Медведица вытянулась, прядильная нить в руках дрогнула. Лаогера оглянулась, и рукоделие выпало из её руки. Васильковое поле раскинулось пред её ногами, и его затопили золотые лучи яркого солнца. У Лаогеры перехватило дыхание.
Он стоял у корней священного древа точно таким, каким она его помнила. Только света в глазах стало меньше.
— Тятя! — закричал Миттэ, и кинулся к отцу на руки. Медведь подхватил его и крепко прижал к груди.
Это не сон, не обманка духов. Он настоящий. На глаза княжны Скогенбруна нашли слёзы. Она поспешила к мужу и заключила его в объятия. Она хотела сама убедиться, что это не сон.
Девочка-лисичка смотрела на чужую семью, не зная, что делать. Облик медведицы Матери нависал над ней, и Шайло казалось, что она чувствует исходящее от неё тепло.
